Форексмен (СИ)
Гопники переглянулись.
– Так бы сразу, – хохотнул тот, который с ножом. Второй, хоть и глупый, насторожился.
Филипп чуть присел и, расстегнув сумку, запустил в нее правую руку. Гопники топтались рядом, пытаясь предугадать, чем поделится этот лошара, трусливо включивший заднюю.
Хороша деревня, она дает людям простые, очень полезные вкусности. Варенье, повидло, компоты, маринады. Все эти продукты прямо из огорода, с земли. Чтобы употреблять их, необходима ложка, для маринованных огурцов – вилка. Пальцы, шарившие в сумке, наконец нащупали холодный кусок сала. А вот сало потребно резать мелкими кусочками, для этого нужен острый нож. И он прилагается. Завернут в газетку, чтобы случаем не порезаться.
Филипп взялся за рукоять…
– Ну, чё копаешься? Давай… Время – деньги.
– Время – это время, деньги – это деньги, чертёныши! – Филипп выдернул руку из глубины сумки и лезвием, завернутым в газету, ударил говорливому гопнику в мягкую часть голени.
Крик эхом пронесся по двору.
Голуби взлетели с канализационных люков.
Филипп вытянул окровавленный нож из ноги противника и встал в полный рост. Разорванная газета почти слетела, кухонный инструмент оказался на четверть в крови.
– Да ты ебанутый! – перекрикивая вопль раненного подельника, выпалил гопник. Он был ошарашен, даже не заметил, как выронил свою китайскую безделушку.
Филипп молча смотрел ему в глаза, затем совершил ложный выпад, пытаясь дать понять, что на этом не остановится.
– Эй-эй! Да пошел ты! – заволновался гопник и, схватив за плечо своего порезанного товарища, дернул к себе. – Уходим, пока этот псих нас не перерезал!
Когда горе-грабители отхромали на значительное расстояние, резаный крикнул:
– Я… я найду тебя! – И они скрылись за углом. Этот вопль прозвучал в такой степени беспомощно, что Филипп улыбнулся. Наконец кто-то дал негодяям достойный отпор! Скольких людей они оставили без денег и телефонов? Стольких, что не сосчитать.
Филипп поднял оброненный ножичек, сложил и засунул в карман.
«Какой-никакой трофей. И на душе приятнее. А что касается пореза – не смертельно. Жить будет. Лезвие почти стерильное, его несколько раз со средством для мытья посуды споласкивали. Значит, не бывать заражению. А если додумается обработать йодом или на худой конец водкой, так вообще нормуль. Гопники они ведь живучие»
На всякий случай Филипп не стал прятать свой нож в недра сумки, а положил сверху. После чего застегнул молнию и двинулся в обратном направлении.
В беседке собралась группка алкашей. Они всё видели и от увиденного, кажется, слегка протрезвели. Даже привстали, когда человек с сумками проходил рядом.
«Как неловко, черт возьми!»
Но привстали они отнюдь не при виде уличного «Рэмбо» с рюкзаком и дорожной сумкой, а при виде троих сотрудников патрульно-постовой службы, бежавших вдогонку за человеком во весь опор.
Глава вторая
К городу подступала ночь. Несвойственный сентябрю теплый ветер задувал в открытые окна кабинетов полицейского отделения. Филиппа усадили на стул и принялись задавать вопросы.
– Что же вы, гражданин Таланов, от полицейских-то убегали? – качал головой кабинетный служитель порядка.
– Испугали они меня. Как услышал за собой шаги – обернулся, а передо мной трое. К тому же полицейская форма была только на одном, двое в гражданском… я и рванул. Но и пяти метров пробежать не успел: схватили...
– И человечка ножиком порезали, – не замечая слов допрашиваемого, продолжал причитать полицейский. – Прямо не студент, а разбойник.
– Ну, какой из меня разбойник, сами подумайте, – спокойно и тактично произнес Филипп. – Я повторяю: на меня напали, деньги хотели отнять…
– Стало быть, огромная сумма, раз ножом защищались? – перебил полицейский.
– Не ваше дело, – сухо, но без грубости процедил Филипп. Сотрудник на секунду поднял глаза. Филипп понимал: пререкаться с блюстителем порядка даже в такой пустяшной ситуации, – не лучший выход, и добавил примирительным тоном: – Подумайте сами, откуда у студента из деревни огромная сумма? Я что, похож на сына миллионера? Ну, полторы штуки. Много ли? Для меня, как и для тех гопников, – баснословная сумма. Только, в отличие от них, я всё лето подрабатывал. Лишь к осени удалось накопить. Разумеется, когда эти типы хотели взять меня в оборот, я испугался и схватился за нож, который, повторяю, предназначался исключительно для бытовых нужд. А эти деньги для меня – всё. Мне до следующего лета такой суммы не видать. А жить надо на что-то, плюс дело одно задумано…
– Чего? – поморщился полицейский. – Подожди-подожди, ты по каким ценам живешь? Полторы тысячи рублей зарабатывал лето?
Лицо Филиппа сделалось изумленным, затем он догадался, что сотрудник имел в виду, и усмехнулся:
– Что вы, речь о долларах.
– А говоришь, не сын миллионера. Разве простой гражданин считает деньги в валюте, если только он не богач?
– Да бросьте надо мной смеяться! У меня занятия завтра, мне в общагу надо. Сейчас почти десять, и если еще здесь задержусь, придется ночевать на улице. После одиннадцати там строго.
– У нас переночуешь, – хмыкнул сотрудник. Филипп заметно напрягся. – Камера в нашем отделении большая, места хватит, бичей подвинем, – выждав паузу, подытожил служитель порядка.
От такого нахальства Филиппа накрыла ярость:
– Чучело в форме! Окончательно стыд потерял?! – он подскочил, приближаясь к столу. Затем взялся пальцами за столешницу так, чтобы в любую секунду опрокинуть предмет мебели на приходящего в ужас сотрудника. – Чем я виноват? Пидараса, хотевшего оставить меня ни с чем, ножичком поцарапал? Так ведь это по всем законам не преступление!
Глаза полицейского замерли в страхе и непонимании. Он лет на семь старше Филиппа, но на миг совершенно отчетливо почувствовал себя перед ним ребенком.
– Такие поступки себе редко позволяют даже воры, – за секунду сбросив с себя оторопь, сказал полицейский. – А они в подобных кабинетах чувствуют себя очень уверенно. Ты, парень, присядь. Успокойся.
Филипп мягко опустил слегка приподнятую половину стола, вернулся на место и сказал:
– Извините.
– Я ведь пошутил насчет камеры, хотел посмотреть на твою реакцию. Зачем сразу бросаться?
– На нервах весь, товарищ лейтенант. Сегодня я мог отодвинуться далеко назад относительно своего успешного будущего.
– Что ты имеешь в виду?
– Этого никто не поймёт, – отмахнулся Филипп. – Скажу так: эти деньги мне необходимы как воздух.
– Даже боюсь спрашивать, на что.
– Вот и не надо.
За окном окончательно стемнело. Сибирские вечера в это время года всё еще продолжительны, и от того момента как в воздухе повеет предвечерней прохладой, до полного захода солнца проходит порядка пяти часов. Вечер практически сопоставим с продолжительностью светового дня, но только зимой.
Протянув руку, лейтенант захлопнул оконную створку и зажег настольную лампу.
– Ладно, вижу, нормальный ты парень. Чересчур резкий, конечно. Жизнь тебя за такой характер либо щедро наградит, либо крылья пообломает. Кем ты по специальности будешь, когда выучишься?
– Экономист я. Грубо говоря, бухгалтером буду.
– Не будешь ты никогда бухгалтером. В офисе сидеть, циферки считать, бумажонки перекладывать... Нет-нет, темперамент не тот.
– Почему же? – воодушевился Филипп. – При самом благоприятном исходе могу в крупную компанию устроиться, тогда буду не просто бухгалтером, а начну экономическими делами заведовать. Предел у профессии, разумеется, есть, но топ-менеджеры – далеко не последние люди. И зарплаты у них не зарплаты, а мечта.
– Уж прости, но такие, как ты, в этой жизни могут стоять либо главнее главных, либо ничтожнее ничтожных. Короче, либо царем, либо нищим. Середина не для тебя. Если ты за одно слово готов на сотрудника полиции стол опрокинуть, это говорит о многом. У тебя темперамент южный, хотя по внешнему виду не скажешь.