Воспоминания о будущем
— Обидно, а то я уже разбежалась пойти домой и посмотреть телик, — говорит Джейми, осторожно снимая со щеки выпавшую ресничку. — Короче, эти чертовы дисциплинарные часы начинаются в безбожную рань, в семь утра, и посещать их придется две недели. Тебе не кажется, что это несправедливо?
Не дожидаясь моего ответа, она продолжает:
— Понятия не имею, где я должна отбывать свой срок. Но мне нужно выяснить это до семи утра завтрашнего дня.
Вообще-то я знаю, что Джейми не в последний раз предоставляется возможность узнать, где отрабатывают штрафные часы провинившиеся ученики. Более того, я знаю даже то, что именно это взыскание положит начало ее флирту с мистером Райсом, дежурным учителем из дисциплинарной комиссии, и выльется в весьма гнусную интрижку, которая для преподавателя закончится разводом, а для Джейми высылкой в летний лагерь для девочек, где ей попытаются объяснить разницу между добром и злом при помощи поэзии, гончарного дела и Иисуса.
Пока Джейми продолжает свои излияния, я вытаскиваю ненужные учебники из рюкзака и кладу на их место ненужные учебники из шкафчика.
Дело в том, что мне вообще не нужны никакие учебники: я и так помню все, что в них написано.
Внезапно Джейми вопросительно заглядывает мне в глаза. В чем дело?
— Что? — спрашиваю я.
— Я спросила, почему у тебя пропуск в школу?
— Потому что я только что пришла, — отвечаю я, вырывая дверцу шкафчика у нее из рук и поворачивая ее так, чтобы рассмотреть свое отражение. Моя бледная кожа, ярко-рыжие волосы и шоколадные глаза резко контрастируют с более приглушенной гаммой внешности Джейми. Сегодня на мне ботинки на каблуках, поэтому мы кажемся одного роста, зато я опережаю Джейми на один или даже два дюйма в других, гораздо более интересных местах.
— И где ты была? — спрашивает Джейми, снова вырывая у меня дверцу.
— У врача, — отвечаю я, сбрасывая ее руку. — Идем скорее.
— Угу, идем, — отвечает она, с оглушительным грохотом захлопывая мой шкафчик. — Мне нужно пойти в класс раньше Энтони. Понимаешь, в этой юбке у меня слишком жирные ноги, так что мне лучше сидеть, когда он войдет.
Джейми берет меня под руку, и какое-то время мы очень мило шествуем так по коридору. По пути моя подруга окидывает всех проходящих взглядом тигрицы, высматривающей добычу. Я избегаю смотреть на лица, поэтому разглядываю обувь и пытаюсь угадать, кому она может принадлежать. Это очень увлекательная игра, и я тихонько хихикаю от удовольствия.
Белые шнурованные кроссовки «Найк» с логотипом в тон бордовому цвету школы.
Задачка в одно действие.
Чирлидерша.
Теннисные туфли «Адидас» со спортивными носками?
Футболист в период между играми (судя по небритым ногам).
Домашние тапочки? Ничего себе!
Ой, какие классные красные сапожки! Осовремененные ковбойские, стильные — хочу такие! Интересно, чьи они? Может быть, школьной королевы будущего года? Лизы Как Там Ее? Она модная девочка.
Не в силах удержаться, я поднимаю глаза и вижу, что ошиблась. Сапожки принадлежат Ханне Райт. Я невольно улыбаюсь, потому что в будущем у Ханны все прекрасно.
Жаль, что я не могу сказать ей об этом.
Вернувшись к своей игре, я замечаю коричневые «Конверсы», шагающие мне навстречу — нет, прямо ко мне! — но прежде, чем я успеваю идентифицировать их или как-то отреагировать, Джейми оттаскивает меня в сторону. Мы сворачиваем в коридор, где расположены классы испанского.
— Опять играешь в свою тупую обувную игру? — спрашивает Джейми, отбрасывая мою руку
Я пожимаю плечами.
— Когда ты будешь смотреть, куда прешь? Ты чуть не врезалась в этого чокнутого! — шипит она, затаскивая меня в класс миссис Гарсия.
— Какого еще чокнутого? — с любопытством спрашиваю я. Утренняя записка не предупреждала меня ни о каких психах.
— Да того самого, с кем ты болтала вчера во время пожарной тревоги. Джейка! Нет, стой, не Джейка… Как его? Ланс? Неважно. Ну, того парня, который подскочил к тебе и одолжил свою толстовку. Кажется, он и сейчас хотел с тобой поговорить, но ты в это время пялилась на его ноги. Впрочем, на этот раз это неважно. Нечего тебе общаться с чокнутыми! Ты и сама с приветом, так что это будет уже перебор.
Джейми поворачивается и лукаво улыбается мне, но звонок прерывает наш разговор.
Когда миссис Гарсия становится спиной к классу и начинает маркером писать на доске план сегодняшнего урока, я наклоняюсь и тихо шепчу своей лучшей подруге:
— Джейми, ты ни капельки не жирная. Ты просто прелесть.
Джейми еле заметно улыбается, и, заглянув в ее блестящие глаза, я вижу в них ребенка.
— Спасибо, Лондон, — тихо шепчет она и поворачивается к Энтони. Когда я замечаю, с каким одобрением он откровенно любуется ногами Джейми, то понимаю, что на проблему жирности мы с Энтони смотрим абсолютно одинаково.
Глава шестая
Это был не сон, потому что я не спала.
Засыпала, но еще не уснула.
В этот короткий промежуток между дремой и фазой быстрого сна в мой мозг со скоростью товарного поезда врывается видение — и вот уже я сижу на кровати, яростно моргаю, чтобы быстрее привыкнуть к кромешной темноте, тяжело дышу и обливаюсь потом, несмотря на то, что обогреватель стоит на минимуме, как будет стоять каждую ночь, пока я живу здесь.
Воспоминание никуда не уходит, оно ведет себя в точности как отвратительная кровавая фотография в учебнике анатомии, которую мне предстоит увидеть через несколько месяцев, чтобы уже никогда не забыть.
Мне хочется выбежать в коридор и забраться в постель к маме.
Но я заставляю себя успокоиться.
Делаю не меньше пяти глубоких вдохов, чтобы выровнять дыхание. Может быть, даже больше. Один за другим осматриваю все предметы в комнате и поочередно признаю их неопасными. Наконец снова заворачиваюсь в еще теплый кокон между двумя огромными подушками, образующими перевернутую букву «V» в изголовье моей кровати.
Немного успокоившись, я пытаюсь заставить себя подумать о чем-нибудь другом. Например, о неприятном враче, с которым встречалась сегодня утром, или о том, что Джейми флиртует с Энтони. Белые кроссовки, красные сапожки, дурацкие тапочки, черные ботинки, коричневые кеды…
Бац!
Я снова широко распахиваю глаза.
Я пытаюсь потрясти головой. Пытаюсь снова подумать о ботинках. Я даже пытаюсь подумать о других неприятностях, вроде грядущей, скажем так, ситуации, в которую вот-вот попадет Джейми.
Ничего не помогает.
Громко выдохнув, я решаю отпустить мысли на свободу. Приходится признать, что я делаю только хуже, пытаясь запретить себе думать об этом.
В следующий миг я оказываюсь на кладбище.
Теперь я уже дрожу всем телом.
Я на похоронах. По крайней мере, мне так кажется.
Я не могу разглядеть ничего, кроме смутных черных фигур — очевидно, это люди — и серых камней, обступающих их со всех сторон. Запах: его ни с чем не спутаешь. Пахнет свежесрезанной травой. Время? Может быть, половина девятого утра или 3:14 дня. Пасмурно, поэтому я не могу сказать точно:
Я не понимаю, что происходит, но все равно чувствую гнетущую тоску.
И одиночество.
И еще страх.
Может быть, включить свет и приписать пару строк к сегодняшней записке — прямо под размышлениями о «чокнутом», про которого говорила Джейми, и фантазиями о том, зачем он мог дать мне эту чудесную, мягкую, пропахшую мужским ароматом толстовку, все еще лежащую у меня в шкафу? Но я не трогаюсь с места.
Принимая во внимание короткое замыкание у меня в мозгах, не требуется большого ума, чтобы предположить очевидное — это воспоминание вызвано сегодняшней сценой на кладбище. Но знание причины нисколько не смягчает тяжести удара, нанесенного грубой, неоспоримой реальностью.
Я помню будущее.
Я помню будущее и забываю прошлое.
Мои воспоминания — хорошие, плохие и просто скучные — еще не стали событиями.
Поэтому нравится мне это или нет — а мне это совершенно не нравится, — но я буду помнить, как стою на свежесрезанной траве, в толпе одетых в черное людей и в окружении бесконечных рядов надгробий, ровно до тех пор, пока это не случится в реальности.