Призывающий ветер

  Лейси подошла поближе и незаметно для себя загляделась, очарованная неожиданным открытием. А ведь всего час назад ничего, кроме ярости, этот мужчина в ней не вызывал. Она поймала себя на том, что ее гложет что-то вроде смутного, тревожного голода, который она испытывала когда-то давно, глядя на Дональда Баррингтона, прогуливавшегося в плавках у плавательного бассейна в деревенском клубе.
  «Животный магнетизм, — так называла это Нора. — Зов плоти, сексуальность».
   Нора говорила, что это есть у Денни. Лейси так не думала, но, конечно, Нору не разубеждала. После той бесславной истории с Дональдом ни к кому больше Лейси ничего подобного не испытывала.
   И вот теперь Митч.
   Дядя Уоррен тревожится, что ей вскружит голову неподходящий мужчина, покусившись на ее состояние. Разве не так? Дядя Уоррен боится, что у нее не хватит здравого смысла понять, что для нее хорошо, а что плохо.
  Теперь Лейси могла порадовать дядю Уоррена: оказывается, она тоже боится, как бы ей не вскружили голову.
  Но ее боязнь не имеет отношения к Денни Арохо. Ее боязнь связана с Митчеллом Да Сильвой. Не дай Бог, если он проникнет в ее жизнь.
  Она поспешно отвернулась от спящего на постели Митча, и тут перед ней возникла другая проблема: а сама-то она где будет спать?
  Ясно, что не на кровати. О кровати надо забыть.
  У Лейси прямо мороз пошел по коже, когда она представила себе, как устраивается рядом с Митчем. Вот уж идеальный повод для насмешек! Вдобавок ко всему, воспрянув духом, он еще станет добиваться того, что будет для него не больше чем очередной ночью любви.
Остаются две возможности: пол и стулья.
  Летом и пол сгодился бы. Но сейчас, в середине сентября, резкий, словно в Арктике, ветер свободно проникал в щели между сосновыми бревнами, и Лейси в прошлые приезды уже доставалось от него. Лучше не рисковать. Правда, на сдвинутых стульях она еще никогда не спала.
  С сожалением поглядев на пол, она вздохнула и, тихонько подвинув тяжелый стул так, чтобы спинка упиралась в дверь, приставила к нему другой стул, стоявший у огня, — сиденье к сиденью. Постель получилась кошмарной, жесткой и слишком короткой.
  И все же это был лучший вариант. Лейси вытащила из шкафа колючее армейское одеяло, завернулась в него, перебралась через подлокотник и кое-как, поджав ноги, умостилась.
   Но тут же, кряхтя, приподнялась, взбила подушку, с трудом подавила кашель от поднявшихся клубов пыли и снова улеглась — теперь уже на спину. На пять секунд.
  Опять повернулась на бок. Снова легла на спину. Почесала под колючим одеялом голые ноги. Стулья скрипели, кряхтели и наконец начали разъезжаться.
  Лейси беззвучно выругалась и, скорчившись на одном, попыталась подтянуть второй. Напрасный труд.
  Лейси закрыла глаза и воззвала к своей выдержке. Уж если не удастся поспать, то надо по крайней мере перетерпеть.
  И тут из темноты донесся нетерпеливый голос:
  — Феррис, когда надоест играть на музыкальных стульях, можете лечь в кровать. О вас я не забочусь, но хотелось бы немного поспать.
  Первой реакцией Лейси было — нет, нет и нет!
  Но насмешка в его голосе поколебала ее. Он издевается над глупой ее наивностью, над этим девичьим гнездышком, сооруженным из двух стульев. Голос дразнил ее. Он будто спрашивал: боишься меня? Или, может быть, боишься себя?
   Ну что же, Лейси Феррис тоже, кстати, никогда в жизни не уклонялась от вызова. Она встала, решительно запахнула на себе армейское одеяло и легла в постель рядом с Митчем Да Сильвой.
   И немедленно пожалела об этом.
   Не успела она опомниться, как он, сказав: «Вот так-то лучше», одним рывком выкатил ее из одеяла, после чего сбросил его на пол.
   — Постойте, что вы делаете?
  — Эта проклятая штуковина колется, будто стальной ерш.
  — Но одеяло греет меня!
  — Вам будет тепло, Феррис, — промурлыкал он. — Положитесь на меня, я согрею вашу кровь.
  До боли стиснув зубы, Лейси резко откатилась от него и уселась на краешке кровати, уставившись в искры догоравших дров и крепко скрестив руки на груди. Ну ничего, припомнит она дяде Уоррену, все припомнит, как только вернется...
  Но размечтаться о мести ей не удалось. Она вдруг ощутила на себе руки Митча Да Сильвы. Властным движением они снова уложили ее в постель. Изогнувшись, она лягнула его ногами. Раздался глухой стон и звучное ругательство.
  — Какого черта, Феррис? Вы что, хотите меня убить?
  — Это мысль, — пробурчала Лейси, безуспешно стараясь высвободиться. Она ни за что бы не призналась, но от его рук, сжимавших ей талию, от груди, в которую она упиралась спиной, исходили какие-то завораживающие волны.
  Ей никогда не было так тепло, так жарко. Он явно не шутил, когда грозился согреть ей кровь!
  — Пустите!
  — И не надейтесь. Кончайте дергаться, а то, чего доброго, снова ударите меня.
  — Я не... — начала было Лейси и умолкла, понимая, что скорей всего да, ударит.
  Митч тоже понимал это, судя по улыбке на лице, освещаемом догорающими дровами.
  Она все еще пыталась высвободиться, сохраняя последние капли здравомыслия, но он крепко держал ее.
  — Бесполезно, Феррис, угомонитесь и лежите себе спокойно.
  Она в последний раз проверила силу его рук. Они по-прежнему крепко держали ее. Тогда Лейси вздохнула и замерла. Оцепенела. Окаменела.
  — Расслабьтесь, — дохнул он ей в ухо.
  Преподаватель английского объяснял, что оксюморон — это стилистический оборот, в котором содержится кажущееся самоопровержение, к примеру, «звонкая тишина». Расслабиться в объятиях Митча Да Сильвы — это же чистейший образец воплощенного в жизнь оксюморона! Хотя она и так лежала прямым его воплощением — живым трупом.
  — В чем дело, Феррис? — поддразнил насмешливый голос. — Боитесь, что я покушусь на вас?
  — Конечно, нет!
  Она услышала над ухом приглушенный смех, и мурашки пробежали у нее по спине. Проклятие, почему она ответила? Теперь он чувствует себя победителем.
  — Тогда почему вы пытались залечь в этой крепости из стульев?
  — Боялась потревожить вашу лодыжку, — не найдясь с ответом, соврала она.
  — А почему же вы лягнули ее? — въедливо допытывался он.
  — Непроизвольно. Я не ожидала, что меня схватят. — Это не было ложью.
  — Теперь-то вы знаете, чего от меня можно ждать.
  Лейси почувствовала, как он улыбнулся ей в волосы. Она еще крепче прижала руки к груди. Выдержать. Не двигаться. Вдруг его ладонь легла ей на руку.
  — Даже в таком напряжении вы очень уютная. Вы знаете об этом, Феррис? — прошептал он.
— Прекратите.
— Прекратить что?
— Говорить... всякую чушь!
  — Это не чушь. Это комплимент. Вы не признаете, Феррис, комплименты?
— Это не комплимент!
  Он поднял голову и, перегнувшись через ее плечо, заглянул в глаза.
  — Нет? — В голосе звучало искреннее недоумение.
  — Нет, — сухо повторила она.
  Митч с минуту разглядывал ее, потом пожал плечами.
  — А я думал, это комплимент. — Он опустил голову на подушку, и его дыхание защекотало ей шею. — Мне нравится, когда мои женщины уютные.
  — Я не ваша женщина, Да Сильва.
  — О, правильно. Вы принадлежите прохиндею с дурной славой. Так?
  — Если бы вы только знали, — скрипнула зубами Лейси.
  — А я не знаю, — беззаботно хмыкнул он. — Но в любом случае прохиндей в Нью-Хейвене, а я здесь. Может быть, мне надо оказать любезность не только вашему дяде Уоррену, но и вам? Хотите, просвещу вас, что такое настоящие мужчины, а, Феррис?
  — Вы не знаете, Да Сильва, что самое главное в настоящих мужчинах!
  — Не знаю? — Теперь в голосе звучала явная издевка, он еле сдерживал смех. Рука его скользнула по ее бедру. — Хотите удостовериться?
  — Нет! — вскипела Лейси и тут же пожалела о своей горячности. Это его только забавляет. — Верю вам на слово, — холодно добавила она.