Имперская трилогия (Трилогия)
Когда Юлий, Клозе и Стивенс вошли в приемную полковника, там наблюдались пятнадцать разъяренных пилотов и один испуганный адъютант. Все пилоты были участниками завтрашней акции.
– Полковник Ройс не может вас принять, – сообщил адъютант новоприбывшим.
– Почему? – спросил Стивенс.
– Он занят.
– Между прочим, вы разговариваете с офицером, капрал, – сказал Клозе.
– Так точно, сэр. Полковник Ройс занят, сэр.
– Чем он занят, капрал?
– Не могу знать, сэр.
– Дай мне попробовать, – сказал Юлий. – Капрал, вы знаете, кто я?
– Вы – капитан Морган, сэр.
– Имя римского императора и фамилия английского пирата, – пробормотал Клозе. – Потрясающее сочетание.
– Вы слышали о моей репутации, капрал?
– Так точно, сэр.
– Вы знаете, что я всегда держу свое слово?
– Так точно, сэр.
– Тогда слушайте… Слово офицера, что, если вы не пропустите нас к полковнику Ройсу, я дам вам в глаз, – сказал Юлий. – Вы верите мне, капрал?
– Верю… Так точно, сэр. Но я не могу нарушить приказ… – На лице несчастного капрала читалось отчаяние.
– Тяжелая ситуация, капрал, – сказал Юлий. – Так ты нас пустишь?
– Я… никак нет, сэр.
– Я прекрасно понимаю вас, капрал, – сказал Юлий. – Вы не можете нарушить приказ вашего непосредственного начальника и все такое. Я вас за это не виню.
– Так точно, сэр, – с облегчением сказал капрал.
– Но и вы меня тоже поймите, – сказал Юлий и дал капралу в глаз.
Дверь, на которую опирался адъютант полковника Ройса, оказалась незапертой, и капрал влетел в кабинет полковника спиной вперед, врезался головой в чайный столик, отчего его ножка подломилась и столик обрушился на голову несчастного адъютанта.
– Неплохой удар, коллега, – оценил Стивенс.
– Не стоило его бить, – вздохнул Юлий. – Он ведь ни в чем не виноват. Но так уж повелось, что я действительно всегда держу свое слово.
Полковник Ройс сидел перед терминалом дальней связи. При появлении пилотов он вскочил на ноги и побагровел от ярости.
– Вашу мать, офицеры! – рявкнул он. – Что означает это вторжение?
– Мы в свою очередь хотели бы знать, что означает вызов пополнения, полковник, – сказал Стивенс.
– Я не обязан перед вами отчитываться! Вы забываетесь, господа! Вы находитесь на территории военной базы, и у нас тут идет война! Я не намерен терпеть подобные выходки!
– Надо же, теперь у нас, оказывается, война, – пробормотал Клозе. – А я думал, полицейская операция.
– Под трибунал захотели, пилоты? – продолжал бушевать полковник. – Так вы получите свой трибунал! Но только после того, как выполните свое боевое задание! Отвертеться хотите? Не выйдет!
– Жаль, – пробормотал Клозе. – Лучше уж тюрьма, чем могила.
– Что вы там бормочете? – грозно осведомился полковник. – Что это за манера такая – бормотать в присутствии начальства?
– А что за манера – требовать замену пилотам, которые еще не отлетали свое? – поинтересовался Клозе.
Полковник с шумом втянул воздух.
– Давайте сделаем пару глубоких вдохов, – прокомментировал он свои действия. – И попытаемся немного успокоиться. Я не вызвал никакого пополнения.
– Тогда почему оно прибыло?
– Полагаю, что произошло досадное недоразумение. Я как раз пытался связаться со штабом блокады, чтобы все выяснить. Неужели вы думаете, что я настолько не верю в ваш завтрашний успех, что мог заранее вызвать вам замену? И неужели вы думаете, что я готов отправить вас на верную смерть?
Сначала Юлию даже стало стыдно, а потом он подумал: какого черта! Это все слова, и, что бы сейчас ни сказал полковник Ройс, ситуации это не изменит. Операция «Всплеск» была спланирована бездарно, требовала распыления сил и базировалась на вере в личное мастерство каждого пилота. Тот, у кого оно окажется недостаточно высоким, назад не вернется, а определить, насколько ты на самом деле хорош, можно только в бою.
Тем временем полковник разливался соловьем о своем хорошем отношении к подчиненным, о том, что он старается все делать не только по уставу, но и по совести, и нес прочую демагогию, совершенно не обращая внимания на валяющегося без чувств капрала.
Тут Юлию снова стало стыдно, он подобрал тело капрала с пола и усадил его на стоявший в углу полковничьего кабинета диван. Капрал что-то пробормотал в ответ на эту любезность, но глаз не открыл и от продолжения диалога отказался.
– …Вот так-то вот, господа офицеры, – закончил свою проникновенную речь полковник Ройс. – А вы что подумали?
– Не верю ни единому его слову, – сказал Клозе, когда они шли по территории базы в направлении офицерского клуба. – Я тоже умею рассуждать на возвышенные темы, уходя от основного вопроса.
– Все офицеры так умеют, – сказал Стивенс. – И чем старше звание, тем выше мастерство врать подчиненным.
– Он выставил себя полным козлом, – заметил Юлий. – По крайней мере, в наших глазах, но он может на это наплевать, потому что он – полковник, а мы, скорее всего, завтра не вернемся.
– А может, мы зря паникуем? – спросил вдруг Клозе. – Может, этот «Всплеск» яйца выеденного не стоит? Может, мы запросто отбомбимся по целям и вернемся домой уже через час, целые и невредимые?
– Ты сам веришь в то, что сейчас сказал? – спросил Юлий.
– Нет, но очень хочу, – сказал Клозе.
– Это задница, джентльмены, – сказал Стивенс. – В такую задницу мы на этой планете еще не попадали.
А ведь он прав, подумал Юлий. Они бомбили космодромы, склады, тайные укрытия и учебные лагеря повстанцев, громили нелегальные рудники по добыче тетрадона. Они сталкивались с зенитными батареями, комплексами ПВО и вражескими истребителями, но с тяжелым боевым судном дела иметь им еще не доводилось.
«Деструктор» не давал Юлию покоя.
Юлий не мог понять логической необходимости его присутствия на Сахаре. Обычно контрабандисты выбирали свои корабли, исходя из баланса, скоростных качеств и грузоподъемности. У линейного крейсера было все в порядке со скоростью, но и с демонтированным главным калибром и при отсутствии десантного батальона на борту он не мог бы конкурировать по части полезной нагрузки даже с обычным среднетоннажным грузовиком.
Юлий в который раз спрашивал себя, чем обладает «деструктор», чего нет в обычном грузовике, и ему дико не нравился очевидный ответ. Оружием.
Но контрабандисты не дерутся. Они предпочитают скрываться, уходить из локального пространства планеты до того, как имперские силы выйдут на расстояние удара. Тогда зачем им понадобился крейсер?
Юлия терзали смутные сомнения.
– Меня терзают смутные сомнения, – сказал Юлий.
– По поводу? – спросил Клозе.
– По поводу крейсера.
– Чего нам с тобой париться? – спросил Клозе. – Наше дело – космодром. С крейсером будет трахаться камрад капитан.
– Премного благодарен, – сказал Стивенс.
Они вошли в офицерский клуб и покинули его уже через пять минут. В клубе гулял молодняк из пополнения, отмечая свое первое назначение. Там было слишком шумно, слишком дымно, слишком пьяно и слишком весело. Юлий ничего не имел против хорошей гулянки, но только не накануне боевых действий, да и настроение его немного не соответствовало атмосфере всеобщего праздника.
Захватив из бара по паре бутылок пива, они отправились в оранжерею и расположились в шезлонгах посреди миниатюрного леса тропических растений. В оранжерею на базе редко кто забредал – пилоты не хотели бередить свою душу воспоминаниями о более приятных местах, чем Сахара с ее болотами.
– Когда мы выиграем эту войну, я напьюсь, – пообещал Клозе. – Буду пить неделю, а может быть, и две. Хочу увидеть розовых слонов и зеленых крокодилов.
– Во-первых, крокодилы и так зеленые, – сказал Юлий. – А во-вторых, мы, я имею в виду флот, никогда не выиграем эту войну.
– Это еще почему? – спросил Клозе. – Ты не веришь, что мы раздавим этих чертовых повстанцев?
– Не в этом дело, – сказал Юлий. – Войну может закончить только тот, кто ее начал, а начал ее отнюдь не военно-космический флот. Такие большие государства, как Империя, должны вести перманентные военные действия в какой-нибудь захолустной дыре. Это обеспечивает мало-мальски сносную боеготовность армейских сил и в то же время поддерживает население вышеупомянутого государства в постоянном состоянии легкой тревоги, что делает людей более управляемыми. И если закончится эта война, то тут же в другом месте начнется какая-нибудь другая. Это закон, по которому развиваются империи. Это что-то вроде церемониального имперского танца, который мы обязаны протанцевать.