Не отпускай меня
Не поворачиваясь, он почувствовал, что Джессика вошла.
— Прошлой ночью ты явилась ко мне сама. Из этого можно сделать кое-какие выводы.
— Еще скажешь, что ты не для того приезжал в Сиэтл, чтобы пригласить меня.
Получил? Так просто она не сдастся, умеет защитить себя. Алекси это восхитило, как и то, что она выбрала его среди всех других мужчин — ведь явно не вела активной половой жизни. Она стояла не двигаясь, когда он распахнул рубашку и погладил розовые пятна на ее грудях, оставленные его щетиной.
— Болит?
— А у тебя?
— Я не так мягок и нежен. — Он взял ее грудь в ладонь и следил, как чувственный жар разгорается в зеленых глазах, как они темнеют от прилива желания. — Мне нравится, что ты надела мою рубашку. Может, завтрак подождет? — пробормотал он.
— Потому, что ты ждать не можешь? — уколола его Джессика, но ее руки уже поднимались, чтобы обвить его, губы раскрывались навстречу его губам…
— Дай мне ту доску, — потребовал Алекси с балок над головой Джессики.
Было одиннадцать утра. Джессика чувствовала себя явно не в своей тарелке. Алекси ощущал, что она сравнивает их новые отношения с моментами страсти, наблюдает за ним. Она избегала его взгляда, отстранялась, когда их тела грозили соприкоснуться.
И накрасилась. Как будто скрылась от него за этим щитом. Вернулась обратно в свой, подвластный ей, мирок, где все понятно, где можно строить планы и предсказывать, что случится, и не бояться, что планы и предсказания не сбудутся.
Алекси работал над крышей. Укреплял ее снизу, спасаясь в этом занятии от волнений. Останется? На день? На ночь? На неделю?
— Не снизойдет ли госпожа большая начальница до того, чтобы немного поработать ручками? — попробовал он поддразнить ее, улыбаясь.
— Мне уже приходилось это делать.
Она подняла короткую доску, отрезанную по мерке, на которую он указал, и, поднявшись на несколько ступенек по лестнице, остановилась, чтобы передать ее Алекси. Но он положил свою руку поверх ее руки и задал вертевшийся на языке вопрос:
— Остаешься?
Джессика выглядела настороженной.
— Я собираюсь поехать поговорить с Виллоу. Должна убедиться, что ей ничто не грозит.
— Ей ничто не грозит.
Джессика нахмурилась.
— Откуда ты знаешь?
Он всунул доску куда полагалось и принялся заколачивать в нее гвозди. Джессика поднялась выше и вперилась в него взглядом.
— Ты невозможный тип, Алекси Степанов. Ответишь ты мне или нет?
Ее волосы опять были собраны в узел, зачесаны назад и затянуты. Дорогие синие брюки, жакет под пару. Раньше она занималась со своим ноутбуком, поставив его на кухонный стол, и Алекси слышал сигнал ее телефона и приглушенный голос.
— Кто звонил тебе?
— Я управляю предприятием, да будет тебе известно.
— Ага. Ховард.
— Да.
Вспышка в глазах и это коротенькое словцо ясно сообщают, что она не хочет, чтобы лезли в ее дела. Извини, дорогая. Я собираюсь защищать то, что принадлежит мне. Теперь я твой любовник и в качестве такового не лишен прав.
— «Не приставай», — небрежно произнес он. — Это ты хочешь сказать?
— И люди еще считают Степановых приятными, общительными людьми. А ты только и знаешь, что создавать трудности.
— Реши наконец. Или ты хочешь меня — такого, какой есть, — или не хочешь.
— Ты — сплошная рана, Алекси.
— Может быть. Оставайся — или уезжай.
— Ничего себе утро после любовной ночи, — заворчала она и швырнула в него кусочком дерева.
Алекси отмахнулся от этого снаряда. Он подумывал о цветах и завтраке, поданном в постель. Но Джессика богата, он не может дать ей все, к чему она привыкла. Она уйдет, уйдет от всего, что может еще возникнуть между ними, — и это страшно. Он мог бы быть мягче — если бы не этот страх.
А на меньшее он не согласится.
— У вас, леди, ничего не выйдет. Бросить все, что у вас есть, опуститься до уровня рабочего — а ведь это то, что я есть.
— Понимаю. Ты хочешь, чтобы я решила сейчас, окончательно и бесповоротно. Чтобы осталась с тобой. Но в глубине души ты считаешь, что я уйду?
— Выбор за тобой. Я хочу, чтобы ты была здесь, и не собираюсь тайком бегать в отель, когда ты туда заглянешь.
Гордость ли это или страх — но ему нужно было заставить ее дать твердое обещание. Он сознавал, что требует от нее слишком многого: перевернуть всю свою жизнь ради человека, который мало что мог предложить взамен.
— Хочешь присматривать за Виллоу, решать ее проблемы — занимайся этим сама. Так что ты решила?
Чтобы заглушить собственный страх, подбодрить себя и заставить Джессику задуматься об их будущем, Алекси наклонился и положил ладонь на ее затылок. Ее глаза потемнели: страсть начала разгонять возникший между ними холодок.
— Иди сюда, — прошептал он.
Ее тело напряглось — она не послушается его приказа. Эта женщина сама выбирает свой путь. Приведет ли этот путь к нему?
Затем она поднялась еще на две ступеньки. Обрадованный Алекси наклонился к ней.
— Иди сюда, — повторил, опасаясь в то же время, что заходит слишком далеко.
Еще шаг — и Джессика оказалась на том уровне, где их губы могли встретиться и начать горячую игру.
— Я думала, что ты цивилизованный человек. Или хотя бы стараешься им стать, — шепнула она, ловя его губу зубами.
Он улыбнулся и провел языком по ее верхней губе.
— Только в крайнем случае.
Ее губы раскрылись, и его язык проник внутрь. Их глаза встретились, и он увидел в ее потемневших зрачках свое отражение. Возбуждение вновь охватило его.
— Я заставлю тебя просить.
— Ты слишком уверен в себе, Степанов, — промурлыкала Джессика. — Я могу соблазнить тебя в одну минуту. Вот так, — она прищелкнула пальцами.
Алекси ухмыльнулся, наслаждаясь этим соперничеством.
— Попробуй.
— Холодно на улице, а ты вспотела. И расстроена. Что произошло?
Этим тревожным вопросом Виллоу встретила Джессику, когда та вошла в магазин.
— Я бегала. Стараюсь поддерживать форму. — Тон ответа был резким, и Джессика немедленно об этом пожалела. Это все последствия того эпизода на лестнице. Когда он ответил лишь одним словом: «Попробуй», она чуть было так не сделала. Ее тело уже заныло от желания. Но она удержалась. В таких отношениях ничего не было — только секс, испытание друг друга на выносливость.
Ее колени дрожали. То ли она набегалась по пляжу, то ли это от мыслей об Алекси и его причудах. Ему непременно надо довести ее до крайности, чтобы потом увидеть удовлетворенной и обессиленной. Их тела сливались так, как если бы они были единым существом. Как может мужчина быть таким нежным, так ласкать? Как может быть поглощенным собственной страстью и в то же время ставить ее желания выше?
Она заметила удивленное выражение Виллоу.
— Извини, я думала о своем. Что ты мне говорила?
Брови Виллоу лукаво приподнялись.
— Ты думала об Алекси Степанове? О рыцаре твоей мечты? Так ты у него провела эту ночь? Рассказывай. Я поставлю чайник. А вот такого румянца я не видела раньше никогда.
Джессика строго взглянула на Виллоу. Неужели это так заметно? Часы, проведенные в постели Алекси, так на ней сказались?
— Это из-за холодной погоды. У меня встала машина.
— Ага. Конечно. — В кухне Виллоу поставила чайник на огонь и повернулась к Джессике. — Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы ты могла меня надуть. У тебя была с ним любовь, и тебе это понравилось. А бегаешь ты потому, что запуталась и тебе хочется довериться ему во всех своих сомнениях. Только ты не способна на это — поверить кому бы то ни было, кроме меня.
— Любовь? Думаешь, у меня был с Алекси секс? На мне это написано?
Виллоу в точности описала проблемы Джессики.
— Он… интересен. Тебе тоже, Виллоу?
— Мы встречались. В отеле, и в магазин он заходил, — сказала Виллоу. — Кажется, он мной заинтересовался. Надеюсь, тебя это не очень волнует. Не хочу, чтобы моя лучшая подруга ревновала меня. А ты ревнуешь? Ведь то, что у вас был секс, еще не значит…