Не отпускай меня
— Ну и?
— И Алекси сказал, что сейчас все может обернуться по-другому. Но одна ты уже не будешь. Мне это понравилось. Я глупая девчонка, может быть, но я знаю, что с ним ты в безопасности. Мужчины Степановы очень заботятся о своих.
Джессика внимательно смотрела на подругу.
— Я не совсем беспомощна. Сама забочусь о себе и всегда это делала.
— Ага. Не задирай так носа, вывихнешь. Я и не говорю, что ты беспомощна, но прежде любовной связи у тебя не было. Это больное дело для Ховарда.
Виллоу оглянулась на дверь, которая опять открылась. Вошла Элли с большим животом. К ней жалась тепло одетая Таня. Следом явилась Ли, тоже округлившаяся, с маленькой Катериной на бедре.
С веранды громогласно распорядился Микаил:
— Моей жене надо сесть.
Он сам заглянул в комнату, проверить, выполнен ли его приказ. Увидев ее в кресле, кивнул и закрыл дверь.
— Хлопочет надо мной, как наседка. Такой славный. Надеюсь, мы не помешали? — деликатно осведомилась Элли.
Вошел Ярэк с коробкой, и Ли показала на ларь.
— Ставь сюда, лапочка.
Он ласково улыбнулся ей и осторожно поместил картонку на ларь. Заглянул внутрь, и Ли поспешила предупредить:
— Не трогай! Потом. Принеси вторую коробку.
Ярэк поклонился ей:
— Рад служить, миледи.
— Пожалуйста, устраивайтесь поудобнее, — просила Джессика. — Так приятно, что вы пришли.
А между тем ее охватила паника. У нее же никогда не было никаких друзей! Только Роберт и Виллоу, и дружеских неформальных собраний она не устраивала никогда!
— На ларе стоят булочки из кондитерской. Боюсь, что…
— Это хорошо. Еда. Хочу есть. — Направившись к сладким булочкам, Ли передала Катерину Джессике. Толстенькое тело малышки прижалось к ней, согрело, и неожиданно Джессику охватила тоска по собственному ребенку. Она сама испугалась своих мыслей: там, где она выросла, дети, мягко говоря, не ценились. Она никогда о детях не мечтала, разве что в короткий период, когда была наивной юной невестой.
Она смотрела, как Ли ставит на стол пластмассовую коробку для торта, достает из мешочка бумажные тарелки и пластмассовые вилки. За этим последовали бутылки сока. Вошел Ярэк, поставил на стол еще коробку, побольше.
Следующую коробку, в деревянном каркасе, внес Микаил.
— Поставь, пожалуйста, на стол, Майк, — промурлыкала Элли, взмахнув ресницами.
Ярэк и Алекси вволакивали небольшую электрическую печку, новую, а устанавливать ее у стены просторной комнаты взялись все втроем.
— Открой коробки, Джессика, — мягко попросила Элли. — Все это принадлежало матери Алекси. Виктор хотел, чтобы ты могла ими пользоваться.
Джессика нерешительно подошла к столу и медленно сняла крышку с самой большой. Зашуршала бумага, и из коробки появилась фарфоровая чашка совершенной формы, расписанная яркими цветами, с золотыми ободочками. Джессика взяла другой сверток, в нем оказалось блюдце под пару. Явно это старинная посуда, дорогая семье.
Джессика почувствовала, как волнение стеснило ей горло.
— Самовар лежит в другой коробке, — произнесла Элли.
Джессика старалась не расплакаться. Как ласковы они с ней! Она не понимала раньше, какой пустой была ее жизнь, — и материальное богатство казалось сейчас таким эфемерным…
Кто ты, Джессика, на самом деле? Сколько ты недополучила от жизни? Что, если и на этот раз у тебя ничего не выйдет?
Она заметила, что Алекси не спускает с нее взгляда, и отвернулась. Она не подходит ему, и его родным тоже. О чем она вообще думает? Сближаться с человеком, которого уже однажды обидели?
Ну что же ты делаешь?
Вытирая тряпкой руки, Алекси осматривал только что установленную кухонную раковину и высокий стол к ней. Его двоюродные братья уже уписывали булочки с кофе в соседней комнате, и ему нужно было наконец присоединиться к ним.
А она, судя по виду разволновалась, совсем выбитая из колеи этим нашествием Степановых. Не знает, что делать, перепугана — но к нему за помощью не обращается. Предпочитает держать свои опасения при себе.
Алекси это злило. Обнять бы ее сейчас… но она задирает нос и не желает впустить его в свою жизнь. Не его, значит, дело, отчего она так потрясена обычным человеческим теплом.
Швырнув тряпку на пол, он зашагал в гостиную.
Войдя, он застыл, завороженный видом сидевшей на полу Джессики. С малышкой на скрещенных ногах, с волосами, волнами спускавшимися на плечи, она казалась слегка оглушенной и вместе с тем согретой обществом его родных. По-видимому, ее полностью поглощало открытие, которое напугало, но и обрадовало ее.
Встретившись с ним взглядом, она приоткрыла дрожащие губы. Как будто хотела что-то сказать и не могла. В глазах у нее поблескивали слезы.
Алекси поспешно двинулся к ней. Подобрал маленькую и отдал Ярэку, поднял Джессику с пола и заключил в объятия. Не выпуская, уселся в просторное кресло-качалку, только что прибывшее из мастерской, и стал тихонько покачиваться вместе с ней.
— Не могу, — шепнула она.
— Я понимаю, — ответил Алекси насмешливо. — Любишь побороться? А тут все так просто.
— Поганец.
Они были одни. Алекси следил, как Джессика бережно ставит фарфоровые чашки и блюдца на ларь. По тому, как ее пальцы пробежали по блестящей поверхности самовара, было видно, как она высоко оценила подарки.
Он принес новый письменный стол. Ярэк оставил его на веранде, и Алекси решил, что лучше преподнести Джессике свой подарок наедине.
— Куда это поставить?
— Что поставить? — Джессика медленно обернулась, как если бы не желала расставаться с полученными дарами. — Очень красиво, но не нужно. Отвези лучше обратно в выставочный зал или в мастерскую.
Сощурившись, она подошла ближе.
— Я еще не видела такого. Очень красиво и очень утонченно. Прямо чувственный дизайн.
— Дизайн мой собственный. Я сделал этот стол для тебя.
Удивленная Джессика вздрогнула. Ее рука поднялась с ореховой крышки стола к сердцу.
— Сделал сам. Для меня, — повторила она.
— Надеюсь, он тебе нравится. Так куда его поставить?
— Для меня? Так вот как ты ко мне относишься? Я достойна этой красоты? — недоверчиво повторила она. С ресницы вниз по ее щеке скатилась слеза. — Никто и никогда не делал чего-то мне в подарок, — дрожащим голосом добавила она.
— Это мелочь. Мужчина делает такие вещи для женщины, которую он… — Алекси запнулся, — которая ему дорога.
Он опустил стол на пол и потянулся, чтобы взять ее лицо в руки. Большим пальцем смахнул слезу и запечатлел на этом месте поцелуй.
— Такой красивый. Я… даже не знаю, что сказать. — Джессике казалось, что вся защитная скорлупа, которой она обрастала годами, вдруг стала хрупкой и осыпается с нее.
Но чего она не ожидала — это страдания на его лице. И его слез.
— Алекси, со мной все нормально!
— С тобой всегда все «нормально», так? — Низкий голос дрожал от волнения. — Но я вижу, что ты чувствуешь за этим твоим защитным экраном.
Своих слез она удержать больше не могла.
— Почему ты сердишься?
— Потому, что такой незначительный, скромный подарок тебя так потряс. Ты должна была получать подарки всегда, созданные… — Он оборвал себя и отвернулся. — Хочу пригласить тебя в одно место. Если пойдешь, надень сапоги и куртку. На улице холодно.
— Не сейчас. Потом. Не хочется уходить отсюда. Тут так красиво… а если я уйду, вдруг это все исчезнет…
Брови Алекси сдвинулись.
— Дом этот хороший. Не отделан еще, но и так никуда не убежит.
Ну как объяснить это?
Не дом. Все его тепло, вся любовь…
Алекси забрал ее в объятия и начал осушать ее слезы поцелуями.
— Ты слишком много думаешь.
— Все это должно кончиться. Там, снаружи, нас ждет реальный мир, и он не будет ждать слишком долго. Не отпускай меня, Алекси. Я совсем расклеиваюсь.
Он напрягся, но продолжал держать ее крепко. «Должно кончиться» — эти слова ему не понравились. Но и это лучше, чем ничего.