Безграничная (ЛП)

Я улыбаюсь и протягиваю руку к коробке. Она застенчиво улыбается в ответ и отдает ее мне. Внутри несколько DVD-дисков, журналов, моя потрепанная копия «Академии Вампиров» и несколько других книг, пара туфель, которую я одолжила ей для выпускного вечера.
— Как прошла поездка в Италию? — спрашивает она, когда я поставила коробку рядом с дверью. — Я получила твою открытку.
— Великолепно.
— Бьюсь об заклад, что так, — говорит она с завистливым вздохом. — Я всегда хотела посетить Европу. Увидеть Лондон, Париж, Вену... — Она улыбается. — Эй, а как насчет того, чтобы показать мне свои фотографии? Я хотела бы посмотреть. Если у тебя есть время.
— Конечно.
Я бегу наверх, беру ноутбук, затем мы садимся на диван в гостиной и смотрим мои фотографии, сделанные этим летом. Она прижимается своим плечом к моему, пока мы смотрим на фотографии Колизея, Триумфальных Арок, катакомб, Тосканы с ее виноградниками и холмами, Флоренции, и меня в глупой позе «я держу ее» возле Пизанской Башни.
А затем мелькает фото Анжелы и Пена наверху Собора Святого Петра.
— Подожди, вернись, — говорит Венди, когда я пролистываю ее.
Я неохотно нажимаю на кнопку возврата.
— Кто это? — замирает она.
Я понимаю, о чем она. Пен выглядит очень сексуально. Есть нечто магнетическое в его карих глазах, мужественном совершенстве его лица и все такое, но черт. Только не Венди.
— Просто парень, которого мы встретили в Риме, — говорю я Венди. Это довольно близко к истине, если не вдаваться в мельчайшие подробности об Анжеле и ее тайне, а–ля «поклянись, что никому не скажешь, Клара, об этом парне», который, по ее словам, всего лишь курортный роман. С тех пор, как мы вернулись в Вайоминг, она говорила: «Какой Пен?», — словно она никогда его не встречала.
— Я упоминала, что хочу поехать в Италию? — спрашивает Венди, подняв брови. — Вау!
— Да, там много горячих парней, — признаю я. — Конечно, потом они становятся мужиками среднего возраста с пивным брюхом в костюмах от Армани, с зачесанными назад волосами, которые смотрят на тебя типа «как дела?» — Я демонстрирую ей свою лучшую извращенную итальянскую усмешку, задираю подбородок вверх и посылаю ей воздушный поцелуй.
Она смеется.
— Фу.
Я закрываю ноутбук, довольная, что мы перестали говорить о Пене.
— Вот, как было в Италии. — Я похлопала себя по животу. — Я набрала пять фунтов, благодаря пасте.
— Ну, в любом случае, раньше ты была слишком тощей, — говорит Венди.
— Ну, спасибо.
— Ненавижу портить веселье, но я должна идти, — говорит она. — Мне еще нужно сделать кучу дел до завтра.
Мы стоим, и я поворачиваюсь к ней, мгновенно растерявшись при мысли о прощании.
— У тебя все будет просто потрясающе в штате Вашингтон, у тебя будут любые развлечения, и ты станешь самым лучшим ветеринаром на свете, но мне так будет тебя не хватать, — говорю я.
Ее глаза тоже полны слез.
— Мы будем видеться на каникулах, правда? И ты всегда можешь написать мне, ты же знаешь. Не пропадай.
— Не буду. Обещаю.
Она обнимает меня.
— Пока, Клара, — шепчет она. — Береги себя.
Когда она уходит, я беру коробку, несу ее в свою комнату и закрываю дверь, после чего вытряхиваю ее содержимое на кровать. Там, среди вещей, которые я одолжила Венди, я нахожу некоторые вещи Такера: рыболовную приманку, которую я купила ему в рыболовном магазине в Джексоне — его счастливую приманку «Морковку», как он ее называл — засушенный полевой цветок из венков, которые он когда-то плел мне на голову, смешанный диск, который я записала ему в прошлом году, с песнями о ковбоях, полетах и любви, который он слушал много раз, хотя, должно быть, думал, что это банально. Он вернул мне все это. Я ненавижу то, как сильно это ранит меня, и что я все еще цепляюсь за то, что было между нами, поэтому я аккуратно складываю все вещи обратно в коробку, заклеиваю ее скотчем, ставлю ее в дальний угол шкафа и говорю: «Прощай».
— «Клара».
Я слышу в голове голос, зовущий меня по имени прежде, чем слышу его в реальности. Я стою во дворе Стэнфордского университета, посреди более чем полторы тысячи первокурсников и их родителей, но я слышу его громко и ясно. Я пробираюсь сквозь толпу, ищу его волнистые темные волосы, ярко-зеленые глаза. И вдруг вокруг меня образуется брешь, и я вижу его, на расстоянии около двадцати футов, стоящего спиной ко мне. Как обычно. И, как обычно, это, как звон колоколов внутри меня, в своем роде, узнавание.
Я прижимаю ладони ко рту и кричу.
— Кристиан!
Он поворачивается. Мы пробираемся навстречу друг другу через толпу. В мгновение ока я рядом с ним, ухмыляюсь ему, почти смеюсь, потому это такое приятное чувство снова быть вместе после столь долгого времени.
— Эй, — говорит он. Ему приходится говорить громко, чтобы быть услышанным среди шума людей вокруг нас. — Так удивительно встретить тебя здесь.
— Да, кажется, так и есть.
До этой минуты мне никогда не приходило в голову, как сильно я за ним соскучилась. Я была так занята, скучая по другим людям — маме, Джеффри, Такеру, папе — захваченная этими чувствами, я упустила его. Но сейчас ... это похоже на то, как часть тебя перестает болеть, и вдруг ты снова чувствуешь себя здоровой и невредимой, и только тогда ты понимаешь, что тебе было больно. Я скучала по его голосу в своей голове и в реальности. Я скучала по его лицу. Его улыбке.
— Я тоже по тебе скучал, — говорит он смущенно, наклоняясь к моему уху, чтобы я могла услышать его сквозь шум.
Его теплое дыхание на моей шее заставляет меня задрожать. Я неуклюже делаю шаг назад, внезапно смутившись.
— Как прошло время в глуши? — все, что мне приходит в голову спросить.
Летом его дядя всегда берет его в горы, посвящая все время непрерывным тренировкам, вдали от интернета, телевидения и других развлечений, заставляя его тренироваться летать, вызывать сияние и развивать другие умения ангелов. Кристиан называет это «летней практикой», ведя себя так, словно его отделяет всего лишь шаг от военного учебного лагеря.
— Такая же скукотища, — сообщает он. — В этом году Уолтер был даже настойчивее, если ты можешь в это поверить. В большинстве случаев он заставлял меня вставать на рассвете. Гонял меня, как собаку.
— Почему? — Начинаю спрашивать я, но затем передумываю. — «Для чего он готовит тебя»?
Его глаза становятся серьезными.
— «Я тебе потом расскажу, ладно?»
— Как прошла поездка в Италию? — спрашивает он вслух, потому что людям покажется странным, если мы будем стоять здесь лицом друг к другу, не произнося ни слова, в то время как весь разговор происходит у нас в голове.
— Интересно, — говорю я. Должно быть это станет самым сдержанным высказыванием года.
В этот момент возле меня появляется Анжела.
— Привет, Крис, — говорит она, кивая в знак приветствия. — Как дела?
Он показывает на толпу возбужденных первокурсников, слоняющихся вокруг нас.
— Думаю, что реальность показывает, что я буду здесь жить.
— Я понимаю, что ты имеешь в виду, — говорит она. — Мне пришлось ущипнуть себя, когда мы ехали по Палм Драйв. В каком ты общежитии?
— «Седро».
— Клара и я, мы обе, в «Робл». Думаю, это напротив твоего кампуса.
— Да, — говорит он. — Я проверял.
Глядя на него, я понимаю — он рад, что оказался в общежитии напротив нашего кампуса. Потому что он думает, что мне может не понравиться, если он всегда будет где-то рядом, схватывая случайные мысли в моей голове. Он не хочет беспокоить меня.
Я мысленно его обнимаю, и это удивляет его.
— «За что?» — спрашивает он.
— Нам нужны велосипеды, — говорит Анжела. — Этот кампус такой большой. Здесь у всех есть велосипед.
— «Потому что я рада, что ты здесь», — отвечаю я Кристиану.
— «Я рад находиться здесь».