Немир-3
Про "обожание" я опять-таки узнала от Элены: "Они его боготворят. Он для них - что отец родной. Все они - бывшие рабы, и, только благодаря ему, стали вольными гражданами".
Найт серьезно качает головой "нет".
-Нет - не убьют, или нет - не прекращу голодовку?
Два кивка (соответственно двум частям моего вопроса). Сдаюсь:
-Скоро время обеда - распорядитесь, пожалуйста, накрыть в столовой еще на четыре персоны.
Спокойный (безрадостный? не торжествующий?) наклон головы, вопросительный взгляд "я свободен?", и, на мое: "да, это все", Найт разворачивается, и медленно выходит своей слегка прихрамывающей походкой.
И это, дорогой мой дневник, только начало "падения великой Аринской стены"...
Обед... Моя Кира требует перенести ее стул и столовые приборы к месту слева от Найта. Я благоразумно промолчала. Затем моя Кира (моя Кира?!) спокойно терпела, пока Найт кормил ее с ложечки (да она же и мне не позволяет с собой подобное непотребство!). Когда тарелка наполовину опустела, моя Кира возбужденно (моя меланхоличная дочь - возбужденно?) спросила у моего "жениха": "Найт, а когда будет сюрприз?", на что тот ей ответил, показывая на тарелку, мол, вот когда все съешь, тогда и будет, а до этого - никак не получится. Моя Кира (моя Кира? я чуть со стула не упала, потому что заставить мою дочь полностью съесть содержимое тарелки не удается никому) съела все до последней крошки, и потребовала обещанный сюрприз. Я решила-таки вмешаться:
-Доченька, потерпи, пока Найт сам пообедает.
Мой "жених" бегом заглатывает пирожок, кивает Харду (который тут же срывается на этот кивок со своего места), берет на руки мою дочь (мою недотрогу дочь?), и выходит с моими детьми из столовой. Я тупо поворачиваю голову к Элене, и говорю ей на Священном (ее родном) языке:
-Я что-то пропустила?
Моя служанка дарит мне неловкую улыбку, и объясняет:
-Госпожа, они... подружились. Найт все эти дни проводил с ними очень много времени, но для Ваших тревог нет причин, потому что все это происходило под моим присмотром.
Я встаю, беру в руки чистую тарелку, накладываю на нее пирожки, и прошу Элену проводить меня туда, куда мог отправиться Найт с моими детьми.
Они стоят в саду под навесом, и Кира, не прекращая, тараторит:
-Ну скажи, ну скажи, что это...
Найт хитро улыбается и качает головой. Мой сын "по-взрослому" успокаивает сестру:
-Кира, какой же это сюрприз, если ты будешь знать о нем заранее.
Одновременно с нами, к ним подходит слуга, который несет в руках большую корзину, накрытую полотенцем. Найт подмигивает мне (мне?), и показывает головой: "смотри", опускает Киру на землю, и убирает с корзины полотенце.
Ой... Щенки.... Как? Откуда? В последний раз я видела собак еще в родном двадцать первом веке! Я чуть не захлебнулась от нахлынувших на меня эмоций восторга и умиления. Мои дети уже разобрали свои "подарки", и вовсю сюсюкаются с ними. Я отдаю самодовольно (не без причины) улыбающемуся Найту тарелку: "Ешь", - и опускаюсь на колени возле детей.
Не знаю, что это за порода (да хоть "двортерьерская", не все ли равно?) щенков, и во что они в результате вырастут, но сейчас эти белоснежные клубочки настолько миловидные, что к ним хочется прикасаться, их хочется гладить, с ними хочется дразниться. Я беру из рук недовольного (не без причины) моим вмешательством Харда, его щенка, и прижимаю этот попискивающий клубочек к своему лицу. Чувствую на своих щеках и глазах шершавый язычок, и благодарю Найта с искренней улыбкой:
-Спасибо, я и подумать не могла, какую радость Вы подарите моим детям.
Слышу голос Киры:
-Мама, мамочка, ты улыбаешься, мамочка, любимая.
Мои дети облепили меня и целуют мои щеки, и обнимают меня своими ручонками, а я... я боюсь убрать с лица улыбку, потому что мне кажется, позволь я себе это, мои губы не смогут снова ее воспроизвести.
Все, дорогой воображаемый дневник, пора мне закругляться, потому что к нам идут Найт с Хардом. Пока (или как там правильно писать последнюю фразу в очередной записи дневника?). Потом придумаю что-то другое, ну а пока - "пока"".
Сын садится возле Киры, и шутливо ее ругает:
-Что же ты их кормишь так неаккуратно?
Вчера Найт попросил моего разрешения взять Харда с собой в город. Я разрешила, и они уехали сегодня рано утром.
-Как вы съездили?
-Супер, зря ты с нами не поехала. И город - ничегоська-сибеська, и вообще... Резиденция их Прима, конечно, нашему и в подметки не годится, но в целом - все довольно солидно и впечатляюще.
-А что вы делали в резиденции?
-Найт заседания проводил, бумаги какие-то подписывал, а я с Примом Шико болтал.
Меня сейчас хватит удар:
-Болтал?
-Ну да, нормальный такой старикан, без всяких там. Да ты расслабься, я ему никакие государственные тайны не выдал. Да он и не спрашивал.
Найт громко смеется. Мне же совсем не до смеха. Я прекрасно знаю, что мои дети настолько разумные, что никогда не выдадут так называемые "государственные тайны", и поэтому причина моего "не до смеха" кроется не в этом, а в том, что мой сын "болтал с Шико". Как вам это нравится?
Найт жестом спрашивает моего разрешения присесть рядом со мной на подстилку. Я приглашаю его кивком головы, и на его второй вопросительный жест, направленный в сторону моих рисунков, беру их в руки и передаю ему. Он хмурится, рассматривая мои наброски. Ему что, не нравится?
Он показывает на разноцветные карандаши, сложенные на покрывале, и Хард отвечает ему вместо меня:
-Мама уже давно рисует только черно-белое.
Найт выбирает один из моих рисунков, потом берет карандаши и показывает мне "можно раскрасить?". Я пожимаю плечами "попробуй, раз есть такая охота", и переключаю свое внимание на детей:
-Ребята, давайте поиграем с вами в мяч, но при условии, что вы потом сразу пойдете к Элене, чтобы она вас покормила.
Мои умнички кивают мне, и мы отходим в сторону, чтобы не мешать своей игрой Найту, который сосредоточенно разрисовывает мой набросок.
Найт любезно вызвался проводить детей к Элене, а я сижу на покрывале, и, не отрываясь, смотрю на то, что получилось из моего рисунка после его "доработки".