Пепел феникса
– Это не хрень, это феникс – мифическая птица, восстающая из пепла, – сказала Анюта и отдернула руку.
– Больно? – всполошилась Любаша. По виду кожа на Анютиной руке была вполне нормальной, даже не верилось, что татуировку ей сделали всего пару часов назад.
– Уже нет. – Подруга вытянула перед собой татуированную руку, посмотрела на нее со смесью страха и отвращения. – Даже странно, когда мылась, болела, и краснота была, а сейчас ничего.
– Ну и хорошо, что ничего, – Любаша вздохнула с облегчением. – Вот что я тебе скажу, Алюшина, татуировочка очень даже симпатичная, изящная, а главное необычная. Если бы мне такую красоту забацали на халяву, я бы не убивалась, а сказала бы спасибо. Конечно, летом тебе непривычно будет, ты ж у нас не любишь привлекать внимание, но теперь уж что? Теперь ничего не поделаешь.
– А если попробовать свести?
– А зачем? Красивая ж птичка! И потом, я читала, что до конца татуировку вывести нельзя. Тебе очень хочется ходить в разноцветных разводах?
– Мне уже вообще ничего не хочется. – Анюта натянула на плечо халат, потуже завязала пояс. – Нет, хочется! – добавила неожиданно зло. – Хочется узнать, кто и зачем это со мной сделал!
– Хорошо, что только это, – проворчала Любаша. – Ты вообще новости смотришь? Слышала, что творится?
– Что творится? – эхом повторила Анюта.
– Неужели не знаешь?! Ну ты, Алюшина, прямо как на облаке живешь! Маньяк в городе завелся, вот что! Уже четыре убийства. И убийства-то какие жуткие. Все жертвы – молодые девушки, всех нашли привязанными к столбам-деревьям, облитыми бензином и заживо сожженными.
– Заживо? – ахнула подруга.
– Ну, так народ говорит.
– А милиция что говорит?
– А милиция, как всегда, молчит. У нее тайна следствия и все такое… Так что радуйся, Алюшина, что попалась ты в руки к татуировщику, а не к этому чокнутому пироманьяку.
– Я радуюсь, – сказала Анна и отхлебнула из Любашиной чашки остывший кофе. – Я только вот теперь думаю, что мне придется паспорт восстанавливать и дубликаты ключей делать.
– С ума сошла! – спохватилась Любаша. – Какие дубликаты?! Замок нужно срочно поменять. Вдруг этот… ну, художник-извращенец решит тебя навестить? Не, замок менять однозначно, а лучше и дверь заодно, она у тебя какая-то хлипкая совсем. А еще, может, давай в милицию заявим? Ну так, на всякий случай.
– Не надо в милицию. – Анюта покачала головой. – Сама ж говорила…
– Тут другой случай. Там костры, а тут птичка…
– Огненная птичка…
– Ой, мамочки! – Любаша потянулась за рюмкой, до самых краев налила в нее коньяку, залпом выпила. – Анют, ты думаешь, что это он тебя? Ну, пироманьяк этот?
– Не знаю. – Анна устало потерла глаза. – Любаша, я вообще ничего не понимаю.
– Тогда, знаешь, нам точно нужно в милицию! А то мало ли что! Не могу я рисковать жизнью лучшей подруги. Давай собирайся, пойдем заявление на маньяка писать!
* * *Заявление у нее хоть и приняли, но Анна была уверена, что дежурный офицер их с Любашей всерьез не воспринимает. Пару минут он с интересом рассматривал татуировку феникса на плече Анны, на этом его интерес иссяк. А к утверждению Любаши, что это дело может быть связано с делом пироманьяка, милиционер отнесся и вовсе скептически.
– Дамочка, да с чего вы вообще взяли, что вашей подруге был нанесен физический ущерб? – Он с неодобрением покосился на Анну.
– Так ведь татуировка же! – задохнулась от возмущения Любаша.
– А что татуировка? Татуировка могла быть сделана гражданке Алюшиной с ее личного на то согласия. Вы же только что рассказывали мне, что не помните события прошлой ночи? – Его взгляд делался с каждой секундой все раздраженнее. – Говорили?
Анна молча кивнула.
– Ну вот, это значит, что вы могли запросто дать свое согласие. И потом, вы уж меня простите, но от вас обеих пахнет алкоголем! – закончил милиционер и многозначительно покачал головой.
– Это ты типа намекаешь, что мы типа алкоголички? – Любаша уперлась кулаками в рабочий стол служителя порядка, посмотрела на него сверху вниз таким взглядом, от которого неподготовленный мужик мог запросто превратиться в пепел, но милиционер оказался подготовленным, Любашин взгляд проигнорировал и сказал официальным тоном:
– Все, гражданка Алюшина Анна Владимировна, заявление ваше я принял. Можете быть свободны.
– А розыскные мероприятия? – не собиралась сдаваться без боя Любаша.
– Я сказал – свободны! – рыкнул милиционер.
– А я сказала, что буду на вас жаловаться! – Любаша стукнула кулаком по столу с такой силой, что милиционер испуганно вздрогнул. – И начальству вашему, и еще куда следует…
– Люб, пошли уже. – Анна потянула разбушевавшуюся подругу за рукав пальто. – Люб, ну он же принял заявление.
– Принял! Да я ему такую жизнь устрою, что он к тебе каждый день с докладом будет приходить! – Любаша все еще бушевала, но к выходу все-таки пятилась.
– Да жалуйтесь вы! – Милиционер зло смахнул со лба выступившую испарину. – Сколько вас тут таких ходит жалобщиков! Вас много, а я один!
При этих словах Любаша уже хотела было снова ринуться в бой, но Анна ее удержала, почти силой вытолкала из кабинета и, когда подруги оказались в гулком полутемном коридоре, сказала успокаивающе:
– Люб, да ну его! Люб, нам еще замок менять. Пойдем, а?
– Да что ж ты добрая такая, Алюшина? – Любаша покачала головой. – Один урод тебя как матрешку расписывает, второй к чертовой матери посылает, а ты со всеми соглашаешься. Что бы ты без меня делала, Алюшина?
– Пропала бы, – буркнула Анна, торопливыми шагами направляясь к выходу.
Хоть Любаша и настаивала, на замену двери Анна не согласилась. Нет у нее денег на дверь! Сказать по правде, у нее и на замок-то нет, придется снова занимать у подруги. А еще документы восстанавливать…
Слесарь управился быстро, но, пока работал, тоже бубнил, что дверь хлипкая и никакой замок ее не спасет, тут нормальному мужику разок плечом приложиться – и все дела. Анна слесаря не слушала, пила кофе с коньяком, пыталась вспомнить хоть что-нибудь из событий минувшей ночи.
Не получалось, точно воспоминания стерли или запаролили. Скорее, запаролили, потому что мутные, совершенно обрывочные картинки перед внутренним взором нет-нет да и всплывали. Вернее, не картинки даже, а ощущения: холод, страх, прикосновения чего-то липкого, мерзкого, точно паучьих лапок. И паутина опять же. Где может быть столько паутины? На чердаке? В подвале? Да где угодно, хоть в подъезде! Здравый смысл нашептывал Анне, что случившееся нужно просто поскорее забыть, но феникс, вцепившийся острыми когтями в ее руку, заставлял измученный мозг снова и снова подбирать пароль к воспоминаниям.
Любаша говорила, что феникс красивый и стильный, но Аня кожей чувствовала исходящую от него опасность. Казалось бы, обычная татуировка, очень профессиональная, возможно, и в самом деле красивая, но было в ней что-то такое, от чего холодели кончики пальцев, а волосы на затылке начинали шевелиться. И наваждение это не могли развеять ни коньяк, ни тонкие Любашины сигаретки, ни сама Любаша.
– Алюшина, хочешь, я у тебя сегодня переночую? – спросила подруга, уже стоя на пороге. – Или лучше переселяйся на время ко мне, пока этого пироманьяка не поймают.
Анна отрицательно мотнула головой. Любаша добрая и надежная, но иногда ее бывает слишком много. Не хочется в который уже раз объяснять, что Аня так до сих пор ничего и не вспомнила и понятия не имеет, кто мог на нее напасть прошлой ночью. Деятельная Любаша уже начала разрабатывать версию, что это кто-то из бывших учеников, недовольный оценками, или какой-нибудь придурочный родитель, считающий, что его чадо незаслуженно притесняли. Мало ли сейчас ненормальных?! Анна с предположениями подруги не соглашалась. Любаша ей мешала, не давала сосредоточиться, ухватить за хвост какую-то очень важную, но все время ускользающую мысль.
– Люб, я сама. – Она поцеловала подругу в румяную щеку. – Ты и так уже много для меня сделала.