Она так долго снилась мне...
Он возбужденно прошелся взад-вперед и вновь подошел ко мне. Лицо его стало вдруг суровым и решительным.
— Вы должны начать писать, молодой человек, — бросил он мне с упреком в голосе, внезапно перейдя на величественное «вы». — Вы не вправе закапывать в землю свой талант!
ЛИОРЧерез две недели после знакомства с Лучиани я уже входила в их дом с намерением приступить к работе.
Клод, ожидавший меня у двери, приветливо улыбнулся.
— Очень рад вас видеть! — воскликнул он.
Затем он наклонился к моему уху и доверительно прошептал:
— Мсье Лучиани тоже очень рад.
— Спасибо.
— Вы пришли чуть раньше, — заметил он, взглянув на стенные часы возле входной двери.
— Я часто прихожу пораньше.
— Тем лучше, — с воодушевлением откликнулся он. — У нас будет возможность немного поболтать. Серена сейчас с отцом. Мне рекомендовано проводить вас к ней ровно в девять. Не желаете выпить чего-нибудь горячего? И у меня есть замечательные свежие булочки.
Я уже позавтракала дома, но не хотела обижать его отказом.
Кухня была как в лучшем ресторане. Просторная, оборудованная по последнему слову техники, сияющая чистотой, она казалась совершенно новой, будто ее никогда не использовали.
— Когда-то у мсье Лучиани постоянно бывали гости, — со вздохом поведал мне Клод. — А сейчас мы используем только малую часть помещения.
Он предложил мне сесть за стол.
— Чай? Кофе? Горячий шоколад?
— Чай, пожалуйста, — ответила я.
— С мятой? — спросил он, явно надеясь, что я не откажусь.
— Да, прекрасно, благодарю.
— Это мой любимый чай. Я прожил несколько лет в Марокко и научился искусству заваривать чай с мятой.
Он сорвал несколько веточек с кустика мяты в горшке на окне, промыл их, снял с полки изящный серебряный чайник в восточном стиле.
— Вы давно работаете на мсье Лучиани?
— Пришел за год до того, как родилась Серена.
— Вы оставались верны ему столько лет? — удивилась я.
— Мсье Лучиани хороший человек. И дом мне нравится.
— Вы здесь живете?
— Да, у меня неплохая квартирка в правом крыле дома.
— Вы женаты?
— Да. Но у меня нет детей. Мы с женой слишком долго выжидали, и, когда наконец решились, было уже поздно.
— А кто здесь еще живет?
— Джеральдина, кухарка. Я вас познакомлю.
Он бросил горсть чая в чайник, положил туда же листики мяты, две столовые ложки сахарной пудры и залил кипятком.
— Одно время нас много работало на мсье Лучиани, — продолжил он. — Где-то человек пятнадцать.
— А что, действительно нужно столько народу, чтобы следить за домом?
— Нет. Вполне достаточно пяти человек. Кухарка, экономка, горничная, сторож и я. Но у мсье Лучиани доброе сердце, и он нанимал кузенов, дядюшек и племянников тех людей, которые у него работали. Надо сказать, в доме вечно было полно гостей. Родственники, друзья, клиенты, деловые партнеры, которые, приезжая в Париж, останавливались у мсье Лучиани. А бывали очень и очень шикарные гости! Если я вам перечислю всех звезд, которые здесь появлялись…
— Все это было до ухода его жены?
— Да. Когда она бросила его, он перестал устраивать приемы. Его мужское самолюбие (он ведь к тому же итальянец!) было глубоко уязвлено. Потом, когда Серена заболела, дом стал совсем безжизненным. Слуги один за другим уходили. Остались только Джеральдина, помощница мсье Лучиани Анжела и я. Потом Анжела умерла, рак. Я знаю, что вы были с ней знакомы. Удивительная женщина, какое величие души!
Мы замолчали, в тишине ощутив незримое присутствие мадам Дютур.
Клод поставил два стакана на стол. Наполнил один кипятком и вылил в чайник.
— А Серена, получается, росла на ваших глазах.
Он опять на мгновение замолк, словно перебирая в памяти светлые образы прошлого, и горестно вздохнул.
— Ох, какая же это была чудная девочка! Надо было видеть, как смотрел на нее отец, когда она влетала к нему в кабинет во время каких-нибудь важных переговоров, ускользнув из-под надзора гувернантки. Он расцветал улыбкой. Забывал про протокол, про напускную важность и профессиональные обязанности. Вмиг превращался в бедного итальянского иммигранта, склонялся над девочкой, целовал, шептал ей ласковые слова на родном языке. Малышка любила всех нас, всех, кто работал в доме у ее отца. Мы были ее дядюшками и тетушками и одновременно товарищами ее детских игр. Поскольку она росла в закрытом пространстве, в тепличной атмосфере, созданной отцом, она стала скромной, мечтательной и достаточно замкнутой.
Он поднял чайник и неторопливыми уверенными движениями начал наливать заварку в стакан.
Он еще помолчал, глядя на меня, и добавил:
— А вы с ней похожи.
Я молча пила чай, а Клод рассказывал мне о доме. Но я слушала вполуха, думая о семье Лучиани и всех домочадцах, о странных событиях, которые мне поведали, и о своей роли во всей этой истории. Я явилась сюда не для того, чтобы спасти Серену, это не удалось бы никому из людей, но моей задачей было принести в ее жизнь немного радости и нежности. Я одновременно и гордилась такой миссией, и смущалась — эти люди проявляли ко мне такое необычное уважение, возлагали на меня такие надежды…
В назначенный час Клод проводил меня до дверей Серены.
— Здравствуй, Серена, это Лиор, — сказала я с порога.
На мгновение ее бледное лицо озарилось радостью.
Она и правда была на меня похожа.
Глава 6
Любовь — это тайна
ИОНАМеня постепенно засасывало в воронку финансового краха, но тут стало происходить нечто странное.
В тот день я встал, проглотил чашечку кофе и растянулся на диване, чтобы в очередной раз обдумать теорию мсье Гилеля о сватовстве людей и книг. Действительно ли каждому из нас предназначена некая книга? Роман, который способен примирить нас с жизнью, но при этом придать ей смысл, приоткрыть истину о предназначении человека?
Если это так, то, соответственно определению мудрого книготорговца, я еще не нашел ее. Эта мысль одновременно и пугала меня, и пьянила. С самого детства книги меня зачаровывали, опутывали волшебными сетями и уносили в параллельные миры, где я мог жить легко и бездумно, не тяготясь гнетом праздности и безделья. Многие повлияли на меня, многие порадовали и увлекли. Иногда персонажи книг жили в моей душе еще долгие дни и недели после того, как я закрывал последнюю страницу. Многие оставляли в ней след своей красоты и силы. Но ни одна книга не была для меня тем откровением, о котором говорил мсье Гилель. Ни одна не была адресована непосредственно моей душе, ни одна не прояснила мне смысл моей жизни.
Да, было совершенно очевидно, свой роман-светоч мне еще предстоит найти.
Эта мысль мне как читателю очень нравилась. Она сулила удивительную встречу, которая в один прекрасный день перевернет мою жизнь и наполнит ее новым содержанием. Но, когда я представлял себя в качестве писателя, эта мысль, наоборот, начинала меня тревожить. Я вспоминал об ответственности перед читателями и боялся пойти на поводу у собственного тщеславия.
Эти доводы говорили в пользу решения никогда больше не писать книг.
Когда я наконец решил встать с дивана и пойти пройтись, в дверь постучали. Не успел я спросить, кто там, как удары участились.
— Открывайте, мсье Ланкри! Я знаю, что вы дома!
Я узнал хриплый голос домовладельца и сразу приуныл: разговор явно предстоял неприятный. Этот тип славился тяжелым и вспыльчивым нравом.
— Вы что, прячетесь от меня, мсье Ланкри? — взревел он, когда я наконец открыл дверь.
— Нет, я просто… был в ванной.
— Ну ладно, поглядим. Вам известно, почему я здесь?
— Конечно! Не беспокойтесь, я не какой-нибудь жулик, я заплачу вам всю просроченную квартплату.
— Когда? — спросил он, воинственно вздернув подбородок.
— Ну как… Я не знаю… Как смогу, сразу заплачу.
— Это не ответ, мсье Ланкри! Вы должны мне за пять месяцев! Я вынужден обратиться к судебному приставу. Он заберет все, что сможет, и вышвырнет вас отсюда!