Беги, ведьма
– А что там дальше? – спросила она, пытаясь увидеть хоть что-нибудь за стеной кустарника.
– Главный корпус. Лечебница здесь недавно, всего пару лет, а раньше, еще до революции, была графская усадьба. В здании, в котором сейчас главный корпус, жили господа, а тут, – Зоя Петровна постучала пальцем по подоконнику, – был гостевой флигель. После революции усадьба в основном пустовала.
– Почему? – Арина коснулась решетки, осторожно пробуя ее на прочность.
– Крепко все, на совесть. Даже не сомневайся, – сказала Зоя Петровна тем же тоном, которым рассказывала про усадьбу. – А пустым дом стоял, потому что далеко от города.
– Какого города?
– Пробовали открыть тут пионерский лагерь, – медсестра словно и не услышала вопроса, – но не вышло из этой затеи ничего, закрыли через пару лет.
– Отчего закрыли?
– От греха подальше. Не велено нам пациентам всякие байки рассказывать. Хелена за этим делом строго следит, еще строже, чем за дисциплиной.
– Какие байки?
– Я же сказала, не велено. – Зоя Петровна закрыла окно, точно не сама пару минут назад сетовала на духоту. Может быть, чтобы их разговор никто не услышал? – В постель ложись, отдохни пока, – сказала строго.
– А потом? Что будет потом?
– А потом – суп с котом! – Зоя Петровна, не говоря больше ни слова, вышла, сердито хлопнула дверью, но замок запереть не забыла. Блэк проводил ее тоскливым взглядом, ткнулся лбом в Аринины колени.
– Попались мы с тобой. – Она потрепала пса за ухом, прислушиваясь к тому, как затухают покалывания в кончиках пальцев, улеглась на кровать поверх покрывала. – Давай думать, как выбираться.
Пока получалось, что никак. Слишком мало информации, а та, что есть, обрывочная. Надо затаиться, понаблюдать, если понадобится, изобразить покорность судьбе и Хелене. Вот только поверит ли ей Хелена? Что-то подсказывало, что не поверит…
Дверь открылась, когда Арина обдумывала рассказ о графской усадьбе.
– Вставай! – с порога велел Жорик и оперся широким плечом о дверной косяк.
Он разглядывал Арину с любопытством и с хорошо скрываемой, но все равно ощутимой опаской. На память тут же пришел его разговор с завхозом про тень, которая сама по себе. Арина тоже видела тень. Или ей просто показалось?
– Ну, кому говорят? – Пятерней правой руки Жорик поскреб бицепс левой, на коже остались красные следы от ногтей. – Вставай и переползай в кресло.
– Зачем? – Арина села, бросила предупреждающий взгляд на готового к прыжку Блэка.
– Прокатимся с ветерком.
Все-таки Жорик переступил порог, в два шага оказался возле Арины, посмотрел сверху вниз. Теперь в его мутном взгляде читались досада и удивление, с чего это он, такой большой и грозный, испугался какой-то малахольной девчонки? Толстый палец с обведенным траурной каймой ногтем осторожно коснулся Арининой щеки, он словно проверял, живая ли она на самом деле. Арина отшатнулась, Блэк припал к земле, готовый по первой же команде броситься на врага, а Жорик ухмыльнулся. Было в его улыбке что-то недоброе, заставляющее челюсти напряженно сжиматься, а зубы поскрипывать.
– Садись! – Легонько, тем самым пальцем, он ткнул ее в грудь, и Арина едва не упала.
– Я могу сама.
– Не можешь. – Жорик подхватил ее за подмышки, пересадил в кресло. – Без моего разрешения ты можешь только молчать и пускать пузыри. – Он уперся лапищами в подлокотники кресла, навис над Ариной, обдав запахом лука и мятной жевательной резинки. – И попробуй только кому-нибудь пожаловаться. – Лапища стиснула горло, легонько, но дышать сразу стало нечем.
Арина забилась, пытаясь высвободиться. Рык Блэка перешел в грозный рев.
– Сидеть, – прохрипела Арина, обеими руками обхватывая поросшее шерстью Жориково запястье.
– Это ты мне?! – Хватка ослабла. Наверное, от удивления.
Это она Блэку, но с Жориком тоже придется что-то делать.
– Как псу шелудивому команды раздаешь? – Морда Жорика налилась нездоровой синюшностью, того и гляди хватит удар. Пусть бы и хватил. Ей и самой хотелось ударить, врезать кулаком в кадык. Вот только сил нет, ни человеческих, ни… ведьмовских.
Она так поразилась этому открытию, что перестала бояться. Совсем. И Жорик почувствовал, отступил, зашел за спину и прошипел:
– Ты, коза, допрыгаешься! – И толкнул кресло с такой силой, что Арина едва из него не вылетела.
Удержалась, вцепилась руками в подлокотники, уперлась пятками в подставку для ног. Поехали. Выехали из палаты в небольшую комнатушку, оборудованную под сестринский пост. Место за столом было пусто, видимо, Зоя Петровна отошла куда-то по делам. В комнатушку вели еще три двери, все три оказались закрыты. Наверное, одна медсестра присматривала за четырьмя пациентами. Входная дверь тоже была заперта. Жорик брякнул связкой ключей, пару секунд выбирая нужный, открыл дверь, толкнул кресло с Ариной в яркий прямоугольник дверного проема, слегка придержал за ручки на пологом спуске, покатил по дорожке из красной плитки мимо кустов шиповника и гортензии. Арина смотрела во все глаза, запоминала.
Флигель, место ее заточения, был выкрашен в оптимистичный ярко-желтый цвет, черепичную крышу его украшал флюгер в виде золотого петушка. От ветра петушок вертелся и тихо поскрипывал. Над шиповником мирно гудели пчелы. Пастораль. Если бы не решетки на окнах…
Дорожка из красной плитки послушно нырнула под колесики, кресло подпрыгивало, заставляя все тело мелко вибрировать. От этой тряски челюсти приходилось держать крепко стиснутыми, чтобы ненароком не прикусить себе язык. Жорик бы обрадовался. Жорик нарочно толкал кресло рывками и слишком резко притормаживал на поворотах. А поворотов было много, дорожка петляла между аккуратно подстриженными кустарниками, как уходящий от преследования заяц. Арина тянула шею, смотрела, запоминала изгибы и повороты, выискивала прорехи в зеленой изгороди. Придет время – а оно обязательно придет! – и эти знания пригодятся. Слева хозяйственные постройки, пищеблок, склад, гаражи – все серое, безликое. Скучный новодел, стыдливо прячущий свое несовершенство за частоколом из туй. За хозпостройками – забор, тоже серый, тоже скучный, трехметровый. И никаких деревьев поблизости. Наверное, чтобы у здешних обитателей не возникало соблазнов выяснить, что же там, за забором. Не хватает только колючей проволоки и вышек с автоматчиками. А может, они и есть? Сколько она видела того забора!
Дорожка снова вильнула, обогнула куст можжевельника и влилась в аллею с аккуратными скамейками на гнутых чугунных ножках и невысокими чугунными же фонарями. С обеих сторон к аллее подступали могучие дубы, в тени которых тоже виднелись скамейки, на которых отдыхали – или просто сидели? – пациенты, мужчины и женщины в такой же, как у Арины, одежде. Две дамы преклонного возраста степенно прогуливались и о чем-то тихо беседовали. Выглядели они если не счастливыми, то уж точно довольными жизнью. На скамейке, на самом ее краешке, сидел старичок благолепного вида, на коленях он держал раскрытую книгу. Старичок был похож на профессора, вот только книжку держал вверх тормашками. Рядом на той же скамейке, но на другом конце в вальяжной позе, нога за ногу, развалился парнишка. Глаза его были закрыты, а голова ритмично дергалась, словно в такт игравшей в наушниках музыке. Вот только не было никаких наушников, призрачная музыка звучала у парнишки в голове.
– Салют! – Приглядывающий за дамами, старичком и парнишкой санитар приветственно взмахнул рукой.
Скрипнули колеса от излишне резкой остановки, Арина вцепилась в подлокотники.
– Салют! – Жорик за ее спиной тоже приветственно вскинул руку, обдав смрадом потного, немытого тела. – Гуляем?
– Утренний променад. – Санитар благодушно улыбался и обмахивался журналом с кроссвордами. – Жарища-то какая, а! Будто и не было дождя. Май месяц на дворе, а солнце смалит, как в августе. Дамы, эй, дамы! А куда это вы, голубушки, направляетесь?
Дамы-голубушки сошли с аллеи и неспешным, но энергичным шагом двигались в глубь дубовой рощи.