Парижский Вернисаж (СИ)
— Не надо, ну не плачь, — умолял Сергей подругу, но она не могла остановиться, всхлипывая все громче. Ее плечи сотрясались от рыданий. Сергей гладил ее по волосам, целовал в мокрые от слез щеки, а она всхлипывала как дитя и теснее прижималась к его груди. «Обещай мне, что ты бросишь журналистику», — тихо шептал он ей на ухо. — «Обещаю», — все так же шепотом отвечала она, ей так было хорошо рядом с ним…
Очень скоро Дашкова выздоровела, но о своем обещании позабыла, она снова с головой окунулась в работу. Новое дело захватило ее полностью. Дашковой удалось выяснить, кто выносил картины итальянского художника из музея. Им оказался не кто иной, как хранитель фондов. Она влетела в кабинет Степана, чтобы поделиться с другом этой новостью. Усевшись на стол, она сразу выпалила:
— Степа, как я не могла догадаться раньше, что картины выносит сам хранитель фондов Гришин.
— Но как ты узнала? — удивился Степан.
Дашкова самодовольно улыбнулась.
— Ну не мучь, говори уже!
— Степан, но это же сразу было очевидным! Пойми, что младший научный сотрудник Олег Кириллов не мог вынести картины из фондов без ведома руководителя.
— Ну, согласен, Кириллов слишком мелкая сошка. Фу, черт, — мужчина дернул себя за вихор, — но как я сам не догадался. Ведь все понятно, как белый день.
— Да, все понятно, если предположить, что есть некто третий, для кого эти картины были похищены. Он, конечно попытался, похищенные полотна сплавить за рубеж… Но главное, ему не нужен был лишний свидетель, он и приказал убрать Олега Кириллова.
— Выходит, Булошникова была права, когда говорила, что есть Некто, кто хочет замести следы?
— Да, — кивнула головой Дашкова. — Кириллов пал жертвой собственной недальновидности. По всей видимости, Гришин был осведомлен с историей несчастной любви Олега Кириллова. Он то и уговорил Кириллова вынести картины Тинторетто под невинным предлогом, чтобы понравиться девушке.
— Да, и он согласился, тем самым подписав себе смертный приговор, — констатировал Рыкин. — Но постой, Ольга, если ты говоришь, что есть некто третье заинтересованное лицо, то почему вскорости похитители вернули картины. Зачем было тогда вообще инсценировать кражу?
— Картины не вернули, а подбросили. И не все, две самые ценные исчезли навсегда, и пока не найдены. Этот план задумали Гришин и его сообщник, и им удалось довести его до конца.
— Но как тебе удалось выйти на Гришина? Ведь, милиция в ходе следствия не имела к нему никаких претензий?
— Главный хранитель фондов остался в тени, потому что в следствии фигурировал младший научный сотрудник Кириллов, которого Гришин и сдал ментам. Я попросила бездомных ребятишек понаблюдать за всеми сотрудниками музея. Из них всех самым подозрительным оказался Гришин. Во-первых, он недавно купил дорогой автомобиль. И это при скромном окладе музейного работника. Потом, он личность весьма странная и угрюмая.
— Но это не повод… — попытался возразить Степан, но Дашкова перебила его:
— Постой! Я выяснила, с кем встречался Гришин. К нему в музей приезжал некто Серж Ветровский, из новых русских, который корчит из себя аристократа и мецената и покровителя искусств. Он помогает бедным талантливым художникам. Замечу, талантливым, не бездарностям. Для чего спрашивается?
— Для того, чтобы они смогли в любой момент подделать картину великого мастера, — сказал Степан.
— Правильно, поэтому неизвестно — подлинники кисти Тинторетто вернули в музей, или подделки. Этот Серж Ветровский завтра устраивает у себя в особняке благотворительный бал. У меня есть пригласительный, завтра я иду на этот бал. Надеюсь что-нибудь разузнать. Правда, я молодец! — Ольга с торжеством посмотрела на друга, ожидая его похвалы.
— Я не советую тебе встревать в это дело. Это может быть опасно! — решительно сказал Степан. — Ты никуда не пойдешь. Отдай мне пригласительный, я сам пойду. Я мужчина, для меня риск не страшен. Ты недавно была ранена, ты забыла?
— Я ничего не забыла. Степа, я ценю твое благородство, только… я раздобыла пригласительный билет для женщины, — в недоумении пожала плечами Дашкова. — Ты же не будешь переодеваться в женское платье?
— А что, это идея? — воскликнул Степан. — В женском костюме и парике на меня никто не обратит внимания, и я свободно смогу обследовать дом.
— Нет! Я сама пойду на этот бал. Я очень хочу познакомиться с этим Сержем Ветровским.
Ольга была категорична. Степан знал, что теперь ее переубеждать бесполезно. Он решил, что завтра тоже отправится в особняк Ветровского, он будет ждать Ольгу на улице, и если с ней что-то случится, он сможет прийти к ней на помощь. Лучше, конечно, было бы проникнуть в дом, хотя бы под видом прислуги. Но как?! О своем решении Степан ничего не сказал своей коллеге…
Стоял морозный февраль. С утра небо было хмурым, к вечеру крупными хлопьями повалил снег. На улице было холодно, зло завывал ветер, а в огромном особняке Ветровского было тепло и уютно. Тихо звучала прекрасная мелодия. В гостиной было людно. Респектабельная публика веселилась, дамы вовсю щебетали, кокетливо отпивая из бокалов шампанское, они тихо обсуждали богатые туалеты своих знакомых и подруг, мужчины сгрудились возле стола с закусками и коньяком. По залу среди гостей неслышно лавировали вышколенные официанты с подносами на вытянутой руке, заставленными фужерами с шампанским.
К гостям вышел хозяин в черном фраке и попросил минуту внимания. Серж объявил гостям, что сейчас перед ними выступит юное дарование.
— Дамы и господа, сегодня я приготовил для вас сюрприз. Юная леди Полина сейчас исполнит для вас романс «Соловей» Алябьева, — сказал в зал хозяин дома и обвел присутствующих долгим взглядом. — Прошу вас, почтенная публика, быть снисходительней к ней. Возможно перед нами будущая солистка Большого театра.
— Просим! Просим! — с готовностью зааплодировали мужчины. К ним присоединилась и женская половина, с интересом поглядывая на незнакомку.
На импровизированную сцену вышла тоненькая пятнадцатилетняя девушка в белом платье. Она села за рояль, подняла свои белые точеные руки и слегка коснулась клавиш, слегка наклонив набок аккуратно причесанную головку, черный локон упал на ее алую щечку. По залу понеслась чарующая мелодия. Затем послышался ангельский голос. Сначала Полина пела тихо, словно робея перед зрителями, потом все уверенней и прекрасней, лаская слух гостей. И все вздохнули с облегчением, что не придется льстить хозяину и говорить, что певица прекрасна, Полина обладала чарующим мелодичным сопрано.
— А девица очень миловидна, — тихо сказал важный господин в золотом пенсне своему соседу на ухо.
— Да, она не дурна, — согласился тот. — И поет чудесно.
Дашкова сидела неподалеку и все слышала, как впрочем и хозяин дома. Комплимент в адрес Полины не остался не замеченным, он слегка улыбнулся. По лицу видно было, что он искренне рад за Полину. Дашкова наблюдала за Сержем вот уже полчаса, пытаясь найти что-то в его облике, что оттолкнуло бы от него, но, к сожалению, обнаружила, что Серж ей симпатичен. Он был сорокалетним мужчиной солидной внешности. Все дамы в этот вечер не отводили от него своих восторженных глаз. Он очень мило улыбался дамам, был приветлив с мужчинами. Пожалуй, слишком тонкий надменный рот казался единственной отрицательной чертой в облике этого брюнета с голубыми глазами. За спиной у Дашковой две дамы средних лет оживленно обсуждали личность хозяина, она прислушалась.
— Я слышала, что в обществе Сержа называют злодеем, — прошептала одна.
— Но за что? — удивилась ее подруга.
— Говорят, что шестнадцать лет назад он похитил невесту своего друга и женился на ней. Эту бедную девицу звали Эмилией. Говорят, что она не выдержала позора и вскорости умерла.
— А я слышала, — присоединилась к разговору третья дама, — что бедняжка Эмилия умерла при родах, и что Полина — это их дитя.
— Бедная сиротка, — притворно вздохнула дама, начавшая весь этот бестактный разговор.