Россия - преступный мир

Вот в этой ситуации мне и было предложено возглавить следствие. Успокаивало то, что было сказано — преступник уже найден. Оставалось только доказать, что все эти преступления совершал он, и никто иной.
Ну что ж, приехал в Смоленск, стал знакомиться с делом. Обвиняемый молодой человек, до ареста — прокурор отдела общего надзора областной прокуратуры. А взяли его по подозрению какого-то шибко бдительного пенсионера, который почему-то решил, что едущий за рулем автомобиля молодой человек преследует пассажирку автобуса, с которой тот недавно разговаривал у телефона-автомата.
Никаких объективных фактов, оправдывающих арест. Никаких доказательств его вины. Естественно, после изучения дела сказал об этом группе следователей, с которыми предстояло работать, и добавил, что продлевать срок содержания под стражей этого Гончарова не буду. Но один из следователей, не буду называть его фамилию (он уже не следователь, а политик), стал категорически возражать, с пеной у рта доказывать абсурдные вещи. Словом, я понял, что движет этим следователем, и сказал ему прямо в лоб: «Хотите создать громкий липовый процесс? Как же, сенсация! Садистом и убийцей оказался прокурор! Не будет такого процесса, я вам этого не позволю!» К сожалению, времени на бесполезные споры не было, а следователя этого, таким вот образом начинавшего свою карьеру, почему-то поддержали в руководстве союзной Прокуратуры. И тогда я выделил дело Гончарова в отдельное производство, одновременно выведя из группы этого и еще нескольких работников, причастных к аресту прокурора.
Итак, что же мы имели? С достаточной долей уверенности можно было предположить, что убийства совершает один человек, имеющий четвертую группу крови, — это показала судмедэкспертиза, возможно имеющий автотранспорт, поскольку преступления совершались неподалеку от шоссе. Мы составили фотоальбом аналогов тех вещей, которые убийца снимал со своих жертв, размножили его и раздали всем следователям, оперативным работникам милиции, дружинникам, чтоб каждый из участвующих в поиске преступника лиц имел его в кармане.
Организовали глобальную проверку в медучреждениях, общежитиях и спецприемниках на предмет выявления фактов обращений за помощью женщин со следами травм. Подняли все прекращенные дела и отказные материалы о нападениях на женщин. Одновременно была начата проверка владельцев автомашин и водителей государственного транспорта. Это широкое мероприятие помогло провести распоряжение Минздрава, в котором указывалось, что в паспорте водителя автотранспорта должна быть обязательно указана группа крови. Это связано с авариями, несчастными случаями. Все водители с четвертой группой крови были взяты нами под контроль.
Шел уже третий месяц после принятия мною дела. Новых преступлений такого характера нет, но нет у нас и каких-либо существенных результатов. Время от времени мне напоминали о том, что я зря ушел от Гончарова, что другого убийцу мы никогда не найдем и якобы мое упрямство окончательно завело дело в тупик. Они считали, что новые преступления не совершаются потому, что уже совершивший их Гончаров сидит. Я же считал, что настоящий преступник, видя, как я развернул широкую оперативно-следственную работу, просто, как говорится, временно «лег на дно». Скажу откровенно, как это ни жестоко звучит, я очень хотел в те дни, чтобы он совершил еще одно преступление. Пусть это была бы еще одна жертва, но, организовав по горячим следам и на должном уровне следственно-оперативную работу, можно было бы сделать эту последнюю жертву действительно последней.
Как правило, при масштабном поиске преступника, когда за членами бригады закреплены конкретные направления поиска и эпизоды убийств, в поле зрения появляются десятки, а иногда и сотни подозреваемых, требующих тщательной отработки на возможную их причастность к расследуемому преступлению. Множество подобных лиц проходило и по нашему делу. Работая по одному из убийств, следователь нашей бригады заинтересовался личностью некоего Волкова, который был сторожем базы отдыха Смоленского авиазавода. Дело в том, что труп убитой обнаружили в километре от сторожевой будки. А по обстоятельствам дела женщина должна была пройти мимо будки, где тогда дежурил Волков.
На первоначальных допросах в качестве свидетеля Волков, подтверждая свое дежурство, сообщил, что ничего подозрительного в тот день не наблюдал. Не видел он и этой женщины. А об убийстве и местонахождении трупа узнал только тогда, когда на базе отдыха появилась милиция и стала опрашивать всех, в том числе и его.
Изучая личность Волкова, следователь неожиданно получает из Главного информационного центра МВД СССР справку о том, что Волков, он же Зубов, он же Нестеров, трижды судим, в том числе и за измену Родине в период Отечественной войны. Отбывал наказание по последней судимости до 1967 года в Коми АССР. Из полученных приговоров усматривалось, что он на 20-й день войны попал в плен, перешел на сторону врага и учинял неслыханные зверства в отношении советских граждан на оккупированной территории. Отбыв наказание по первому приговору, он в 50-х годах совершил разбойное нападение в Сталинградской в ту пору области. Последний раз он был осужден Военным трибуналом Белоруссии за преступления, совершенные во время войны на территории этой республики. Желая скрыть свое прошлое, дважды менял фамилию.
Такое «богатое» прошлое, естественно, усилило наше подозрение, тем более что на допросе в качестве свидетеля Волков скрыл свои судимости. Началась кропотливая работа вокруг него, чтобы найти вескую причину изолировать его, а потом начать отработку на причастность к убийствам женщин. Повод для ареста был найден — установили, что он продал охраняемые им на базе отдыха несколько палаток, а деньги присвоил.
Через несколько дней приходит ко мне следователь и кладет на стоя протокол допроса Волкова, где тот признает одно совершенное им убийство — той самой женщины, чей труп был обнаружен неподалеку от базы отдыха. Заявил он следующее: «Я дежурил в будке. Увидел проходившую мимо женщину. Место безлюдное, кругом лес. Пошел следом за ней. Когда мы углубились в лес, неожиданно напал, изнасиловал, нанес несколько ножевых ран. С трупа снял кольцо, серьги и часы. Тело забросал ветками. После чего вернулся на базу и продолжал дежурство. Через несколько дней пошел на базар. Одному грузину продал золотые изделия и часы, а деньги пропил».
Поручаю следователю проверить показания на месте преступления. Проверить также, могут ли принадлежать Волкову биологические выделения, обнаруженные на трупе. Наконец, постараться найти грузина.
Через несколько дней мне представили материалы, из которых было видно, что Волков точно показал маршрут движения жертвы и место совершения преступления. Экспертное заключение подтверждало возможность происхождения биологических выделений от Волкова. Были собраны также и некоторые другие косвенные доказательства.
Снова проанализировав все материалы, говорю следователю, чтобы он поработал с Волковым по деталям преступления. Тот опять докладывает, что Волков «железно стоит» на своих признательных показаниях. Нет сомнения в том, что убийство совершил именно он.
Начинаю допрашивать сам. Волков настаивает: «Я совершил это убийство, и все. А других преступлений не совершал». Вникая в мельчайшие детали его показаний, прихожу к выводу, что ничего нового, кроме того, что было известно следствию до его ареста, Волков не дает. Допрашиваю день, второй — стоит на своем. Но ведь дело в том, что все остальные убийства были как капли воды похожи друг на друга, и сомнений в том, что их совершил один человек, тоже не было. Делаю попытку расколоть Волкова на другие эпизоды.
В какой-то момент вдруг почувствовал, что Волков что-то хочет сказать, но в то же время сильно боится. Начинаю нагнетать атмосферу, рассказывая, что его ждет в суде с учетом его преступного прошлого. И тут он расплакался и заявил, что никакого преступления, кроме кражи палаток, он не совершал, а в убийстве женщины оговорил себя потому, что над ним жестоко издевается вся камера. Кто-то из сокамерников (можно догадаться кто) рассказал арестованным о прошлом Волкова: об измене Родине, о злодеяниях на оккупированной территории и так далее. Не видя для себя иного выхода, он решил оговорить себя, а в суде рассказать правду.