Россия - преступный мир
Всю ночь он молчал, а под утро расплакался. Словно душа оттаяла. И стал рассказывать, как все произошло, назвал мне имена тех работников милиции, которые заставили его взять на себя убийство жены.
Я понял, что после этого рассказа Полякова нельзя оставлять в колонии, его уберут любым способом. Что теперь оставалось делать? Немедленно запросил я санкцию прокурора, опечатал и забрал с собой дело Полякова, его самого, увез в Минск и там посадил в «вагонзак», идущий в Москву. И до своего освобождения он просидел в Бутырке. Вернувшись в Москву, я прекратил его дело, но возбудил другое — против тех сотрудников органов, которые совершили это жестокое беззаконие.
Ну а дальше пошла самая тяжелая работа: надо было доказывать буквально каждый эпизод, проверять и перепроверять каждую деталь показаний Стороженко.
Вот, к примеру, он заявляет, что часы убитой им женщины он бросил в колодец. Показал его — старый, давно заброшенный. А на дворе декабрь, холод лютый. Стали мы вычерпывать этот колодец, забитый всякой дрянью, дохлыми кошками и еще черт знает чем. Три дня работали, но часы все-таки нашли. И, стало быть, нашли истину.
Или вот сказал он, что сапоги убитой выбросил на свалке, засунув в пустой автомобильный баллон. Всей группой работали в этой грязи и вони, однако обнаружили и сапоги.
Была и такая история. Сторож водозаборной станции на Днепре рано утром увидел, что на большом валуне, поднявшемся из воды, лежит узел с вещами. Это была женская куртка, в которой находились женская одежда и белье. Сторож позвонил в милицию, куда как раз обратился некто П., жена которого ушла с работы, но домой не пришла.
П. опознал и белье и куртку, а в милиции ему сказали, что жена его скорее всего утонула. Но если женщина утонула, то кто же связал в узел и положил на валун ее одежду?
Через несколько дней труп пропавшей женщины был найден совсем в другом конце города.
А Стороженко утверждал, что бросил узел в Днепр с моста.
Я настаивал: не перепутал ли он это место, не запамятовал ли? Нет, тот стоял на своем.
Это серьезное противоречие должно было быть устранено: тот факт, что обвиняемый привел на место преступления, сам по себе неопровержимым доказательством быть не может, у работников следствия столько возможностей подсказать ему и место преступления, и обстоятельства, что никакие понятые, пусть и самые внимательные, не помогут.
Показания Стороженко необходимо было проверить, не исключалась возможность, что он не убивал и, значит, по Смоленску и его окрестностям бродит еще один убийца. И тогда я придумал такой эксперимент.
Мы подобрали похожие вещи — куртку и белье, связали в узел и бросили в Днепр с того моста, на который указал Стороженко.
Узел поплыл вниз по течению, рядом в лодке наблюдали за ним двое следователей. По берегу шли понятые. Так мы продвигались весь день. К вечеру на правом берегу показалась водозаборная станция, а рядом тот самый валун. Узел плыл мимо.
Но затем вдруг стал вертеться и неожиданно повернул точно к тому самому валуну, где и остановился. В это время падал уровень воды и образовывалось никому не известное течение, которое, как мы видим, подтвердило правдивость показаний Стороженко.
Но вот встала проблема опознания вещей, находившихся на жертвах в момент нападения на них. А вещей много, ведь по существующему процессуальному закону каждую вещь нужно предъявить в числе других, похожих на нее. Если, к примеру, кофта красная, предъяви ее с двумя другими — лиловой, скажем, и розовой. Дело в принципе бесперспективное, если учесть, что в момент нападения преступник меньше всего думал о цвете кофточки.
И вот тут мне пришла в голову, прямо скажу, очень занятная идея. Когда мы ее осуществили, она оказалась настолько удачной, что, как говорится, с тех пор «вошла в анналы». А суть ее в следующем.
Я попросил в местном торге, чтоб мне выдали три десятка женских манекенов. Все они были одеты, при этом на тринадцати манекенах была та одежда, которую носили жертвы в момент нападения на них, а на остальных просто взятая со стороны разнообразная женская одежда. На головы манекенов надели бумажные кульки, а в карманы каждого манекена положили записки с текстом — откуда эта одежда. К примеру, манекен N 5-в кармане записка: «Одежда с трупа гражданки Чвановой, обнаруженной на обочине дороги Смоленск — Рославль 10.08.1979 г.». Или — манекен N 17. Записка: «Одежда на манекене не имеет отношения к расследуемому делу».
Кто-то, помню, видя подготовку к следственному эксперименту и опознанию, заметил, что это же невозможно выдержать нормальной психике. Он же с ума сойдет, увидев скопище манекенов, можно сказать, половина которых имитировала его жертвы, — так говорили. Нет, не сошел. Наоборот, очень охотно принял участие в эксперименте. Узнавал точно одежду своих жертв на каждом манекене и давал четкие пояснения. Произошла даже такая неожиданность: сапоги с одной жертвы Стороженко были утеряны, и мы подставили вместо них новые. Подойдя к манекену, где и были заменены сапожки, он посмотрел внимательно и сказал, что одежда вся — та, но вот сапожки другие, не ее, у нее были поношенные.
После закрепления всех эпизодов Стороженко перевели в Москву, в Лефортовскую тюрьму, где ему по окончании следствия предстояло знакомиться со своим делом. Читал он. Напротив сидели следователь и адвокат. Стояла охрана. Вдруг он как вскочит! Лицо перекосило от бешенства. Кинулся он на присутствующих, охрана едва его удержала. Не кричит, а рычит: «Где Костоев? Я его убью! Я ему горло порву!» С большим трудом смогли отправить его в камеру и там запереть.
Об этом тут же сообщили мне. И я приехал в тюрьму. «Приведите», — говорю. Вели его шестеро, в наручниках, а он все бесился, орал. Увидел я его и говорю охране: «Снимите наручники». Те — ни в какую. Повторяю: «Снимите». Сняли. «А теперь оставьте нас одних». Еле заставил уйти. «Ну, — говорю, — ты ж хотел меня убить? Давай!» Он дышит тяжело, молчит, скрипит зубами. А взорвался он оттого, что узнал из материалов дела, что арестован вместе с ним и параллельно знакомится с делом его брат. Вот я и говорю: «А если бы я тебе раньше сказал об аресте брата, что было бы? Мне бы это ничего не дало, а вот тебе совершенно лишние, бессмысленные мучения». Он молчит. «А может, это ты хотел расплатиться со мной за то, что я перевел тебя в Москву из Смоленска, где тебя сами заключенные хотели изнасиловать и собирались убить? Или за то, что я организовал охрану твоей несчастной жены, которую родственники твоих жертв хотели растерзать? Ну, что ж не убиваешь — вот он я!»
Он упал на стул и уронил голову: кончится припадок.
А на груди у него, верно сказала тогда несчастная женщина, действительно была татуировка: летящий ангел. И снежный барс — на плече.
Вот с этой символикой он и отправился в суд и на тот свет тоже.
А Гончаров? Его в конце концов освободили. Через суд, признав виновным в какой-то подделке в трудовой книжке. Нет сомнения в том, что это было сделано с целью оправдать как-то арест и длительное содержание его под стражей.
Я же отправился в отпуск. Стою в тамбуре, смотрю в окно и, ей-Богу, чувствую себя счастливым: никогда уже Стороженко никого не убьет.