Цена счастья
— Не нужно делать такое печальное лицо, — сказал Фарамон. — Во всех семьях бывают недоразумения. Все, кстати, было не так-то уж и плохо. Маргарита была тогда молода, очень хороша собой и чрезмерно жадна до жизни. Она давно решила выйти замуж за «одного из этих богатых д'Эшогетов». И это ей в конечном итоге удалось. Но в один прекрасный день она не смогла более выносить жизнь в замке. И это несмотря на то, что тогда он еще не был так похож на какой-нибудь мавзолей, как теперь. Она частенько выезжала в Монреаль, чтобы навещать своих друзей. Так, по крайней мере, она уверяла. И однажды она не вернулась оттуда. Просто сбежала с одним промышленником — с англичанином.
— После этого Брайан развелся и женился на Дениз?
— Нет, — ответил Фарамон. — Она подала на развод, но Брайан не дал ей его. Он считал себя женатым на ней до того времени, пока она не погибла во время авиакатастрофы.
— Бедный Брайан, — сказала я.
Фарамон скривил рот.
— Из-за кого вы жалеете его — из-за Маргариты или из-за Дениз?
— Мне кажется, что теперь мне наконец-то пора идти в библиотеку, — холодно заметила я вместо ответа.
Фарамон вздохнул, а затем повторил:
— Вам действительно не стоит теперь мешать Мишелю с Полем, Леонора. Не надо там появляться как раз теперь, когда они начали так хорошо понимать друг друга, — в течение пары секунд он задумчиво смотрел на меня. — Что вы скажете, если я предложу вам ознакомиться с замком?
И он повел меня к коридору, расположенному в противоположной стороне от библиотеки. Заметив мое непроизвольное сопротивление, он усмехнулся:
— Вы бы по-другому отнеслись к моему предложению, если бы сейчас было лето, когда перед порталом стоят, скрипя зубами, толпы туристов, которых мы не хотим допускать сюда. Однако, слава Богу, эти нашествия не так-то уж часты. На наше счастье мы расположены несколько в стороне от туристских троп. Пойдемте, я покажу вам башни, с которых в прежние времена разгоняли наших врагов... Что случилось? — поинтересовался он, когда я не ответила. — Вам не интересно?
— Очень интересно. Но... мистер Ожильви... я хотела сказать Поль... он сказал, что мне непременно нужно изучать французский, и был настолько любезен, что предложил мне для этих целей себя.
— Он абсолютно прав. Если вы намерены провести тут ближайшие годы, вам обязательно следует выучить язык, на котором мы изъясняемся. Но почему бы вам не выбрать в учителя меня? Поль может преподавать лишь детям, да некоторым взрослым, но ни в коем случае не красивым женщинам. Для этого я подхожу в гораздо большей степени, и не только по части французского.
Он схватил меня за руку и, как ни пыталась я освободиться, не отпустил ее.
— Пойдемте. Я вам покажу тут все. Ну, пожалуйста, не отказывайтесь.
— Но я полагаю, что вначале следовало бы заручиться разрешением мадам д'Эшогет.
— Маминым разрешением? — Он нахмурил лоб. — В этом случае нам придется долго ждать. Она никогда не поднимается раньше полудня. А к нам выходит обычно после трех или четырех. И кроме всего прочего, она уже не является главой семьи. Им стал ваш сын. Благодаря этому вы автоматически становитесь хозяйкой замка. От вас зависит, будете ли вы настаивать на своих правах, или нет. Я — как, собственно, и все — очень надеюсь, что вы несколько облегчите ситуацию для моей мамы... Она была не особенно-то любезна с вами. Но Мама уже стара и от нее трудно ожидать изменений в манерах и в отношениях с другими.
Подумай я об этом раньше, ситуация сразу перестала бы казаться мне такой сложной. Я была для старой дамы чем-то большим, чем соринка в глазу, только и всего. И даже если не было бы никакой необходимости спрашивать ее разрешения, я все же, пожалуй, обратилась бы к ней — исключительно из вежливости.
Однако теперь предстоящая экскурсия представлялась мне гораздо приятнее без ее недружелюбного сопровождения, и я согласилась. И глубоко в том раскаялась.
Фарамон повел меня лабиринтом широких и узких коридоров и проходов, огромных залов и малюсеньких каморок, в назначении которых практически невозможно было разобраться.
Комнаты, расположенные со стороны внутреннего двора или со стороны крепостного рва, освещались большими окнами. Остальные, расположенные вдоль дороги, были совсем темными, поскольку их бойницы, эти «meurtieres» [10], практически не давали доступа свету. Из этих бойниц в средние века защищавшие замок лучники посылали во врагов свои смертоносные стрелы.
После того как мы осмотрели второй этаж, я почувствовала, что мне непременно нужно немного отдохнуть, и сказала об этом Фарамону. Он провел меня в комнату для музицирования, расположенную на третьем этаже. Помещение оказалось очень светлым. Там стояли фортепиано и арфа. Комнатой не пользовались с тех самых пор, как замок покинула последняя из сестер Фарамона. Одна из них уехала со своим супругом в Тур, вторая же умерла в шестнадцатилетнем возрасте от какой-то странной лихорадки за год до рождения Фарамона.
— Нашу семью действительно преследует злой рок, — задумчиво произнес мой спутник. — У моей мамы было семь детей. Из них осталось в живых лишь трое, да еще внук. И судя по всему, пополнения в ближайшее время не ожидается.
— Следовательно, у Дениз с Брайаном детей нет?
— Нет. И едва ли уже будут.
Тут ему, по всей видимости, пришло на ум, что разговор принял слишком интимный характер, поскольку он поспешил изменить тему:
— Я думаю, вам нужно присесть и немного отдохнуть.
— Блестящая идея, — признала я, опускаясь на резную и покрытую позолотой софу, сконструированную таким образом, что сидеть на ней можно было только строго перпендикулярно. — Мне никогда не запомнить все эти ходы и не научиться ориентироваться тут. Даже через тысячу лет, — и я вздохнула.
Фарамон усмехнулся.
— Даже если вы окажете нам честь надеяться на столь длительное ваше присутствие... — внезапно он запнулся. — На самом деле в жилых целях используется лишь очень небольшая часть замка, — продолжил он после небольшой паузы. — Однако мама настаивает на том, чтобы все оставалось тут в том виде, как это было в те годы, когда тут жили все д'Эшогеты со всем своим персоналом.
Последняя фраза вызвала мой живой интерес домохозяйки:
— Нельзя ли узнать, откуда они набирали слуг?
Он изучающе посмотрел на меня.
— Подобный вопрос может задать только иностранка. В этой части страны подобных проблем вообще не существует. За исключением очень небольшой группы людей — так называемого поместного дворянства — в деревне работают практически все. По дому или в поле. И у людей просто нет возможности работать где-либо еще. Дело в том, что на многие километры вокруг все принадлежит нашей семье.
Его голос звучал очень обыденно, я бы сказала — нейтрально. Но несмотря на это, я заметила:
— Как при феодальных порядках.
— Дорогая моя, все это не только воспринимается, но и в действительности является по-настоящему феодальным, — он вздохнул. — Можно долго рассуждать о крепостничестве и барщине, но как бы там ни было, люди нуждаются в защите и безопасности. А кроме того, они хотят знать, откуда и чьи они.
Мне подумалось, не представляется ли он сам себе чем-то вроде крепостника. Хотя бы потому, что остался жить тут. В отличие от Алана.
Меж тем Фарамон наблюдал за мною, печально улыбаясь.
— И все-таки, согласен, подобрать персонал достаточно Непросто. Все больше молодых людей покидает деревню и устремляется неизвестно куда в поисках счастья. И с каждым новым поколением все меньше их возвращается назад. А кроме того, семьи теперь не такие большие, как прежде. Но, к счастью, и нам теперь требуется уже не так много людей, чтобы справиться с хозяйством. Вот только время от времени что-нибудь да выходит из строя, и тогда нам приходится ждать приезда механика из Квебека или даже из Монреаля.
У меня на языке вертелся вопрос, который, как я понимала, был несколько бестактным. Но удержаться было трудно, и я спросила:
10
Бойница, амбразура; убийца, смертельный ( фр.).