Февраль (СИ)

– Monsieur Tarte  [7], – сказал он с улыбкой. Толстоватый, ещё совсем молодой паренёк, с пышными усами и не слишком пышной бородкой, замер над своей тарелкой на несколько секунд, затем поднял взгляд на Гранье и недовольно прищурился.
– Gateau au fromage  [8], раз уж на то пошло! – Смеясь, отозвался Тео, и похлопал своего товарища по плечу. – По-русски его фамилия звучит как Ватрушкин, но Габриель всё время путает!
Думается мне, что делает он это нарочно, судя по смешинкам, мелькнувшим в зелёных глазах…
– Браво, Гранье! – фыркнул мсье Ватрушкин, вытирая салфеткой сальные губы. И, всё ещё недовольный, изобразил короткие аплодисменты для Габриеля и его остроумия. – Никак не могу понять, неужели вам так сложно запомнить эту простую фамилию?
Видимо, это была далеко не первая шутка в адрес смешного русского толстячка, ибо собравшиеся едва сдерживали смех. Только старшая Вермаллен смотрела с лёгким неодобрением, но почему-то не на Габриеля, а на самого Ватрушкина. Судя по всему, этот забавный паренёк отравлял её жизнь уже одним существованием – боже, что за неприятная женщина!
– Прошу прощенья, – покаянно отозвался Гранье, сделав самые невинные в мире глаза – я и то едва ли не поверила в его искренность! – Но, monsieur Chignon  [9], ваша фамилия слишком сложна для моего восприятия, простите мне моё невежество!
Последняя черта была переступлена, и столовый салон №3 взорвался дружным хохотом. Странно, но неприятный швед Эрикссон – и тот смеялся заливисто, видимо, русских не любил так же сильно, как и французов. Я позволила себе короткую улыбку, и то после того, как убедилась, что Ватрушкин совсем не обиделся на шутки неугомонного Гранье. Он лишь посмотрел на Габриеля как на конченого человека, махнул рукой в его сторону, а мне сказал, что он полностью в моём распоряжении. И снова вернулся к своей телятине.
Мы с Франсуазой переглянулись, и она подарила мне весёлую улыбку. Это означало, что моя подруга осталась довольна как этим обедом, так и небольшим представлением, что устроил для нас милашка Габриель. И им самим, видимо, Франсуаза осталась довольна не меньше, судя по взглядам, что она кидала время от времени в его сторону. Один из этих плотоядных взглядов я изловчилась перехватить, и с негодованием нахмурила брови, а затем кивнула Франсуазе в сторону пожилого Гарденберга, с явным намёком, что ей-то в её возрасте уж лучше заглядываться на мужчин постарше, нежели на молоденьких красавчиков, годящихся ей в сыновья. Франсуаза намёк мой поняла, удручённо вздохнула, и, сделав вид, что обиделась, уткнулась в свою тарелку. Минуты через три, впрочем, я заметила, что она с интересом поглядывает теперь уже, действительно, в сторону Гарденберга, увлечённо обсуждающим с Томасом современное искусство. Тут-то Нана и меня подключила к их беседе, и когда выяснилось, что Жозефина превосходно разбирается в живописи, поклонников у меня явно прибавилось. Ватрушкин соизволил оторваться от своей тарелки, повернувшись в мою сторону вслед за своим другом Тео – они явно не ожидали, что молодая симпатичная француженка может оказаться ещё и эрудированной до неприличия! А Габриель Гранье и вовсе взглянул на меня другими глазами, ну, или мне так показалось.
Неудивительно, учитывая то, что он художник. Думаю, ему должно быть приятным моё повышенное внимание к роду его деятельности. А ещё это стало бы отличным поводом познакомиться поближе, с улыбкой подумала я.
Что уж греха таить, эти его зелёные глаза меня пленили!
 
V
С управляющим, мсье Грандеком, познакомиться довелось только после обеда. Он приносил извинения за эту вынужденную задержку, но его не было в отеле с утра, он ездил в город по делам, и вернулся только что.
Надо отметить, что Грандек разговаривал исключительно с Франсуазой, и я почувствовала себя на удивление нехорошо. Вот значит, каково ей, бедняжке, ютиться в моей тени! О, да, определённо, стоит перед ней извиниться. Эта мысль уже во второй раз за день пришла мне в голову!
И пока Грандек любезничал с моей подругой, вспоминая её покойного супруга, с которым, оказывается, был дружен не меньше самого Шустера, пока он выражал ей свою глубочайшую скорбь в связи с его скоропалительной кончиной, я отошла в сторону, чтобы полюбоваться картинами. В беседе их я была лишней, и мешать не хотела – куда интересней было полюбоваться на творения художников! Как я уже говорила, подборка у Шустера в отеле была замечательная, услада для моего взыскательного вкуса.
Бродя между работами Диде и Калама  [10], писавшими швейцарские красоты, я вскоре остановилась возле небольшой картины без подписи. На ней был изображён дом, одиноко стоящий на берегу горной реки. Воды стремительными потоками неслись вниз, бурлили и пенились, художнику удалось до того грамотно передать всю эту красоту, что я как будто слышала шум воды прямо здесь и сейчас! Заинтересованная, я подошла поближе и невольно коснулась холста кончиками пальцев. Картина была написана до того живо и натурально, что я вполне ожидала, что руки мои окажутся мокрыми от брызг ледяной воды, и я даже как-то удивилась, когда этого не произошло.
– Стефан Трауб, местный художник, – тихий голос за моей спиной заставил меня вздрогнуть, я обернулась и увидела Томаса. Он был один, без супруги, и приветливо улыбался мне. – Простите, не хотел вас напугать. Вы так увлечённо разглядывали эту картину!
– Я… да. Меня поразила игра света и тени вот здесь и вот здесь, – я показала, где именно. – Должно быть, из-за этого цветового перехода река кажется такой живой. Вот здесь она ещё тёмная, а тут, ниже, кажется, что воды совсем прозрачные! Бог ты мой, у этого Трауба большое будущее, попомните моё слово!
– Разделяю вашу точку зрения, – Томас улыбнулся мне. – Между прочим, этот домик расположен недалеко от отеля. Если хотите, можем пойти посмотреть. Заодно сравните, насколько точно у Трауба получилось передать красоту окружающих пейзажей!
– В самом деле? – Признаться, такая возможность очаровала меня. – О, я была бы очень рада! Покажете, где это?
– Разумеется, – он с улыбкой подал мне руку. – Это один из излюбленных туристических маршрутов для прогулок в горы. С этим домом связана очень интересная история, одно из местных преданий. Я вам обязательно его расскажу, вот только отыщем мою неугомонную супругу, если вы не будете против.
О, разумеется, я была не против! Более того, без Наны эта прогулка наверняка вышла бы не такой весёлой и увлекательной! Правда, для начала мадам Хэдин пришлось хорошенько поискать. Пока я пыталась убедить Франсуазу прогуляться со мной (идея заведомо обречённая на провал), Томас вышел в сад – я же, сходив в номер за накидкой, последовала за ним с некоторым запозданием. Массивные часы за стойкой как раз отбивали три пополудни, когда я прошла меж стеклянных дверей отеля, и едва ли не столкнулась с мсье Арсеном, русским журналистом. Он поспешно извинился на безупречном французском, а затем продолжил свой путь. По-видимому, он куда-то очень спешил. Или, от кого-то?
– Арсен! Арсен! Арсений! – Визгливые крики раздавались со стороны двора. – Немедленно вернитесь! Чёрт возьми, Арсен! Мы с вами не договорили!
Мимо меня промчалась ещё одна из утренних сплетниц, смуглая черноглазая мадам с пышным бюстом, любительница доктора Фрейда. Рассмотрев её поближе, я поняла, что ей наверняка ещё нет и сорока, но неуместная полнота добавляла ей как минимум лет пять сверху, а то и десять. Поэтому, должно быть, я ошибочно приняла её за ровесницу мадам Вермаллен этим утром. При всём при этом, двигалась она на удивление плавно для своих габаритов. Думаю, Франсуазе стоило бы у неё поучиться. И в вопросах общения с симпатичными блондинами, безусловно, тоже. Толстушка-смуглянка совершенно не стеснялась присутствия посторонних, и, подобрав юбки, бежала следом за удаляющимся прочь русским журналистом. Я, проводив эту странную парочку взглядом, покачала головой, и, пряча улыбку, спустилась по ступеням вниз.