Февраль (СИ)

Грустно, но ничего с этим не поделаешь. Сколько великих художников погибло под гнётом этой самой нищеты – вынужденные тяжким трудом зарабатывать себе на хлеб на фабриках или заводах, они просто не имели лишней свободной минутки для себя и своего любимого дела. Нескольких таких я даже знавала в былые времена. Я ведь говорила, что я и сама выросла в небогатой семье, и друзья у меня были из того же круга – хорошие, в сущности, люди, но жестокая и голодная жизнь загубила их потенциал безвозвратно.
Вот и Габриель так же, балансировал на грани. И я прекрасно понимала, к чему он всё это говорил. Единственная тема, которую мы не затронули во время этой прогулки, касалась Габриэллы. Он вообще не упоминал о ней. Ни словом. Как будто её не было. Но ведь и я умела делать выводы, и видела, к чему он клонит. Брак с богатой наследницей ткацкой империи в Швейцарии стал бы для него спасением. Если он женится на ней, ему никогда не придётся задумываться о крыше над головой, и он сможет писать картины в своё удовольствие. И тогда его талант не пропадёт. Вот что он хотел сказать на самом деле. Будто бы оправдывал свои отношения с Габриэллой Вермаллен, искренне надеясь, что я пойму его правильно и не стану осуждать.
Бог мой, милый Габриэль, да кто я такая, чтобы осуждать тебя? Я слушала его с лёгкой улыбкой на лице, и пыталась понять, как бы я сама поступила бы на его месте. Пожертвовала бы своей свободой ради мечты? Правда, вспоминая красавицу Габриэллу, я вообще не понимала, чего ещё Гранье хочет от жизни? Она же само совершенство! Юна, образованна, и бесконечно красива – разве можно мечтать о большем?
Додумать эту мысль до конца у меня не вышло, на втором круге по парку мы догнали наших друзей, остановившихся у дороги, что вела к воротам «Коффина». Несмотря на поздний час они были всё ещё открыты, и это насторожило меня не меньше, чем наша выстроившаяся в ряд компания.
– Что там такое? – Озадаченно спросил Габриель, и, нахмурившись, подошёл к Арсену. Он журналист, как-никак, его профессия обязывает всегда быть в курсе! Вот только Планшетов ничего не говорил, растерянно глядя на большую чёрную карету, как раз проезжающую мимо.
– Кто это, в такой час? – Тихо спросила Нана у своего супруга. Я встала рядом с ними, делая ставку на Томаса. Почему-то у меня сложилось неизгладимое впечатление, что этот человек знает всё на свете. И я не прогадала.
– Может, кто-то из новых постояльцев? – Робко предположила тем временем мадам Фальконе. А я всё не сводила взгляда с огромной чёрной кареты, которая уже одним своим видом предвещала неминуемую беду. Совсем дурно мне сделалось, когда я заметила небольшой прицеп на четырёх колёсах, тянущийся за ней. Там, на телеге, лежало что-то, накрытое тёмным брезентом.
О, нет, это вовсе не постояльцы. Сглотнув подкативший к горлу ком, я взглянула на Томаса, в надежде, что он опровергнет мои догадки. Он в ответ ничего не сказал, только сокрушённо покачал головой.
Карета заехала на задний двор, остановившись у ворот чёрного хода. Дверца приоткрылась, и оттуда вышел высокий худосочный мужчина с чёрными усами и в форме, очень напоминающей полицейскую. Я до этого не видела никогда швейцарских полицейских, но ничто не мешало им выглядеть именно так, как этот господин.
Потом русский журналист тихонько произнёс пылкое: «Твою же мать!», а затем добавил к этой колоритной фразе ещё парочку фраз на своём языке. Ну, а Томас, от которого я надеялась добиться хоть каких-то объяснений, наконец-то заговорил, но, право слово, уж лучше бы молчал!
– Это комиссар Витген, бернская полиция. Похоже, что-то случилось.
Я невольно взялась за голову и неслышно застонала от отчаяния. «Что-то случилось»? Я скажу тебе, милый Томас, что случилось! Кончилась, чёрт возьми, моя спокойная жизнь – вот что случилось!
 
VIII
На следующее утро мы с Франсуазой словно поменялись ролями. Она выглядела на удивление спокойной и сдержанной, и, сурово поджав губы, бесстрастно глядела на сад за окном, а я, вне себя от бессильной ярости, нервно расхаживала по её комнате. И выдавала отчаянные реплики, время от времени:
– Всё пропало, чёрт подери! Всё в очередной раз пошло прахом! О-о, ну почему, почему, за что мне это?! Вот только полиции сейчас нам и не хватало! Ах, Франсуаза, отчего ты так невозмутима? Будто не понимаешь, что всё это означает?
Я была не в себе, определённо. Ночной приезд комиссара Витгена выбил меня из колеи. В другой ситуации я ни за что не позволила бы себе нагнетать обстановку таким образом, да ещё и пугать мою бедную впечатлительную подругу своими домыслами! Вот только у нас с Франсуазой издавна так повелось – когда одна начинала бояться, вторая неизменно превращалась в незыблемую опору, и оказывалась рядом, чтобы подставить дружеское плечо. Чаще всего, правда, этой опорой была всё же я, но из любого правила бывают исключения.
– Успокойся, Жозефина! Мы ещё не знаем, для чего он приехал. – В рассудительности этим солнечным утром Франсуазе было не отказать. – Может, у него какие-то дела в отеле? С хозяином, к примеру? Почему нет?
– Шустера даже нет в стране, насколько мне известно, – быстро ответила я, не забыв нахмуриться. – Да и какие у него могут быть дела с полицией?! В первую очередь он должен беречь репутацию отеля, а это само собой подразумевает – никаких полицейских, чёрт возьми! – Переведя дух, я осторожно продолжила: – Ты видела эту тележку, прицепленную к карете? Как думаешь, что на ней привезли?
– Ох, Жозефина! – Франсуаза поджала губы, и посмотрела на меня с опаской.
– Я скажу тебе, что, – я кивнула ей. – Когда-то давно, ещё до замужества, у меня была подруга по имени Луиза. С самого детства у меня не было человека ближе, чем она! Разве что, её чёртов брат, в которого меня угораздило влюбиться? Но не о том речь! Незадолго до моей свадьбы, Луиза исчезла. Её долго искали и не могли найти, а через неделю поисков её тело выловили из Роны  [12]. И привезли к нашему дому вот на такой же тележке, точно так же накрытую брезентом, из-под которого свисали её длинные светлые волосы… Господи, у меня всё внутри перевернулось, когда я вчера увидела этот прицеп! Франсуаза, говорю тебе совершенно точно: они привезли труп. Кого-то убили неподалёку от отеля.
Вероятно, с моей стороны эгоистично и неправильно было говорить всё это Франсуазе, и запугивать её ещё больше. Но не в том я была состоянии, чтобы мыслить трезво! К тому же, моя дорогая подруга из запуганной серой мышки на глазах превратилась в настоящую тигрицу, смелую и бесстрашную. Меня несказанно обрадовало уже одно то, что она не собиралась падать в обморок после моих предположений. Более того, Фрасуаза продолжила рассуждать вместе со мной, что порадовало меня ещё больше.
– Судя по всему, убили кого-то из постояльцев, раз тело не побоялись привезти сюда! Не думаю, что мсье Шустер скажет Витгену спасибо за эту самодеятельность. Если это и впрямь убийство, на репутации «Коффина» можно будет смело ставить жирный крест! – Она жёстко усмехнулась, и эта её удивительная твёрдость и прагматичность меня несколько удивила. В такой-то момент она ещё рассуждала о репутации отеля, каково?
– Скрыть нечто подобное у них ни за что на свете не получится! Планшетов, русский журналист, к примеру, был вчера с нами и своими глазами всё видел. Не сомневаюсь, что он уже настрочил пару строк в «Ревю паризьен», или для какой там газеты он пишет?
– Не нравится мне всё это, Жозефина, – серьёзно сказала моя дорогая подруга, перехватив мой взгляд. – Напрасно мы сюда приехали!
– Согласна. Но что ты прикажешь делать? Собирать вещи и уезжать? – Я покачала головой. – Нет, Франсуаза, нельзя. Если у них тут и впрямь произошло убийство, это вызовет ещё большие подозрения. А нам с тобой сейчас меньше всего нужно привлекать к себе внимание!
– Тогда давай просто подождём, и посмотрим, что будет дальше, – Франсуаза пожала плечами, играя в невозмутимость, но по глазам её я видела, что она волнуется не меньше моего.