Февраль (СИ)

Молчание затянулось, а спрашивать дважды я была не намерена. Поэтому решила повторить свой вопрос лёгким поднятием бровей. Ну же, Витген, не томите! Мне не хотелось опаздывать на завтрак – представьте себе, я была голодна!
Комиссар, внимательно изучавший моё лицо, сделал для себя какие-то выводы. И выводы не в мою пользу, надо полагать, судя по его недоброй усмешке.
– Вчера вечером, – сказал он, – у моста за рекой было найдено тело некой Селины Фишер, горничной на вашем этаже. У вас есть, что сказать по этому поводу?
Меня до такой степени шокировала эта новость, что я поначалу и не обратила внимания на его вопрос. А следовало бы удивиться или возмутиться – с какой стати он полагал, что у меня найдутся какие-то комментарии по этому случаю? Да ещё и таким тоном, будто имел наглость подозревать меня! Я ответила лишь:
– Господи, боже мой…
И ничего больше. И, растерянно глядя куда-то сквозь Витгена, прижала ладонь к губам.
Селина, милая Селина! Весёлая и беззаботная хохотушка восемнадцати лет отроду, а у кого же рука поднялась на такое чудо, как ты? Хотя… постойте-ка… она ведь говорила, что собирается на свидание! Тело обнаружили на той стороне реки, у моста. Это в двух шагах от старого домика, где вчера вечером Габриэлла обнаружила забытую шляпку…
Значит, на встречу с возлюбленным Селина всё-таки пришла! И ещё эта запонка… я машинально потянулась к карману своего платья, но вовремя вспомнила, что вчера была в чёрном – запонка осталась там. А что, если она принадлежала вовсе не возлюбленному Селины, а её убийце? А что, если эта запонка – как и сама шляпка – слетела в результате борьбы, а не во время страстных объятий двоих влюблённых? Или, версия пострашнее: что, если возлюбленный Селины и есть её убийца?
Но на самом деле всё оказалось ещё хуже. В десятки тысяч раз. Когда я подняла взгляд на комиссара, искренне собираясь поделиться с ним своими соображениями, тот сказал, опережая меня:
– Селина Фишер была задушена собственным шарфом. На теле мы обнаружили цветок лаванды. Он был зажат в её ладони.
Долговременная память моя работать отказывалась категорически. Столь явный намёк Витгена и его фраза о цветке прошли мимо меня, я и вовсе не обратила на них ни малейшего внимания, ибо в голове моей зазвучал тонкий голосок Селины… И я повторила её слова вслух, словно вместе с ней:
– Шёлковый, в белый горошек, нежно-голубого цвета – чудо, а не шарфик! – По оживлённому взгляду Витгена я поняла, что, кажется, сказала лишнее, но назад пути уже не было.
– Откуда вам это известно? – быстро спросил он, словно боясь, что я начну отрицать.
– Я дала ей чаевые. Это было вчера утром. Она сказала, что купит на них шарф. Голубого цвета, в белый горошек. Она видела его в одном из городских магазинов, и была очарована.
– Прекрасно, мадам Лавиолетт! Этим-то шарфом её и задушили.
– Право слово, а почему такой тон?! – С негодованием спросила я, сдвинув брови на переносице. Я начала выходить из себя, что со мною случалось довольно редко. – Почему вы говорите так, словно я приложила к этому руку?! Откуда же я могла знать?!
– Стало быть, не знали? – С ещё большей издёвкой спросил комиссар.
– Что её убьют?! – Уточнила я, и резко встала из-за стола, с шумом отодвинув стул. – Да что вы себе позволяете, комиссар? Право, я не собираюсь более терпеть ваши оскорбления!
– И куда же вы собрались, мадам Лавиолетт, позвольте полюбопытствовать? Я вас, помнится, пока ещё не отпускал. – Холодно сказал он мне вслед. А один из его помощников, присутствовавших в кабинете, сделал пару шагов к двери, тем самым преграждая мне выход, и вот это-то вывело меня из себя окончательно. Я остановилась, и медленно обернулась на Витгена через плечо.
– А я, помнится, пока ещё не давала вам согласия к сотрудничеству. У вас нет протокола на столе, стало быть, допрос неофициальный. Что неудивительно, учитывая заботу мьсе Грандека и Шустера о репутации отеля и его постояльцев, чьи имена ни при каких обстоятельствах не должны мелькать в полицейских сводках. Я не права? А раз так, прошу немедленно дать мне пройти!
А что, он думал, он один тут такой, мастер повелительных интонаций? Как бы не так! Я говорила настолько уверенно и грозно, что помощник комиссара, не смея перечить, мигом исчез с моего пути, хотя сам Витген приказа выпустить меня пока ещё не давал.
И, видимо, даже не собирался.
– А вы неплохо разбираетесь в специфике полицейского расследования, мадам Лавиолетт, – сказал Витген мне вслед, когда я уже остановилась возле двери. – Или… вас лучше называть мадам Бланшар?
Моя рука, опустившаяся на дверную ручку, невольно замерла. Я прикрыла глаза на пару секунд, сосчитала четыре удара собственного сердца, и вновь обернулась на Витгена. Тот самодовольно улыбнулся и с наигранным гостеприимством кивнул на тот самый стул напротив его стола, будто приглашая вернуться.
– Что вам от меня нужно? – Недрогнувшим голосом спросила я. И тут же расстроилась: вроде бы, прозвучал мой вопрос достаточно уверенно, а интонации всё равно не те! Побольше бы стали, побольше ледяных ноток…
– Где вы были вчера в промежутке с половины первого до половины третьего пополудни?
– Вы меня подозреваете? – Ахнула я. Надо сказать, вполне естественно, без малейшего притворства. Я, действительно, была поражена таким поворотом событий. – В убийстве горничной? Меня? Бог мой, да мы познакомились только вчера утром и виделись не дольше, чем полчаса! С чего бы мне её убивать? Вы… вы не в своём уме, комиссар!
– Давайте начистоту, мадам Бланшар, я подозреваю вас во многом, и в убийстве Селины Фишер в том числе, – сказал этот негодяй, – и в ваших же интересах будет рассказать мне правду. Меж тем, на мой вопрос вы так и не ответили, что, безусловно, не делает вам чести!
Каков мерзавец, а? Да как он смел так со мной разговаривать?!
Я, однако, неспешными шагами вернулась к своему оставленному месту, и вновь опустилась на мягкий стул, хмуря брови и силясь вспомнить. С половины первого до половины третьего, вчера? Где я была? Я задумалась всего на несколько секунд. Господи, да это же проще простого!
– Я была в столовой, на обеде, вместе с остальными, – тут я не удержалась от ядовитой усмешки, – и тому есть свидетели! Как минимум дюжина человек может подтвердить мои слова, и это не считая официантов, что прислуживали за столом.
Я гордо вскинула голову, и смело поглядела в чёрные проницательные глаза Витгена, с видом победительницы. Что, съел? Самодовольный, невоспитанный швейцарский мерзавец! Но моё неоспоримое алиби, похоже, комиссара не впечатлило. Выдвинув один из ящиков стола, он достал оттуда мою белую шляпку с голубыми лентами, и небрежно бросил её на стол. Я воздержалась от колких фраз о том, что такая дорогая вещь требует более осторожного обращения, я промолчала. Потому что поняла – мне конец.
– Узнаёте эту вещь?
– Узнаю, – мой хмурый взгляд вернулся от милой фетровой шляпки к неприятным глазам комиссара Витгена.
– Мы нашли её в домике у реки, в двух шагах от моста, где была задушена Селина Фишер. Это ваша шляпка, следует полагать?
– Имеет смысл отрицать? – Изогнув бровь, спросила я. – Вы же наверняка осмотрели её с должным тщанием и нашли мои инициалы с внутренней стороны на подкладке. Шляпка делалась на заказ в одном из ателье Лиона. Да, она принадлежала мне.
– Жозефине Бланшар, если верить надписи, – чинно кивнул Витген, довольно улыбаясь. В тот момент он походил на сытого кота, объевшегося сметаны. – Скажите-ка, а почему вы остановились под вымышленной фамилией? По-моему, это в высшей степени подозрительно! Вам самой так не кажется?
Эта фамилия вовсе не была вымышленной, он ошибался. Восемнадцать лет жизни, вплоть до замужества, я была Жозефиной Лавиолетт. Эта фамилия нравилась мне куда больше, а известна была куда меньше, нежели фамилия Рене Бланшара. Но раскрывать противному Витгену свои мотивы я была не намерена.
– Я обязана отвечать? – с вызовом спросила я, в то же время прекрасно понимая, что таким поведением ещё больше настраиваю комиссара против себя. Но, по-моему, сделать хуже было уже невозможно. Что бы я ни говорила, как бы себя не вела, результат будет один и тот же: он мне не поверит. Для него я уже была виновна, заранее. Классический пример настоящего полицейского – уверяю вас, они все такие! А если не все, то уж точно большинство. Мне, например, исключения не попадались ещё ни разу.