Умный дом (СИ)
– А это дедушкин портрет.
Егор медленно приблизился.
Портрет изображал надменного старика в средневековом костюме. Картина была выполнена в той дотошной манере, которой Маслов в глубине души восхищался. Насыщенный цвет, превосходная проработка деталей, одно кружево на рукавах и золотое шитьё чего стоит! Фон слегка затуманен, как у старых итальянских мастеров; кажется, там арка или колонна... и жёлтый подсвеченный солнцем туман.
Однако, присмотревшись к красочной поверхности, Егор понял, что Ольга имела в виду, когда говорила о разных художниках.
Изумительный тон лица, выразительные складки на лбу, породистый крупный нос (несомненно, доставшийся по наследству Ольге в более изящном женском варианте), надменная складка губ - и вдруг тусклые, безжизненные глаза. В правом углу рта небрежный шрам, а может быть, просто грязное пятно.
Буйно разметавшиеся седые кудри, роскошная фактура горгеры* и бархатного берета - а возле виска небрежная прядь совсем другого оттенка. На крупном ордене (что за орден такой, интересно?) закрашена центральная часть; одна рука чётко прописанная, с выпуклыми венами и крупным сверкающим перстнем, на второй перчатка намечена резкими мазками, причём, судя по положению предплечья, кисть перерисована под другим углом. Такая же нашлёпка скрывает набалдашник трости, да и в углах картины, где никаких особых деталей быть не должно, порезвился неведомый горе-художник.
Исходная техника гладкая, лессировочная**, рука мастерская, а последователь грубо, жирными мазками закрашивал отдельные детали.
– Странно.
– Да, мне это тоже показалось странным.
– Если нижний слой покрыт лаком, - Егор присмотрелся, - а он вроде бы покрыт лаком, то, может быть, я смогу смыть дописки. Сначала попробую вот здесь внизу на трости, а если всё пройдёт хорошо, будем двигаться дальше.
– Сколько времени это займёт?
Егор потёр переносицу.
– Честно говоря, я не знаю. Надеюсь, неделя, может, две. Потом надо будет ещё раз лаком для предохранения... Но знаете, может и вообще ничего не получиться, я предупреждал.
Ольга кивнула.
– Я помню. Ты попробуй.
Оставшись в выделенной ему комнате - удобной, но безликой, как гостиничный номер, Егор принялся перебирать события длинного дня.
Актив. Он в гостях у красивой и несомненно одинокой девушки. Впрочем, несомненно - это он фантазирует. Скажем так - возможно, одинокой. К тому же без жилищных проблем и навязчивых родственников. Но даже без далеко идущих планов, его ждёт интересная работа и впечатляющая оплата.
Егор хлопнул в ладоши - свет послушно погас, остался лишь крохотный светлячок у дверей.
Пассив. До жилищной беспроблемности от Москвы чесать три часа, причём общественный транспорт сюда, кажется, не ходит. Картина странная, девушка... тоже странная, к тому же самоуверенная до стервозности, Егор таких побаивается.
А от роботов вообще не знаешь, чего ожидать.
Маслову смутно вспомнились какие-то ужастики про дома, пожирающие жильцов. Или это были растения? Он схватился за смартфон, но экран мерцал успокаивающе, и приём был отменный. Егор позвонил родителям, потрепался с приятелем по КБ и успокоенно зарылся в подушку. Но лишь проваливаясь в сон, понял, что так смущало его в Ольге.
Кажется, она была не самоуверенна.
Она была напугана.
* * *
Утро растворило вчерашние страхи в солнечных лучах. Проснувшись, Егор какое-то время бездумно валялся в постели, скользя взглядом по обстановке. Сегодня обнаружились детали, не замеченные с вечера, например, пульт в стене, как от музыкального центра. Егору понадобилось минут десять, чтобы разобраться в системе и выбрать какую-то незнакомую, но симпатичную инструменталку - помесь жизнерадостного рока и незамысловатого джаза.
Музыка пронизывала комнату, как будто динамики прятались в каждом углу. Определённо, в этих умных домах есть своя прелесть.
Маслов сунулся за дверь - сориентироваться насчёт ванной. Музыка перетекла следом, расположившись в коридоре. Озадаченный, он прошёл до самой лестницы, вернулся, заперся в обширной ванной комнате, будто срисованной с модного журнала - звук послушно следовал за ним.
Стоя под душем, Егор размышлял, как будет работать система, если в доме пять человек, и каждый захочет слушать своё, причём погромче.
В космической рубке кухни хозяйничал Марвин.
– Гость, здравствуй.
При ближайшем рассмотрении оказалось, что робот нарезает колбасу. Пластиковые пальцы сжимают нехилый кухонный тесак, движения неторопливы, но хирургически точны.
Егор поёжился.
– Гость, слушай, - предложил робот, не отрываясь от работы, и в кухне внезапно зазвучал голос Ольги, почти не искажённый записью.
– Привет, Егор. Я на работе. Дом в твоём распоряжении. Если что-то не поймёшь, спроси у Марвина. Как у Яндекса. Да, забыла сказать, не выходи на улицу. Вечером покажешь, что с портретом. Пока.
Такой себе аудиовариант записки на холодильнике. Ценные указания получены: сиди-работай, из дома ни ногой. А почему, собственно, ни ногой?
– Почему я не могу выйти на улицу?
Робот молчал. Как у Яндекса, говорите? Попробуем иначе.
– Марвин, мне можно выйти из дома?
– Гость нельзя.
Исчерпывающе. В желудке зашевелился холодок. Что там было у Кинга про писателя, которого держали под замком? Забыл, чем дело кончилось, помер он или выбрался.
Егор задумался, пережёвывая бутерброд. Марвин дорезал колбасу и переключился на сыр. Ломтики у него получались не хуже, чем у комбайна.
В конце концов, его кормят и в комнате не запирают, - решил Егор. - Ещё не крайний случай.
И отправился работать.
Портрет глазел на него мутными глазами неопределённого цвета. Егор долго разглядывал поверхность, осторожно трогал кончиками пальцев. Говорят, хорошо сфотографировать в косом свете, все изъяны видны, но фотоаппарата нет, да и изъяны-то - вон они все.
Он выбрал самый нежный растворитель, развёл с конопляным маслом. Лёгкий мазок тампоном, ещё один - вроде бы получается. Слой лака поверх дописок совсем тонкий, словно картину именно что не дорисовывали, а прятали изначальную работу.
Егор увлёкся. От резкого химического запаха слегка кружилась голова, из-под грубого шлепка проявлялись прежние цвета - насыщенные, яркие. Собственное дыхание казалось слишком громким, а периодически Егор вообще забывал дышать.
И только когда плечи заломило от многочасовой неподвижности, он отодвинулся от стола и увидел, что получилось.
Старик держал не трость. Меч.
* * *
– Тогда всё становится логичным, - пояснял Егор. - Правая рука лежит на этом... перекрестье таком.
– На гарде, - тихо подсказала Ольга.
– Ну да, на гарде. Она, похоже, очень широкая, вот здесь виден край. Вообще интересный такой меч: рукоять длиннющая, гарда эта немеряная... Прямо Конан-варвар. Слушай, а ты уверена, что его рисовали в начале прошлого века?
Ольга задумчиво повела плечом.
– Папа говорил, портрет старый. Я всегда считала, что это дедушка, но может быть, прадед или даже какой-нибудь пра-пра-прадед.
– А может это быть, наоборот, недавняя работа?
– С чего ты это взял?
– Ну знаешь, - Егор смутился. - Какой-то меч этот... как будто ненастоящий. Если бы я его на картинке в журнале увидел, решил бы, что фэнтези современное. Эльфы-гоблины там всякие, оружие вычурное.
Ольга окинула его суровым взглядом.
– Когда я была маленькой, портрет уже висел дома. А это ещё в Советском Союзе было.
– Ну да, эльфов-гоблинов в Советском Союзе не было, - пробормотал Егор. - А кстати, почему это мне нельзя выходить из дома?
По её лицу пробежала тень.
– Когда меня нет, включается система защиты. Параноидальная. Перепрограммировать сложно, так что выходи, когда я здесь. Только зачем тебе? Посёлок ещё пустой почти, из магазинов - одна палатка у остановки...