Эхо давней любви
Он хихикнул и протянул ей сверток.
— Я тут сделал кое-какие покупки, — объяснил он.
— Неужели? — спросила она удивленно. — Это в воскресенье-то? И какой же магазин был открыт?
Он хитро подмигнул ей в ответ:
— У меня свои собственные каналы. Ну-ка, открой.
С улыбкой на лице приняла она протянутый им сверток, медленно развязала белую веревку, развернула коричневую бумагу.
— Это первый в моей жизни подарок от любимого, — сказала она со вздохом.
Он довольно усмехнулся и, ткнув себя пальцем в грудь, ответил:
— Не расставайся со мной, малышка, и я буду дарить тебе подарки каждый день.
Она посмотрела на него с таким восхищением, что насмешка исчезла с его лица, но он вновь усмехнулся, услышав ее ответ:
— Ну, конечно, будешь. Я просто уверена, что будешь.
Размышляя про себя над тем, что может означать его ироничный тон, она не спеша достала содержимое свертка. Там оказались белая хлопчатобумажная блузка, мягкая белая жилетка из оленьей кожи с длинной кожаной бахромой и пара кожаных сапожек шестого размера.
— Белый твой любимый цвет? — спросила она, разглядывая жилетку и блузку. Он кивнул и расхохотался:
— Жилетку я взял потому, что не знал, какой у тебя размер груди. Но тебе же нужно будет что-нибудь накинуть, когда мы выйдем на улицу.
Она ехидно засмеялась:
— Да, Митч, я вижу, ты все продумал, — она положила вещи на стул и раскрыла со вздохом халат, обнажая впадину между грудей.
— Ну, как ты думаешь, какой у меня размер? — спросила она, жадно пожирая его взглядом.
От удивления у него чуть рот не открылся, но, сглотнув слюну, он осторожно дотронулся рукой до ее талии и проговорил:
— Мне трудно сказать. Я знаю только, что ты прекрасно сложена.
Она соблазнительно улыбнулась, когда его ладони коснулись ее груди:
— Ну же, Митч, попробуй отгадать.
В ответ он крепко обнял ее и страстно поцеловал. Заметив блеск в его глазах, она высвободилась из его рук, оправила халат, протянула руку, чтобы померить один из сапожков, и сказала со смехом:
— Ну, ты меня удивляешь! Я не думала, что человек, который всю свою жизнь обмеряет строительные блоки, потерпит столь сокрушительное фиаско.
Она натянула правый сапожок, и он заметил:
— Уверяю тебя, измерить грудь гораздо сложнее. Если только попытаться представить себе, что твоя грудь выбита из каменной глыбы.
Она рассмеялась, восхищенная его шуткой.
— Да, Митч, с юмором у тебя все в порядке, — она подняла ногу так, что халат ее задрался, обнажив бедро. — В самую пору пришелся. Чудесно, не правда ли? — Она кокетливо повертела обутой в сапожок ногой.
Но глаза его были прикованы уже не к сапогам. Он опустился на колени подле нее и прильнул губами к ее бедру.
— Угу, — пробормотал он.
Она ловко отпрыгнула в сторону и, хлопнув в ладоши, воскликнула:
— Какие они удобные, Митч!
Она пританцовывала на месте, любуясь своей обновой, и с каждым ее движением полы халата распахивались все шире и шире.
Он сидел на полу подле двери и смотрел на нее широко открытыми, полными страсти глазами.
— Подойди-ка сюда, Блаэр, — пробормотал он хриплым голосом, протягивая ей руку.
Но она словно не слышала его слов и кружилась по комнате в вальсе.
— Я пойду оденусь, — сказала она нараспев. — Я хочу поскорее все померить. Подожди минутку.
Она поспешила в ванную; за закрытой дверью выражение ее лица мгновенно изменилось. Уже через две секунды она была одета. Вернувшись в комнату, она обнаружила, что он все еще сидит на полу.
Внимательно глядя на нее, он спросил:
— А что случилось с чашкой? — и кивком головы указал ей на лежавшие в углу осколки.
— Я нечаянно уронила ее, — ответила она, пытаясь улыбнуться.
Он усмехнулся в ответ.
— Нечаянно уронила о камин? — спросил он. — Это нужно было умудриться! Нет, Блаэр, у меня такое ощущение, что ты нарочно ее раскокошила.
Она попыталась изобразить на лице удивление.
— Но зачем мне было это делать? — спросила она, поправляя на себе жилетку.
— Мне тоже интересно знать зачем. Но ты ведь разбила ее, не так ли? — он обхватил руками колени и оперся о них подбородком. — В чем дело, Блаэр? Я же чувствую, что что-то не так.
Она не сразу нашлась что ответить.
— Если тебе так жаль этой чашки, то я готова возместить ущерб, — сказала она наконец. И добавила, наматывая на палец бахрому жилетки, — извини, я не знала, что ты ею так дорожишь.
— Я нисколько не дорожу этой чертовой чашкой, Блаэр, — ответил он, вставая. — Но я очень сильно дорожу тобой. — Он расправил плечи и гордо выставил вперед голову. — Когда я уехал отсюда, ты еще спала. И вот я возвращаюсь, и меня встречает здесь эдакая современная распутная Иезавель, которая изображает из себя не пойми что. Нечего тут ломать передо мной комедию. Все, что я хочу, это чтобы ты оставалась самой собой и смотрела мне в глаза. Почему ты все время отводишь взгляд? А? Почему ты разбила чашку? Что произошло за то время, пока меня не было? Может, ты видела во сне кошмар? Скажи мне, — он пристально посмотрел на нее, — что с тобой произошло?
Она пожала плечами и, продолжая тормошить бахрому, ответила:
— Да, наверное, это было нечто похожее на ночной кошмар. Но это уже не важно. А что касается разыгрывания комедии, — добавила она, — то ведь обезьянка любит передразнивать. Я надеюсь, ты знаешь эту старую пословицу?
Он провел рукой по волосам и ответил:
— Да, я знаю, но не понимаю, что ты имеешь в виду. Ты хочешь сказать, что я первый начал разыгрывать комедию? Так я должен понимать твои слова? — Он посмотрел ей в глаза и добавил уже гораздо спокойнее: — Если ты действительно так считаешь, то уверяю тебя, ты не права, — он ткнул пальцем себя в грудь. — Эта обезьянка настроена как нельзя более серьезно.
Она тихонько кивнула и, опустившись на колени, принялась собирать с пола осколки.
Он встал на колени рядом с ней и нагнулся, чтобы подобрать кусочек разбитой чашки.
— Давай, я помогу тебе, — прошептал он.
— Почему бы тебе лучше не починить кровать, Митч? С этим я прекрасно справлюсь сама, — сказала она с насмешкой. — Или чинить ее бесполезно, потому что все равно ни одна кровать не выдержит силы и напора такого мужчины, как ты? В таком случае тебе следовало бы снабдить ее стальными балками — вроде тех, что поддерживают небоскребы.
Ни говоря ни слова, он поднялся, подошел к кровати и со злостью ударил по ней ногой. Блаэр резко обернулась: он, разъяренный, вылетел из дома, хлопнув при этом дверью так, что она едва не слетела с петель. Она и не подозревала, что ее слова могут настолько вывести его из себя, она ничуть не хотела его разозлить. Но теперь она нисколько об этом не жалела.
Блаэр аккуратно подмела осколки и выбросила их в мусорное ведро, но тут неожиданно вновь появился он. Митч ворвался в дом и, остановившись в дверях, проговорил сухим хриплым голосом:
— Я не потерплю этого — ни от тебя, ни от какой-либо другой женщины. Если ты объяснишь мне, в чем причина такой резкой перемены в твоем поведении, я с удовольствием тебя выслушаю. Но если ты отказываешься говорить, то давай лучше я отвезу тебя домой.
Она кивнула в ответ и ответила холодно:
— Да, пожалуй, так будет лучше.
Его реакция ничуть не удивила ее: он вновь саданул дверью.
Они ехали молча все то время, пока машина спускалась с гор. Блаэр избегала его взгляда и, когда замечала, что он на нее смотрит, немедленно отводила глаза. Она чувствовала себя разбитой. Мысль о том, как жестоко он ее разыграл, не давала ей покоя и причиняла нестерпимую боль. Она чувствовала, что пройдет еще очень много времени, прежде чем она сможет забыть об этом путешествии. Если вообще сможет.
Когда они миновали границу между штатами, она взглянула на часы.
— Я не достаточно быстро еду? — спросил он. — Ты хочешь, чтобы я превысил допустимую скорость?
Она ничего не ответила.
— Блаэр! — взмолился он неожиданно. — Черт подери, не мучь меня! Скажи, по крайней мере, в чем я перед тобой провинился. Я голову сломал, но так и не понял, что я такого мог натворить. Быть может, я просто слишком много от тебя требовал?