Путь истинной любви (ЛП)

плечи.
– Хм, – отвечает она, смотря на меня в упор, но не как на живого человека (а я не ее
игрушка и не состою в группе «поддержки Пеппер Хилл»). – Спорим, он это предложил
только потому, что жалеет тебя.
Почему она не может понять, что он мой единственный друг?
– Большое спасибо, Пеппер, – говорю я, закрывая свой учебник по математике и роняя
карандаш. Мне больше не интересно доделывать кучу заданий, которые поднакопились с
тех дней, что я отсутствовала.
Она широко раскрывает свои голубые глаза и отмахивается от меня.
– Без обид, но очки у тебя странноватые. И тебя никогда нет в школе. Диллон супер
умный, ну а ты...
– Я умная, – инстинктивно отвечаю я, краснея с каждым словом, срывающимся с моих
губ.
Дьяволица наклоняет голову на бок и улыбается.
– О’кей.
Толкая очки в красной оправе выше на нос, я открываю школьную сумку и пихаю туда
вещи. Я беру за правило избегать Пеппер, но она и не собирается держать в секрете, что
хочет того, что принадлежит мне и разыскивает меня, пока я хорошенько прячусь.
Сплетни в уборных и случайно-неслучайные тычки от Пеппер Хилл и компании это одно.
Понимать – что она идеально подходит для Диллона – совсем другое.
Пеппер, скорее всего, права, и это лишь вопрос времени, когда он это осознает.
– Вы целуетесь? У тебя уже было это с ним? – спрашивает она, нарушая правила
библиотеки и смеется так громко, что с книг слетает пыль.
– Ты грубиянка, – бормочу я, застегивая рюкзак.
Она тянется и хватает меня за руку. Ее челка, подстриженная на бок, падает на левый глаз
и от нее исходит запах сладкой ваты. А я, наверное, пахну мазью от растяжения мышц и
мои волосы в хвосте, который мне помогал делать мой бойфренд, завязывая их на ходу,
пока мы мчались в школу.
– С Диллоном это не должно быть грубо. Ну вот честно, ты хоть иногда смотришь на
него? – спрашивает мисс Злорадность с легким налетом краски на щеках. – Он
восхитительный, Пенелопа.
Официально мы встречаемся месяцев пять, и не прошли даже первую стадию, но ей я
этого не рассказываю.
Она ударяет ладошкой по поверхности стола. Но удар, как будто по нижней части моей
груди – так беспокойство разжигает вибрирующую панику.
– Перестань делать так, – говорю я, отодвигая стул, чтобы уйти.
Пеппер снова ударяет по столу.
– Это?
Я растираю рукой место, повыше того, где прыгает сердце и напоминаю себе, что она не
может меня обидеть, если не видит меня.
Спасаясь бегством между книжных полок и школьных постеров, на которых написано
«Чтение это прекрасно», я с опущенной головой продолжаю следовать вперед к выходу.
Барабанящее беспокойство, что поселилось в груди, ударяет еще громче, когда враг
проходит мимо, между рядом научных книг и мной.
Она поворачивается и останавливается на моем пути, скрещивая на груди руки, прямо
перед моими очками.
– Я думаю, ты должна порвать с Диллоном. Для его же блага.
– А я думаю, что ты должна убраться с моего пути, – отвечаю я в том строгом тоне, какой
только могу изобразить.
Пеппер Хилл делает шаг ближе ко мне.
– А что ты сделаешь, если я не уйду?
Мысли о том, что я могу выдрать ее дурацкие волосы и отхлестать ими по ее лицу
пробегают в сознании. Но прежде чем мне выпадает шанс найти ножницы, мальчик,
которого она хочет у меня украсть, появляется в конце стойки с документальной
литературой. Его улыбка меркнет, как только он замечает, что меня загнал в угол сам
дьявол.
Я пытаюсь обойти своего мучителя, чтобы прорваться к нему. Но она подходит ближе,
отказываясь меня пускать. Мой следующий шаг – отшвырнуть ее на книжные полки, но
Диллон опережает меня.
– Чего ты тут устроила, Пеппер? – спрашивает он, притянув меня к себе. Мистер
«Великолепие» берет меня за руку, и заслоняет спиной.
– Ничего, – лжет она, притворяясь слабой и сладко улыбаясь.
Когда наконец-то она уходит, я облокачиваюсь на книги о космосе и генетике, и еще
какой-то науки, и во все глаза смотрю на мальчика, с которым должна порвать ради его же
блага.
– Почему тебе нравится со мной целоваться? – спрашиваю я. – Не хотелось бы тебе
больше целоваться с девчонками типа Пеппер Хилл?
Он пожимает плечами.
– Потому что, я предпочитаю тебя.
– Мой отец дает тебе конфеты за то, что ты заставляешь меня улыбаться, и это странно, –
смеюсь я, окруженная запахом старого переплета и старых чернил на древней бумаге.
– Я никогда не говорил, что твой отец странный, – его глупая улыбка становится больше,
и я хочу убрать его волосы с глаз.
Диллон не подозревает, каким классным он становится. И как чрезвычайно сильной, я
становлюсь рядом с ним. Каждый хочет дружить с ним, и они терпят меня, потому что я
всегда рядом. Я знаю, придет день, когда он перестанет составлять мне компанию по
ночам у окна.
Неужели этот парень и правда хочет расчесывать волосы сумасшедшей девчонке по
утрам, потому что она не может это делать сама?
А через несколько лет, Диллон окончит школу лучше всех и уйдет в колледж.
Я же буду счастлива, если смогу закончить девятый класс.
– У меня кое-что есть для тебя, – соседский мальчик открывает свой рюкзак и достает
оттуда длинное желтое перо. – Дети в художественной школе мастерят что-то из них.
И когда счастье гудит во мне, я спрашиваю:
– Ты его украл?
– У них полно таких. Так что пропажа не будет обнаружена, – говорит он, передавая перо.
Держа основание между пальцев, я провожу пером по своим губам; мягкое волокно
скользит по губам и щекочет нос. Диллон подходит ближе и поднимает очки на верхушку
моей головы, как он делает всегда, когда мы одни. Пока я смотрю в его красивые зеленые
глаза, я думаю о том, что сказала Пеппер Хилл и размышляю, почему сама не догадалась
об этом.
После всего, что он сделал для меня, это малое, что я могу ему дать.
– Диллон?
– Даа? – он наблюдает, как его подарок отстраняется от моих губ.
– Ты хочешь заняться со мной любовью?
Потрясенный, с красным лицом, Диллон поглядывает на меня краем глаза, пока мы идем
из библиотеки в классную комнату, где у меня математика. Прежде чем он собирается
отправиться на свой почетный урок английского языка, его рот открывается, как будто он
что-то хочет сказать, но он тут же туго смыкает губы и практически пихает меня в класс,
прежде чем уйти.
Я сажусь в конце класса и вынимаю книгу по предмету, который я не смогу пересдать
ранее конца года.
– Удалось сделать что-нибудь из домашнего задания, Пенелопа? – спрашивает меня мисс
«Она-сочетается-со-всем-классом».
Я протягиваю ей завершенное, на порванном от бессилия листе, и кое как склеенное
скотчем, даже не утруждаюсь извиниться за то, что все остальное не готово. «Миссис-без-
имени» наступает своей туфлей из коричневой кожи на плиточный пол класс и качает
головой.
– Только вот не надо рвать, мисс Файнел, – говорит она разочарованным тоном.
– Извините, – бормочу я.
Другие ученики, конечно, замечают, что наш преподаватель зависла около меня. Они
оборачиваются через спины друг друга в поисках меня и Миссис «Имя-ставить-сюда»,
ловя каждое слово из нашего разговора.
– Сколько шансов я тебе давала? Почему образование для тебя не на первом месте? Тебя
волнует твое будущее, Пенелопа? Ты хочешь поступить в колледж? – миссис
Разочарование все говорит и говорит.
Я вижу, как двигаются ее худые губы, но я не слушаю, только киваю, когда она
прерывается для моего ответа.
– Бла, бла, бла и бла, – миссис «Бла» впивает свои пальцы в задание, которое я дала ей. –
Бла. Бла.
– Да, мээм, – говорю я, растерянная.