Исчезающие Девушки (ЛП)
Иногда мне кажется, что я не влюблялась в Паркера. Иногда мне кажется, что все это было для Ники, чтобы доказать ей, что я могу быть равной ей.
На первом этаже мама стоит на кухне, разговаривая по телефону, вероятнее всего с тетей Джеки, единственным человеком, которому она иногда звонит. Телевизор за ее спиной едва слышно, и я спотыкаюсь, когда камера поворачивается к знакомому участку шоссе, недалеко от того места, где Ники врезалась в скалу. Место кишит копами, как это должно было быть после аварии. Вся сцена озарилась прожекторами и сиренами, как во время ночной съемки фильма. Слова в бегущей строке в нижней части экрана: «Полицейские начали активный поиск девятилетней....»
- Да, конечно, мы ожидали адаптационный период, но... - мама прерывается, когда замечает меня, указывает на коробку с лазаньей «Стауффер» на кухонном столе и на микроволновку, произнося губами: "Ужин?"
В тишине я могу услышать голос диктора: «Полиция ищет свидетелей или подсказки в исчезновении Мадлен Сноу, которая исчезла в воскресенье вечером ...»
Я качаю головой, мама отворачивается и ее голос отдаляется, по мере того, как она уходит из моего поля зрения.
- Но я справляюсь. Всё потихоньку возвращается на круги своя.
Я ударом выключаю телевизор и хватаю Никину любимую хоккейную толстовку с крючка возле входной двери. Думаю, я выгляжу как в середине восьмидесятых, под капюшоном мои шрамы будут в основном скрыты. Кроме того, взять Никину одежду без спроса добавляет острые ощущения, словно я могу натянуть другую личину. Толстовка по-прежнему пахнет Никой – не духами, так как Ники ими никогда не пользовалась, а кокосовым шампунем и общим, неопределенным запахом чистоты, улицей и спортивными достижениями.
Я натягиваю капюшон и закрепляю его под подбородком, ступая по траве и наслаждаясь прекрасным ощущением влаги, просачивающейся сквозь джинсы. Я ощущаю себя грабителем, или кем-то на секретном задании. Моя машина заблокирована, и я не хочу просить маму отогнать её Субару, что обязательно повлечет за собой море расспросов и обеспокоенных взглядов. Тем более она наложила запрет на вождение после аварии.
Я вытащила свой древний велосипед, на котором никогда не ездила, за исключением позапрошлого лета, когда мы с Арианой наелись галлюциногенных грибов, и Ники нашла нас, валяющимися в траве, как рыб, задыхающихся от смеха. Поначалу я немного пошатываюсь, но вскоре снова чувствую ритм. Колени не давали мне покоя, но все было не хуже, чем обычно. Кроме того, «Дринк» был всего в нескольких милях отсюда.
На самом деле, «Дринк» это условное название реки Саскватчи. Когда-то в прошлом десятилетии, когда толпа риэлторов и спекулянтов высадилась на береговой линии округа как армия помешанной на деньгах саранчи, пожирающая все на своем пути, в нашей местности группа застройщиков решила вырубить леса и построить массу гламурных прибрежных местечек: кофейни, художественные галереи, элитные рестораны прямиком в центре Сомервилля. План строительства был одобрен, а материалы поставлены, прежде чем жители города спохватились. Вероятно, для города, имеющего свою историю, появление новых зданий, уймы новых парковок и машин, привозящих поток новых людей, представляло собой угрозу. Но Сомервилю удалось добиться того, что вся территория к западу от реки получила статус национального заповедника. Меня удивляет то, что городское правление ещё не приняло мандат, призывающий нас носить юбки-кринолины.
Насыпи гравия и груды бетонных плит предполагалось убрать, но никто этим так и не занялся. Осталась даже брошенная каска, тщательно и таинственно оберегаемая людьми, которые там тусуются.
Я слышу звуки вечеринки как раз в тот момент, когда поворачиваю на Лоуэр Форг и, свернув с дороги к лесу, еду по тропинке, проложенной в подлеске детьми, велосипедами, скутерами и, иногда, внедорожником Криса Хандлера. В лесу воздух прохладнее, и листья бьют меня по бедрам и голеням, когда я еду по неровной дороге, крепко держась за руль велосипеда, чтобы избежать падения. Как только я вижу свет сквозь лес - танцующих людей, использующих свои телефоны как фонари, - я слезаю, ведя велосипед пешком, и ставлю его рядом с несколькими другими на траве.
Вечеринка довольно масштабная: сорок или пятьдесят человек, большинство из них в тени, толпятся на склоне, ведущем вниз к реке, или сидят на бетонных плитах. На секунду я ощущаю панику, чувствуя себя вновь маленькой, как в свой первый день в школе, наблюдавшей за толпой детей через двойные двери. Давненько я не чувствовала себя аутсайдером...
- Я не знаю, почему ты всегда должна быть в центре внимания, - сказала мне Ники незадолго до аварии.
Я пыталась втиснуться в кожаные штаны, которые недавно купила втайне от родителей и поэтому прятала их под свитерами в задней части своего шкафа.
- Ну, а я не знаю, почему ты так этого боишься - ответила я.
Ники как будто получает силу, будучи совершенной, безобидной и правильной: миленькие джинсы, узкие, но не слишком тугие, белая футболка, лёгкая, но не прозрачная, естественный макияж, будто бы его вовсе и нет. Бьюсь об заклад, что если бы в Сомервиле издали закон об обязательном ношении юбок, она бы первая спохватилась и приобрела бы себе одну. Она, вероятно, еще и носила бы под юбкой панталоны для пущей прилежности.
Ники не видно, Паркера тоже. Но когда компания людей переместилась, я замечаю кегу и множество красных стаканчиков на льду. Я чувствую себя лучше, почти прежнюю себя, наливаю себе пива, но получается налить одну пену. Первые несколько глотков притупляют мой страх. На улице достаточно темно, поэтому я осмеливаюсь снять капюшон и встряхиваю волосы. Вижу Дэвиса Кристенсена и Бена Мортона, держащих друг друга за мизинцы и стоящих в стороне от небольшой группы людей. Они оба замечают меня одновременно, а Бен даже открывает рот от удивления. Дэвис говорит ему что-то шёпотом, а потом поднимает стаканчик, вытянув в сторону два пальца.
Я проглатываю пиво, поворачиваюсь к бочке и снова наполняю стакан. Когда я поднимаю глаза, Ариана стоит передо мной, вынырнув из толпы. Она коротко подстригла волосы. В своих черных шортах, поношенных кроссовках и с густо подведенными глазами, она похожа на безумную пикси. Внезапно я чувствую острую боль. Моя лучшая подруга. Моя бывшая лучшая подруга.
-Ничего себе, - Ариана смотрит на меня так, будто бы я - новый вид животного, которое пока еще не классифицировано. - Вау. Я не ожидала увидеть тебя здесь. Я вообще нигде не ожидала увидеть тебя.
- Шэрон держала меня в карцере, - всё, что я говорю, так как не хочу вникать в подробности.
Это наша старая шутка, что моя мама - тюремщик, и я жду, что Ариана засмеётся. Но вместо этого она просто очень быстро кивает головой, как будто я рассказала что-то интересное.
- Как мама? - спрашивает она.
Я пожимаю плечами:
- Всё по-прежнему, - говорю я. - Она снова пошла на работу.
- Хорошая новость, - Ариана продолжает кивать головой и походит на марионетку, которую дёргают за верёвочки. - Это очень хорошо.
Я делаю ещё один глоток пива. Пена уже осела, и я чувствую горьковатый привкус выдохшегося пива. Сейчас я уже понимаю, что моё появление вызвало некое беспокойство, эффект волны, когда новость передаётся от одной группы к другой. Многие оборачивались в мою сторону. Как и раньше, я снова привлекаю внимание, даже наслаждаюсь этим. Но одновременно чувствую нарастающий зуд, который присутствует обычно на экзаменах. Может быть это из-за того, что я надела толстовку Ники и частичка её самосознания попала ко мне на кожу.
- Послушай, - Ариана делает шаг ко мне и говорит низким голосом, очень быстро, она тяжело дышит, как будто слова приносят ей физическую боль. - Я хотела попросить у тебя прощение. Я должна была прийти к тебе. После аварии, мне нужно было поддержать тебя или ещё что-то сделать, но я не могла, я просто не знала, что делать...
- Не думай об этом, - говорю я и делаю шаг назад, едва не споткнувшись о глыбу цемента, торчащую в траве.