Череп на рукаве
– Что это за спектакль, отец? – Я слегка возвысил голос. – Даже если тебе не нравится моё решение…
– Твоё решение?! – взревел он. – Предательство – это твоё решение?! Идти на службу к этим… этим… – отец потряс кулаком, не находя, наверное, слов.
– Мы граждане Империи, отец. Новый Крым подписал договор. Ты забыл, что там и твоя подпись?..
– Неужели ты думаешь, что мы хоть на минуту смиримся?! Если бы мы тогда его не подписали, на месте Севастополя осталась бы радиоактивная пустыня. И ни тебя, ни твоих братьев и сестёр – никого не осталось бы в живых!
Я не нашёл ничего лучшего, как пожать плечами. Поймал краем глаза взгляд Танюшки – голубые глаза стали похожи на озёра от застывших в них слёз.
Мама сидела, по-прежнему не шевелясь. И молча смотрела перед собой на сверкающе-пустую тарелку. Сегодня в ход пошёл «торжественный» сервиз, который у нас доставали только в особенных случаях: дни рождения, Рождество и так далее…
Сегодня, значит, тоже «особый случай».
Отец перевёл дыхание. Схватил графин с водой, налил в хрустальный бокал, шумно выпил. Впечатал бокал в стол, вновь поднял на меня глаза, и я вновь не выдержал его взгляда.
– Мы решили, – на скулах отца заиграли желваки. В свои сорок пять (я появился у них рано, когда маме было всего восемнадцать, а отцу – на два года больше) он выглядел очень внушительно. Никогда не занимался накачиванием мускулов, а завяжет узлом любого культуро-каратиста.
– Мы решили, что тебе здесь больше места нет.
Мама вздрогнула, Света стащила с носа очки, яростно принявшись протирать и без того идеально чистые стёкла. Пальцы её дрожали.
Я вновь пожал плечами.
– Ты ничего не докажешь, отец…
– Тебе здесь больше места нет, – отчётливо повторил он. – И ты больше не первый наследник. Подпишешь добровольный отказ от наследства и передачу своей доли семейных акций Георгию.
– Не имеешь права!
– Очень даже имею. По закону о неделимости майората, – злорадно сообщил он мне.
– Юра… – страдальчески прошептала мама, обращаясь к отцу.
– Что «Юра»?! Он нас предал! Предал и продал! Пусть управляет Георгий. У него и способностей к этому куда больше.
– Я могу сказать? – вдруг зазвенел голос Лены. – Или тут говорят только трое?
Отец метнул на мою сестру недовольный взгляд.
– Говори, да не заговаривайся.
– Почему никто не даст сказать Русу? Наверное, у него были причины! – и умоляющий взгляд на меня. Ну не молчи, ну скажи же, что всё это не так, что всё это ошибка!..
Нет, дорогая сестричка. К сожалению, это не ошибка.
Я поступаю в имперскую армию. И тогда мне действительно нет места среди вас. Отец принадлежал к узкому кругу самых богатых рыбопромышленников Нового Крыма, казалось бы, ему и им подобным как хлеб и воздух нужен был мир с Империей, хорошие отношения с военными, рынки сбыта и прочее, прочее, прочее. Однако… в недалёком прошлом мой почтенный отец возглавлял боевое крыло Армии Русского Сопротивления. До самого подписания мирного договора с Империей, согласно которому Новый Крым «добровольно» входил в её состав, а все жители планеты спустя не столь уж длинный «испытательный срок» получали права гражданства. Ну а планета, само собой, – представительство в Рейхстаге, верхней палате (два депутата) и места в Бундестаге (пропорционально народонаселению, но, само собой, не меньше чем одно).
Так было. Шла война. Настоящая партизанская война. Но потом неожиданно среди самых что ни на есть радикалов, «непримиримых», возникло движение «умеренных», ратующих за достижение почётного мира с Империей. И, что самое удивительное, им удалось добиться своего. Партизанская война прекратилась, имперцы и Новый Крым подписали договор, нам было даровано гражданство…
Всего этого добилась узкая группа людей, которых по-прежнему называли «умеренными». И возглавлял их мой достойный батюшка. Бывший глава «непримиримых». Ему тогда было немногим меньше, чем мне сейчас. И я уже был на свете.
Но к творившемуся со мной это никакого отношения не имело.
– Что ж, отец, – я как можно более независимо пожал плечами. – Ты совершаешь ошибку, но… Я докажу тебе, что я лучший сын, чем ты – отец. Давай бумаги. Я всё подпишу.
– Не здесь, – прошипел он, тяжело и исподлобья глядя на меня. – Не здесь. В Деловой Палате. Завтра. В присутствии положенных законом свидетелей. Чтобы всё как полагается зарегистрировать. Так что обратной дороги тебе не будет. Майорат отныне и навсегда закрепляется за Георгием и его потомками. Он хороший сын и настоящий русский человек. Не то что… – отец скривился.
Я видел, как Георгий вздрогнул и ещё сильнее вжал голову в плечи. Да, он прирождённый коммерсант, настоящий знаток всего морехозяйства, окончил, как и я, биологический факультет нашего университета, а сейчас вдобавок получает степень в Деловом Администрировании. Но мы с ним всегда были в прекрасных отношениях. Он младше меня всего на год, в детстве, всем на удивление, мы никогда не ссорились, всегда играли вместе и всё делили пополам – кроме девушек. Тут наши вкусы решительно разошлись. Я любил длинноногих блондинок, Георгий – пышных брюнеток…
– Иди, – сказал отец. – Иди… только крест фамильный сними.
– Папа! – не выдержали разом и Света и Лена.
– Молчать! – гаркнул на них отец. – Ничего не понимаете, сороки! Какой он после этого православный!
– Сестрички… не злите его, – я медленно расстёгивал ворот. – Пусть будет, как он хочет. Всё равно я от нашей веры не отступался, и Господь Вседержитель в том свидетель. А какой крест носить… право слово, неважно.
Я положил золотой крестик на край стола. Больше мне здесь делать нечего. Те немногие вещи, которые я хотел бы сохранить, уже спрятаны в надёжном месте. Об остальном я не заботился. Книги разве что… но их, в конце концов, можно и новые купить.
– Прощайте, – сказал я, повернулся и пошёл к дверям.
Только тут Танюшка позволила себе зарыдать в полный голос.
* * *Вербовочный пункт располагался, естественно, в самом центре Нового Севастополя. Прямо через площадь от Городской Думы и канцелярии городского головы. Раньше там стояла старая больница, самая первая из всех, построенных на Новом Крыму. Имперцы больницу взорвали, отгрохали вместо неё за городом громадный госпитальный комплекс, а на площади появился «Штаб гарнизона Вооружённых Сил Империи, планета Новый Крым». На фронтоне раскинул крылья хищный одноглавый орёл, сидящий на римском лавровом венке, внутри которого вставало солнце. Само здание имперцы отстроили из монументального красноватого гранита, на отполированных поверхностях сверкали блики покачивающихся на ветру оранжевых фонарей. Вперёд выпирали мощные контрфорсы, узкие окна, словно бойницы, подозрительно косились на окружающие дома, далеко не столь же ухоженные, чистые и отполированные.
Напротив, через площадь, наискось от кафедрального собора Святого благоверного князя Александра Невского стояло здание городских Думы и Управы. С двуглавым орлом на фронтоне и бело-сине-красным триколором. На груди орла – щит со вставшим на дыбы медведем. А на крыльях – гербы поменьше: Георгий Победоносец со змеем, «Пагоня» Руси Белой и трезубец-сокол Рюриковичей – от Руси Малой.
Я привычно перекрестился на кресты собора и поскорее отвёл взгляд.
Как же мало у нас осталось. Страшно подумать. От великой некогда нации и Империи – Российской, само собой, – протянувшейся одно время от Одера до Юкона, от Новой Земли до туркестанских гор, – только и уберегли после всех потрясений и бурь – эту одну-единственную планетку. Есть, конечно, ещё пара – Славутич и Вольный Дон, но там человеку лучше даже и вообще не жить. Ни растительности, ни воды. Одни рудники. И народу там раз в сто меньше, чем у нас.
Конечно, можно сказать, планета ведь всяко больше, чем одна шестая часть суши, но дело-то в том, что сейчас одна планета, даже такая «курортная», как Новый Крым, – это всё равно как одна оставшаяся от России губерния, к примеру Таврида…