Дарю тебе сердце
– Но… но… я думала, что мы…
На следующий день они снова встретились в обеденном зале, но он смотрел мимо нее. Виктория так и не поняла, что случилось.
Два дня спустя, когда Доусон покупал в вестибюле сигары, у стойки регистрировалась высокая рыжеволосая дама в бежевом кашемировом дорожном костюме. Определить ее возраст было трудно, она хорошо сохранилась, и ей с равным успехом можно было дать и тридцать, и пятьдесят. Впрочем, Доусона не интересовало, сколько ей лет. Его потянуло к женщине с первого взгляда, да и она, посмотрев на него, улыбнулась.
Доусон знал, что вечером она будет искать его в ресторане, и нарочно не стал спускаться. Пообедав, он сидел в кресле и курил сигару. В дверь постучали, и лакей протянул ему серебряный поднос, на котором лежал сложенный вдвое листок. Взяв записку, Доусон прочел:
«Я не видела вас за обедом. Поскольку в этом отеле нет бара, надеюсь, вы не откажетесь выпить со мной в моем номере сегодня вечером».
И подпись: «Баронесса Ле Пойфер, номер 603».
Доусон улыбнулся, неторопливо вышел в коридор и направился к номеру баронессы. У двери его встретила горничная.
– Входите, мистер Блейкли, – сказала она, поклонившись.
Доусон вошел. Из другой комнаты величаво выплыла баронесса в длинном пеньюаре из бежевого атласа.
– Как мило, что вы пришли, мистер Блейкли. Присаживайтесь и расскажите мне о себе.
– Прошу вас, называйте меня Доусоном. Я американец, приехал в Лондон на зиму, и, похоже, поездка окажется куда более приятной, чем я рассчитывал. А вы?
– Я рада, что вы американец. Правду сказать, я тоже. Семь лет назад познакомилась в Нью-Йорке с бароном Ле Пойфером и вышла за него замуж. После свадьбы мы переехали в Париж. Этой весной барон умер, а я осталась в Париже, но временами ужасно тоскую по родине. Вы как будто привезли с собой частичку Америки. Ну, теперь, когда мы познакомились, чем займемся?
– Я с радостью отвезу вас куда вы пожелаете, баронесса.
– Дорогой, зовите меня Сьюзен. Честно говоря, я бы предпочла провести уютный вечерок, не выходя из этого номера.
– Не могу придумать ничего лучше.
Сьюзен провела Доусона в просторную спальню и закрыла за собой дверь, после чего выразительно посмотрела на него:
– Скажите, я не слишком напористая?
– По-моему, вы очаровательны, – с улыбкой заверил он.
Баронесса выскользнула из атласного пеньюара и направилась к кровати. Лежа на атласных простынях, она выглядела очень соблазнительно. Доусон присел на край кровати и, наклонившись к баронессе, взял в руки камею.
– Я никогда не снимаю этот медальон.
Баронесса улыбнулась:
– Ну что ж, дорогой, должно же на вас остаться хоть что-нибудь.
Прошло две недели. Как-то раз, проснувшись в десять часов и увидев, что баронесса, сидя в кровати, пьет утреннюю чашку кофе, Доусон проворчал:
– Меня уже тошнит от этого чертова дождя.
– Вот это да! – Сьюзен надула губки. – Я-то думала, что мы неплохо проводим время вместе.
– О, дорогая, я ничего такого не имел в виду. Мы и вправду отлично провели время, просто я больше не могу обходиться без солнца.
Сьюзен погладила курчавые волосы у него на груди.
– Тебе пора возвращаться в Америку?
– Нет, я могу туда вообще не возвращаться.
– В таком случае предлагаю вот что. У меня есть небольшая вилла в Монте-Карло, почему бы нам не поехать туда?
Небольшая вилла оказалась особняком из тридцати двух комнат, из ее окон открывался захватывающий вид. Доусон день за днем грелся на солнышке, отчего его смуглая кожа стала еще темнее, Сьюзен натирала его ароматным маслом и время от времени предлагала выпить экзотический прохладительный напиток. Баронесса с каждым днем все больше влюблялась в своего молодого любовника, он же меньше всего думал о любви. Он был доволен жизнью, как ему и не мечталось, не думал о завтрашнем дне и ни к чему иному не стремился.
Доусон перевернулся на спину, подставив солнцу живот. Рядом в серебряном ведерке со льдом охлаждалась бутылка шампанского. Разомлев от тепла и вина, Доусон пребывал в состоянии приятной расслабленности. Светлокожая Сьюзен не могла и помыслить о том, чтобы растянуться рядом с ним на солнышке, – она бы обгорела в считанные минуты.
– Милый, может, войдешь ненадолго в дом? – Она улыбнулась, стоя над ним в белом атласном пеньюаре.
– Зачем? – притворно удивился он. – Мне и здесь хорошо.
– Ты же знаешь, что сегодня вечером мы идем в гости.
– Но сейчас только три часа, куда спешить?
Баронесса опустилась рядом с ним на колени.
– Мне бы хотелось провести с тобой некоторое время до того, как мы уйдем.
Лениво приоткрыв глаза, Доусон улыбнулся.
– Интересно, что у тебя на уме? – прошептал он.
– Да ну тебя!
– Я пошутил, дорогая. Ты хоть представляешь, как ты хороша при солнечном свете? – Он поцеловал ее в губы.
Когда спустя два часа они проснулись, баронесса с ужасом обнаружила, что страшно обгорела на солнце.
– Ой, ты только посмотри на меня!
Подхватив Сьюзен на руки, Доусон отнес ее на кровать и уложил на белые атласные простыни. Ее красная кожа на белом фоне рассмешила его.
– Доусон Блейкли, это не смешно! – завизжала баронесса.
– Прости, дорогая, я не хотел тебя обидеть, просто ты сейчас похожа на огромного вареного омара.
– Я рада, что тебе весело, – фыркнула она, – но как же быть с приемом?
– Забудь о нем: ты так обгорела, что не сможешь ничего на себя надеть.
– Но прием устраивается в нашу честь! Тебе придется пойти без меня.
– Как прикажете, мадам!
Глава 12
Когда мистер и миссис Хантер Александер возвращались в Натчез, Луи и Абигайль радостно встречали молодоженов на ступенях Сан-Суси.
– Дорогая! – Луи обнял дочь.
– Ах, папа, я так рада вернуться домой!
Наблюдая сцену встречи, Хантер испытал легкий укол ревности и втайне жалел, что они не могут прямо сейчас поселиться отдельно. Отныне ему придется делить Кэтлин с ее родителями.
Луи выпустил из объятий дочь и подошел поздороваться с зятем.
– Входите, сын мой. Как там Новый Орлеан?
– Мы прекрасно провели время, мистер Борегар, просто превосходно.
За обедом Кэтлин была очень оживленной. После кофе, который подали в библиотеку, она попросила Хантера сыграть на рояле. Когда Луи начал клевать носом, Хантер в глубине души обрадовался.
Прощаясь с родителями жены, он встал из-за рояля, и как только они ушли, со счастливой улыбкой обратился к Кэтлин:
– Дорогая, пойдем спать, пора. Позволь, я тебя отнесу.
Он легко подхватил жену на руки и понес в спальню. Когда Кэтлин в ночной рубашке вышла из гардеробной, Хантер уже лежал на их широкой кровати, по пояс накрывшись простыней. Не успела она опустить голову на подушку, как муж наклонился над ней.
– Дорогая, – прошептал он.
– Хантер, прошу тебя… я ужасно устала и хочу спать.
Хантер улыбнулся:
– Понимаю, дорогая. Спокойной ночи. Я люблю тебя, Кэтлин Александер.
– Я тоже тебя люблю, – ответила Кэтлин, поворачиваясь на бок и закрывая глаза.
Проспав всего несколько часов, Хантер проснулся на рассвете. Кэтлин еще крепко спала. Он склонился над женой и поцеловал ее в губы.
– Доброе утро, любимая.
– Доброе утро. Который час?
– Еще рано.
– Почему же ты не спишь?
– Не знаю. Наверное, мне все еще в новинку спать с тобой.
– Тогда я встаю, – сказала Кэтлин.
Хантер обнял ее за талию.
– Дорогая, мы можем пока не вставать с постели. Вчера вечером ты была усталой, а сейчас?
– Сейчас нет, но…
– Вот и хорошо, – заключил он, целуя ее. – Забудь обо всем, кроме нас с тобой. Ты такая красивая, я так тебя люблю!
Кэтлин неохотно сдалась.
Доктор Хантер Александер вернулся к врачебной практике. Находясь в своем кабинете, он мог забыть о Кэтлин, но когда рабочий день приближался к концу, Хантер с нетерпением предвкушал, как вернется к молодой жене. Правда, он предпочел бы, чтобы она ждала его в спальне, но такого никогда не случалось. С тех пор как они вернулись из Нового Орлеана, Хантер редко оставался наедине с женой.