Софья (обманутые иллюзии) (СИ)

- Ну-ну, Софья Михайловна, - раздался над ухом тихий голос, - полно сырость разводить.
Вздрогнув, девочка открыла глаза, встретившись взглядом с темно-карими глазами деда.
- Pardonnez-moi, monsieur (Простите меня, сударь), - всхлипнула она, взяв из его рук протянутый ей платок.
- Не плач, ангел мой, - улыбнулся Петр Гаврилович. – Никто тебя не обидит более. Все у нас с тобой отныне будет хорошо.
- А маменька с папенькой вернутся? – с надеждой в голосе спросила она.
Граф помрачнел, задумался, подбирая слова для ответа:
- Увы, мой ангел, Господь забрал их к себе, но они всегда будут рядом с тобой, всегда будут сверху приглядывать за тобой.
Сонечка не поняла смысла его слов, но мысль о том, что они где-то рядом, хотя она и не может их увидеть по каким-то непонятным ей причинам, была ей приятна. Дорога убаюкала ее. Свернувшись калачиком на широком сидении, девочка задремала. Скинув с плеч дорожный плащ, граф аккуратно накрыл ее, стараясь не потревожить чуткий сон. Софья проспала почти всю дорогу, проснулась она только тогда, когда карета остановилась во дворе большой усадьбы. Заржали лошади, которых выпрягали из упряжи и отводили в стойло, чьи-то сильные руки подхватили ее и вытащили из экипажа. Рассмотрев в свете факелов лицо того, кто держал ее на руках, Софья радостно улыбнулась и обхватила руками сильную шею мужчины, спрятав лицо на его плече. «Как ты выросла, ma petite niиce  ( моя маленькая племянница )», - услышала она и только крепче сжала ручонки, боясь, что ее обожаемый oncle исчезнет, стоит ей только открыть глаза.
Софья привыкла к его визитам пока жила вместе с матерью в столице и всегда ждала их с нетерпением, зная, что дядюшка непременно привезет ей что-нибудь в подарок. Иногда это были сладости из кондитерской лавки, иногда игрушки. Лишь в последний год, после того как уехала маменька, он приезжал всего лишь раз. Она как-то спросила бабушку: отчего Дмитрий Петрович перестал навещать их, но та не ответила и перевела разговор на другую тему.
Дмитрий внес девочку в дом и, осторожно поставив на пол, обратился к супруге:
Confie, а son ton soucis, ma chиre  ( Поручаю ее твоим заботам, моя дорогая ), – наклонившись к уху жены, он прошептал, - Le pиre ne lui dit Hйlиne et sur l'enfant  ( Отец не сказал ей об Элен и о малыше ).
- Ne t'inquiиte pas, mon cher ( Не волнуйся, мой дорогой ), - отозвалась Ольга Николаевна, взяв девочку за руку. – Tous ont formй ( Все образуется ).
Время было позднее и, несмотря на то, что почти всю дорогу девочка провела в полудреме, Сонечка очень устала и потому рада была оказаться в уютной комнате. Прислуга принесла поздний ужин, девушка графини Завадской помогла ей снять платье и приготовиться ко сну. Едва голова ее коснулась подушки, как она тотчас уснула. Но сон ее был недолгим.
Ей привиделись маменька и папенька в парке их городского особняка. Папенька, качал ее на качелях у старой липы, а маменька была занята рукоделием, сидя в кресле в тени дерева. Так покойно ей было в этом парке с ними, так хорошо было на душе, она смеялась в голос, а качели взлетали все выше и выше. Радость ее сменилась страхом, когда родители, взявшись за руки, пошли прочь от нее, уходя все дальше вглубь парка по липовой аллее. Соня кричала, плакала, звала их, но они даже не обернулись. Проснувшись от собственного крика, Сонечка сев на постели обхватила руками колени, все ее тело сотрясала крупная дрожь, слезы продолжаться литься по лицу неудержимым потоком.
Дверь в ее спальню приоткрылась, и показалось лицо перепуганной девушки, что приставили ходить за барышней.
- Чего кричали-то, барышня? Приснилось что? – спросила она, склоняясь к сжавшейся в комок фигурке.
- Н-н-ничего, - пролепетала испуганная девочка.
- Ну, коли ничего, так ложитесь спать, - недовольно проворчала девица, укрыв барышню одеялом и подоткнув его со всех сторон. – Господи, не оставь сиротку милостью своей, - прошептала она и перекрестив девочку, покинула комнату, забрав с собой свечу.
Софья долго лежала в темноте, боясь закрыть глаза и вновь увидеть этот сон, в котором родители уходят от нее, оставляя ее одну на высоких качелях в парке.
Утром все семейство Завадских собралось за столом. Девушка, что помогала Софье одеваться и ночью караулила ее сон, проводила девочку до дверей столовой. Остановившись в дверях Софья присела в книксене.
- Bonjour (Доброе утро), - поздоровалась она, обведя взглядом присутствующих.
- Bonjour, ma bonne (Доброе утро, моя милая), - улыбнулась в ответ Ольга Николаевна.
Поднявшись со стула, Андрей отодвинул рядом стоящий стул для кузины. Благодарно улыбнувшись ему, Сонечка присела за стол, и только после этого граф подал знак прислуге, что можно подавать завтрак. Аппетита не было. Вяло ковыряясь в тарелке, Софья то и дело поглядывала на брата и сестру. Андрею на вид было лет пятнадцать, Лидия была едва ли намного старше самой Софьи, которой в ту пору исполнилось шесть. Помимо семьи Завадских за столом была еще одна персона: mademoiselle Элоиза Вальян, воспитательница Лидии и с этого дня и Софьи тоже.
После завтрака mademoiselle Элоиза увела девочек в детскую. Софи замерла посреди комнаты. Обилие игрушек в комнате поражало ее воображение. Не то, чтобы у нее не было подобных кукол, но здесь поистине было некое царство для маленькой принцессы. Взгляд девочки остановился на прелестной кукле в нежно-голубом шелковом платье с настоящими туго-завитыми локонами. Взяв в руки игрушку, Софья осторожно погладила куклу по фарфоровой щеке.
- У меня такая же есть, - улыбнулась девочка кузине. - Mon oncle подарил мне ее.
Лидия выхватила куклу из рук сестры и бросила ту о стену. Фарфоровая головка разлетелась на осколки.
- Лиди! – ахнула mademoiselle Элоиза. – От чего вы поступили так дурно!?
- Она перестала мне нравится, - пожала плечиком Лидия.
- Вы могли бы подарить куклу Софи, раз она не нужна вам более, - тихо заметила гувернантка.
- У нее уже есть такая, - развела руками Лидия. – Она сама мне сказала о том только что.
Поджав губы, mademoiselle Элоиза вышла за дверь, позвать горничную убрать осколки. Девочки остались вдвоем. Лидия смерила кузину уничижительным взглядом:
- Здесь все мое, - тихо произнесла она. – У тебя здесь ничего нет. Запомни то.
 Глава 1 
 Москва 
 январь 1809 года 
С началом сезона в Московском доме Завадских по вечерам стало весьма многолюдно: собиралась молодежь, из числа сослуживцев Андрея, бывали с визитами хорошие знакомые, особенно те, у кого имелись дочери на выданье. Музицировали, пели, молодые люди иногда садились за карточный стол.
Частым гостем в доме Завадских стал поручик Лейб-гвардии Гусарского полка Алексей Кириллович Корсаков.
Знакомство с Корсаковым Андрей свел четыре года назад во времена войны Третьей коалиции, закончившийся для России сокрушительным поражением под Аустерлицем. Для молодого Завадского то сражение стало боевым крещением: Кавалергардский полк, неся огромные потери, отчаянно сдерживал много превосходящие силы французов, давая возможность попавшим в окружение войскам отступить. Корсаков, будучи адъютантом при командовании должен был передать на левый фланг армии союзников приказ об отступлении. Оказавшись в самой гуще боя, Алексей, отвел удар французского кавалериста, предназначавшийся Завадскому. Андрей успел запомнить лицо своего нечаянного спасителя и много позже, уже во время марша обратно в Россию, разыскал его, желая выразить тому свою признательность за спасение собственной жизни. С тех пор молодых людей связывали узы тесной дружбы.
Третьим в компании друзей был штабс-ротмистр Кавалергардского полка Раневский. С Раневским Андрей впервые столкнулся еще будучи рядовым  (п ри поступлении в кавалергарды независимо от происхождения новобранец первые шесть дней числился в составе полка рядовым )в первые же дни службы. Для молодого впечатлительного Завадского Александр стал едва ли не кумиром: хладнокровный и бесстрашный в сражении, любимец фортуны за карточным столом, остроумный собеседник, пользующийся неизменным успехом у слабого пола, что в светской гостиной, что в местах менее благопристойных, у одних он вызывал жгучую зависть, у других желание добиться дружбы и расположения. Андрею посчастливилось оказаться в числе друзей, и дружбой этой он весьма дорожил. От того и был несказанно рад, что в сезон 1809 года оба и Корсаков, и Раневский оказались в Москве.