Гардарика любовь моя
Никто не мог сказать, когда мы будем высаживаться без рюкзаков — и какая при этом будет поставлена задача, тоже. В тот раз все было просто — моему отделению нужно было пройти вдоль заброшенной линии железной дороги, обследовать три станции, и через четверо суток примерно выйти на условленное место, где нас должен был ждать вертолет. Командование точно не знало, обитаемы деревни или нет — при наблюдении со спутников, как нам сказали, там отмечалась «низкая активность». Запрашивать точные данные в ходе рейда мы не могли, но система пассивного наблюдение действовала, за передвижением нашим следили и, в случае крайней необходимости, могли послать помощь… во всяком случае, мы на это надеялись.
Ветка железной дороги, вдоль которой нам пришлось идти, не использовалась людьми с начала века. Часть шпал рассыпалась, кое-где почва просела и рельсы выломало из них. Стальные конструкции топорщились вверх, словно непонятная сила старалась порвать железную дорогу как путы, стягивающие землю. Большинство сельчан покинули эту местность еще пятьдесят лет назад но, поговаривали, что кто-то там все еще пытался выжить. Незарегистрированные, они имели статус неграждан, и нам было разрешено поступать на свое усмотрение.
В первом селении все произошло, как и мы рассчитывали. Там оставалось целыми лишь несколько домов. Стоявшие рядом, они были окружены настоящим валом из шпал, обрезков рельс, железобетонных столбов. От остальных строений остались лишь обрушившиеся стены и печи. Кое-где виднелись следы пожара. В домах жило несколько человек — они встретили нас залпом из охотничьих ружей. Противники палили из раскрытых окон, не подозревая о том, что стальные пули «Рейдера» прошьют их домики навылет. Так, собственно, и случилось. Одно строение мы сожгли термической гранатой, из остальных обитателей выбили за полчаса. Несколько раненых, взятых в плен, рассказали нам, что там жили потомки сельчан, уехавшие из городов в деревню во время кризиса 2037 года. Они не знали о том, что война так и не началась и приняли нас за интервентов.
Впрочем, у них был повод опасаться не только незнакомцев. По словам пленных, в соседней деревне также засели люди, с которыми у них вот уже десять лет шла война за охотничьи угодья. Соседи, по их словам, ее уже проиграли, но никак не признавали этого… — Тайра усмехнулась. Глотнула остывающий кофе и продолжила.
— Селение мы обнулили, конечно же. Пришлось использовать ножи — слишком много патронов израсходовали во время стычки.
Со вторым все, казалось, проще. Но, когда отделение вышло к нему, нас встретило все население. Они вышли за баррикаду, все двадцать человек, безоружные… все же среди них были хорошие следопыты, и за ночь кто-то успел предупредить их о том, что с врагами покончено… Знаешь, что меня удивило? Разница между этими поселками. Здесь не было следов разрушенных домов — как рассказали поселенцы, даже печи были аккуратно разобраны на кирпичи. Вал скрепляли столбы, так, что он походил не на свалку мусора, а на крепостную стену. Поселенцы не стали ютиться в отдельных домах — они жили все вместе в здании бывшей школы. Вокруг него земля была вскопана и засеяна овощами, так что к стене можно было пройти только по узким тропинкам. Радом с домом стояли сарайчики, из которых доносилось кудахтанье кур, визг поросят… а козы, привязанные к колышкам, выщипывали траву за валом…
Нам не нужно было штурмовать поселок — командиру отделения достаточно было скомандовать «Огонь!» сразу же, но что-то его остановило. Мы приняли приглашение хозяев и зашли в их крепость. За общим столом и для нас нашлось место, староста — пожилой уже человек помолился на темные образа в углу и раздал всем сидящим горячий отварной картофель. Потом принесли жареного кабанчика… Ты не представляешь, до чего вкусно свежее мясо! Это — не замороженные двадцать лет назад котлеты и не выверенная по составу колбаса. Жаркое было совершенно в своем природном состоянии, оно шипело и брызгало жиром, истекало соком на алюминиевых тарелках… — Несмотря на смачное описание трапезы, Алексей внутренне напрягся, понимая, что курсанты ГГВ не могли оставлять свидетелей своего присутствия. Тайра поняла, точнее, почувствовала его мысли, и, с еще большей радостью, продолжила.
— Мы ушли утром, так и не рассказав этим странным, но таким радушным людям о своей цели. Мы надеялись, что никто не узнал о нашем нарушении. Но, по возвращении из рейда командир отделения был понижен в звании. Никто не назвал нам причину этого решения командования — тем более, он сам. А через месяц он написал рапорт об отчислении с курса, и уехал куда-то. Он и раньше был немного странным, если, конечно, к члену ГГВ вообще можно применить мерку «нормальности». Но мне почему-то кажется, что именно тот случай сломал его. Он вдруг увидел неграждан, которые не собирались убегать от него, и не хотели убить его. После ужина он долго говорил о чем-то со старостой, они до рассвета листали какие-то книги, в ослепительном пучке света его тактического фонаря читали куски текста и спорили о чем-то вполголоса.
Я надеюсь, что с этими странными поселенцами все в порядке — в том районе редко тренируются наши группы, да и наблюдать за ним постоянно со спутника тоже нет смысла. А если наш командир ушел именно к ним — а я это сильно подозреваю, то даже редкие враги их больше не потревожат. — Алексей поболтал в чашке остатки холодного кофе и выплеснул его в раковину. Рассказ Тайры не попадет на страницы журнала «Гражданин», и в популярном сериале «Приказано: пленных не брать» не появится серия про добрых неграждан. Сам не понимая, почему, Соснов об этом пожалел — такой превосходный контраст представляла бы из себя группа ощерившихся оружием полуголодных подростков и мирные поселенцы, протягивающие открытые ладони к оскаленной пасти.
— Может быть, это — настоящие граждане, по ошибке не попавшие в перепись населения? Были ведь такие случаи, потом приходилось восстанавливать, и извиняться перед ними… — Лучше свои мысли выразить у Алексея не получилось.
— Милый, это было нашей истории, но полвека тому назад. Тогда стране нужен был каждый боеспособный человек и каждый голос на выборах. А кому нужно их восстанавливать теперь, когда в государстве достаточно преданных штыков…? — Алексей слишком поздно накрыл ее губы поцелуем, и кощунственные слова успели вырваться. Отпустив жену, он покачал головой — действительно, у ГГВшников, видимо, находят в мозгу центр, отвечающий за страх, и прижигают его еще в детстве. Сомневаться вслух в справедливом устройстве государства Гардарики, где ни один гражданин не остается без заботы и внимания, да еще на кухне в общей квартире… На это был способен только человек, который не раз ходил под смертью.
— Надеюсь, ты шутишь… — Тайра почему-то лишь фыркнула в ответ, расплескав остатки кофе. Она неловко смахнула ладонью коричневые капли с пластиковой столешницы и поднялась, скрипнув стулом. В глубине квартиры хлопнула дверь — остальные обитатели собирались к ужину.
— Конечно, милый. — Встретив взгляд жены Алексей сильно пожалел о своих словах. Казалось, приветливая девушка куда-то пропала, украденная сидевшим перед ним диверсантом. Соснов знал такой взгляд — так смотрят опытные бойцы на спину живой мишени за секунду до того, как их нож скользнет по горлу. Они знают, что кровь может хлынуть на руки или хрипы будут очень громкими и готовятся добивать, если их удар окажется не совсем верным. В этот момент все его боевые операции показались Алексею просто игрой, этакой разновидностью утиной охоты, когда ты знаешь, что дичь не сможет нанести тебе вреда.
— Извини… — Он принял даже такой взгляд, хотя после секундного замешательства, и накрыл ладонью ее руку. — Ты права, — беззвучно сказали его губы.
Глава 7
Редактор выслушал доклад Соснова молча. Также не спешил он с комментариями, когда изучал заявку на командировку. Репортер предлагал снять интересный но, возможно, не очень удобный сюжет. Идея так называемого «трипа» по мертвому городу была не нова — вот только телевизионщики по негласной договоренности не трогали эту тему. А между тем, какой простор для исследований и творчества. Всего лишь в пятистах километрах от Восточно-Сибирска расстилалась территория старого города-миллионника. Большинство жителей его покинуло еще до кризиса 2037 года — причина этому была самая, что ни наесть, бытовая. Ветхие трубопроводы разрушились в нескольких местах, лишив горожане водоснабжения. Зимой такая же участь постигла и теплотрассу, а под конец вышли из строя большинство подстанций. Город начал вымирать еще до этого — из-за остановки большинства предприятий. А выход из строя систем жизнеобеспечения стал сигналом для всех остальных.