Кузнеца дочь
— Мертвец ты или дух бродячий, или морок какой — сгинь прочь! Чур меня, чур!
— Я не дух и не мертвец! — весело вдруг стало Вестейну, весело и тревожно, безрукавку он через голову стянул — блеснули кольца кольчужные на солнце.
— А стреляй, Свёль! Мейтис-слей-ви… Стреляй! У меня защита нынче крепкая! А если в другую ногу попадешь, глупая, — так быть мне хромым на обе ноги! Стреляй!
Медленно сошла с крыльца Голуба, лук не опуская.
— Зачем пришел? — голос зазвенел.
— Неужели ты плакать собралась, Свёль? — Вестейн начал медленно-медленно приближаться. Наконечник стрелы, нацеленный в грудь, мелко дрожал. — Помнится, ты в слезах убежала тогда, а я гадал — огорчилась ли, что не попала в голову, или же…
Он не закончил — шагнул вперед быстро, так, что между ним и Голубой кроме стрелы осталось не больше аршина расстояния.
— Уходи!
— Нет, — ровно ответил Вестейн, делая еще один шаг.
И заговорил тихо, серьезно.
— Тебя ж тогда так и не нашли — ровно кто следы твои замел. Совсем в другой стороне искали тебя… Да и хевдинга ранить сумела, подобраться незаметно, ловкая… Я и подсказал, куда убежала… А близнецы скучают по тебе, велели найти и рассказать. И Эгиль, и Бьёрн… Да что я мешаю тебе — руки уж трясутся совсем, промахнешься… Так я ближе подойду!
— Не подходи! — прошептала Голуба, да поздно. Острый наконечник едва ль не упирается в блестящие звенья, а на нем сидит маленькая Мара-смерть…
— Выстрелишь?.. Недалеко совсем — давай… А мне же все равно теперь!
Руки и вправду тряслись, да и губы дрожали, в глазах вода копилась. Человек напротив улыбнулся.
— Я думала, ты умер.
— Давно. Но я и мертвым тебя нашел…