Лезвие Эры (СИ)

Моё трепещущееся сердце не желало умирать в одиночку, ему хотелось, чтобы весь мир сгинул вместе с ним. Я мысленно прихлопнул карапуза с разбитой коленкой, девушку, спрятавшую в челке свой прыщ, и печального старика как жалких насекомых.
Почувствовав, что меня удовлетворяют эти ядовитые мысли о кровавой мести, мне сделалось дурно. Почему я так озлоблен на таких же невинных, как и я? Неужели я так и умру с этой злобой в сердце? Эх, если бы мне сейчас снова увидеть ту звезду, я бы пожелал умереть, сохранив хотя бы крохотную частичку того светлого ребенка, каким был раньше.
Эра ненадолго оторвалась от чтения. Выискивать в записях, переполненных страданиями, только ответы на интересующие вопросы, показалось ей невежеством. Холодно бороздить неровные строки, не проникаясь сочувствием, было кощунством. Несколько минут девочка отрешенно пялилась на чуть пожелтевшие страницы. Повторяя про себя только что прочитанные слова, дабы не обделить Максима сочувствием.
Иначе не хорошо. Эти записи и впрямь принадлежат человеку! Измученному, слегка озлобленному, но человеку! Ничего общего с тем кровожадным чудовищем. Он не псих и не маньяк. Та злая сила, что живет в нем, полностью им манипулирует, и зародилась она неспроста. Но как? Только потому, что Максим на миг пожелал этого? Из-за мимолетной мысли, по велению падающей звезды? Звезды?..
Инна всегда связывала встречу с Эрой с еще одним событием, произошедшим в тот день, – она увидела яркую серебристую линию в небе. Стало быть, и Максим в тот вечер увидел сверкание лезвия косы… Не обладает ли сияние оружия силой, способной выполнять желания?.. К черту! Нужно читать дальше. Между последней прочитанной заметкой и следующей был разрыв почти в месяц.
3 ноября … года.
Я по-прежнему в растерянности. И каждый раз, просыпаясь утром, не верю глазам своим, а засыпая, боюсь снова очнуться в больничной палате. Боюсь, что растает всё это чудо как первый снег. Но нет – я жив! По-настоящему жив!
Дышу полной грудью, не испытывая боли, а в зеркале вижу себя. Не того худощавого лысого изъеденного уродца, а настоящего себя. Своё лицо. Когда в первый раз глянул в зеркало, так и зарыдал. Не поверил. Думал, меня обманывают глаза. Рассудок уже от отчаянья перекосился. Не должен я сейчас быть дома, живой, здоровый, со своим лицом, а умирать в больнице или уже быть мертвым - вот о чем я тогда думал, глядя в зеркало.
И отец был таким же испуганным и озадаченным, словно и не его заслугой было моё спасение. Сколько дней в страхе прожил. И этот страх был посильнее ужаса смерти. Теперь было за что бояться. Что там говорить – и сейчас боюсь. Думаю, отнимут мою жизнь. Дали в руках подержать и назад заберут…
Но сейчас-то все на месте. Всё хорошо, ровно. Даже подчас забывать стал о подаренном здоровье, а как забудусь, так и пугаюсь. Боюсь зазеваюсь, а смерть - хвать и вырвет мои новенькие легкие. Снова подступит, снова начнет дышать угрозой. Поскорей бы забыть обо всем. Ведь в том-то и прелесть жизни, чтобы никогда не думать о гибели. Вот и сейчас почти начал забывать. А ведь совсем недавно готовился умирать. Как вспомню ту ночь, всё кажется неправдой.
Ближе к утру задремал на своей больничной койке. И тут чувствую, как трясут меня огромные руки. Глаза еле-еле открываю – рядом стоит отец. Весь запыхавшийся, взмокший. Трясет меня, что есть силы: «Не спи сынок, домой поедем. Сейчас же поедем, немедленно! Я авторитетом своим надавил, выпишут тебя. Сейчас же в машину - и домой. Ты держись только». А я головой киваю, мне уже всё равно было. Всё мне стало безразлично. И где умирать тоже.
До родного города далеко, но доехали мы быстро. Я, конечно же, всю дорогу ни жив ни мертв лежал, а отец знай крутил руль да бормотал себе под нос что-то про последний шанс. В дом внес меня на руках. Я тогда легкий был, ссохшийся, со мной бы и ребенок, наверное, справился. Плохо помню, как всё происходило. Слаб я тогда был, а быть может, и умирал уже.
Чувствую, лежу на жестком столе. Приоткрыл глаза, а мне в лицо бил свет лампы, да и тот мне тусклым казался. Узнаю подвал загородного дома. И отец рядом суетится, натягивает резиновые перчатки. Заглядывает он мне вдруг в лицо и говорит:
- Есть надежда, сынок! Есть! Может, и спасу тебя. Вдруг получится! Но если не выйдет, то давай сейчас попрощаемся, снова тебя будить уже не стану.
Я киваю одними глазами. А сам думаю: «Спятил он. Куда меня спасать, я ведь уже полумертвый. И легкое пересадишь – не поможет. Рак уже весь организм съедать начал». Даже будучи при смерти, ни единому слову не поверил. Не хотелось больше себя тешить надеждами. Надоело! Дороже обходится.
Отец брызнул шприцом в воздух, кольнул мне руку. Я и не почувствовал, а веки уже слипаются. Засыпаю. В последний момент вижу, папа какой-то пакетик вертит в руках, никак и вправду легкое мне хочет пересадить… Нет, не легкое это было, что-то маленькое. С кулачек размером, черное. И как мне тогда показалось, пульсирующее. Потом всё. Закрыл глаза. Последнее, что слышал, как отец инструментами лязгал.
После всего этого произошло нечто невероятное. Скорее даже фантастическое! Я проснулся. Не очнулся от боли, спугнувшей дремоту, как давно привык, а именно проснулся. Медленно выплыл из сна, как из ласковых теплых вод. Проснулся на кровати. Дома. В светлой комнате на втором этаже. Лежу и не могу понять, что происходит. Дышу вроде. Без боли дышу, без затруднений. Ощущаю, как грудь наполняется воздухом, натягивается, как барабан.Я уже и забыл об этом ощущении полноты, упругой легкости.
Сперва аккуратно дышал. С опаской. Боялся, сейчас вздохну поглубже - и зайдусь мучительным кровавым кашлем. Да нет, дышится ровно. Легкие без труда растягиваются. Легкие! Оба!
Знаю, что такого быть не может, но лежу и ощущаю. Всё на месте, как когда-то давно было! Не верю своим ощущениям. Ложь! Обман! Попробовал подняться – вот чудо! Отрываю голову от подушки – ничего не болит, не ноет. Как будто я и боли не знал.
Встал, иду. Что же это?! Подобрался к зеркалу… Вот тут я и зарыдал. Всё в секунду вернулось. Уж не сплю ли я? Вылечил меня отец! Вылечил! Но как? На мои вопросы он не отвечал. Всё помалкивал. А потом, устав от моих расспросов, все-таки отмахнулся, мол, придумал одно средство. В это я, конечно же, не поверил. Папа мой хороший врач, но чтобы он да придумал панацею… Нет, я не дурачок. И что же он своё средство миру не подарит? Таким же больным, умирающим, каким был я? Ведь это же важнейшее достижение в медицине. А отец и не хвастается, на работу не ходит, носа из дому не показывает, будто боится.
Всё только вокруг меня крутится, изучает. А недавно решил я прогуляться по городу. Но отец не пустил. Преградил мне дорогу у двери. Точно взбесился.
Тогда я и потребовал немедленных ответов. Долго он отпирался. Немалую настойчивость пришлось проявить. В конце концов сдался. Вздохнул тяжело и поведал мне свою тайну.
Ещё менее правдоподобную, чем так незамысловатая сказка о чудесном открытии, но в эту историю я поверил. Не стал бы мой скептик-отец выдумывать всю эту мистику. У меня была причина поверить в рассказанную им небылицу, ведь я тоже видел падающую звезду…