Пожалей меня, Голубоглазка (СИ)

— О да! Бесплатный сыр только в мышеловке.
— Не ворчи. Отнесёшь ему записку.
— Прощальную?
— Любовную.
— Э-э…
— Признаешься, что ты — не я.
— В жизни так не веселилась!
— Будет что вспомнить в старости.
— В старости меня разобьет склероз, забуду даже, как себя зовут.
— Хорошая болезнь: ничего не болит и каждый день новости, а чего это ты схудоумилась?
— Что сделала?
— Расстроилась.
— Мне он понравился.
— Это было до того, как я тебе все рассказала?
— И сейчас нравится.
— Ты заражена вирусом. Могу помочь, кстати.
— Не хочу выздоравливать, но только ради любопытства…
— Он опасен, милая. Не заметишь, как будешь раздавлена и выброшена на улицу. Будешь, ползая на коленях, собирать осколки разбитого сердца и размазывать по щекам соленые разочарования, смешанные с любимой тушью.
— На мне будут хотя бы туфли?
— Это единственное, что, возможно, будет на тебе.
— Все настолько плохо?
— Умножь на тысячу.
— Зараза!
— То, что для гусеницы конец света, для бабочки — день рождения. — философски успокоила Ая.
Маша только закатила глаза и пошла встречать очередного посетителя.
*****
Прошлое.
Разорванный конверт вылетел в окно автомобиля, лихо проезжающего километры. Костя не хотел открывать письмо раньше времени, но терпение имеет свойство заканчиваться, а его у него изначально никогда много не было.
Внутри оказался обычный тетрадный лист, вырванный зло или второпях. Ая любила порядок и никогда бы не оставила записку, не обрезав ровно края, но эта мысль исчезла, стоило Косте лист развернуть.
Завизжали тормоза, и машина пошла юзом. Если бы кто-нибудь летел по встречке — авария была бы неизбежна, а так… отделался легким испугом. Внутри листа была крашеная верёвочка, вернее, небольшой её кусок, и человеку не знавшему это могло показаться странным, но Костя сразу все понял. Фрагмент из прошлой жизни встал перед глазами так красочно, что прибил к сиденью.
Он узнал эту бечевку, но сердце пропустило несколько ударов, когда до Кости дошел весь смысл послания. Бечевка была разорвана, и ему досталась только половина. Только половина.
Лист соскользнул на пол, и написанное на нём "Чтоб ты сдох!" "поцеловало" мокрый коврик под ногами, но это уже не имело никакого значения. Все, что нужно было знать Косте, он уже знал и так.
Письмо адресовано ему. Без вариантов.
Лист был вырван зло. Без вариантов.
Жирная точка от неё оказалась такой жирной, что грозила запачкать всё его бельё.
Что ж, он примет это. Примет её решение и позволит себе все забыть.
Но черт возьми, как же в груди жгло!
  
« Глава 11. Часть 2
 
Двое, что сидели за столиком, напоминали участников охоты, только вот не понятно было, кто из них жертва, а кто — преследователь. Константин крутил в руках кофейную чашку с остатками горького напитка и смотрел на Машу с интересом биолога. Рассматривал внимательно чудную единицу природы.
На столике между ними лежала записка от Аи, но ему не надо было обращаться к тексту — все слова легли в памяти с первого раза, врезались в мозг колючими шипами. Он ещё не мог до конца распознать игру этой странной девушки, но понимал, что здесь что-то не так, что-то выбивалось из общей картины, не складывалось. Он доверял своему чутью, не доверять не было ни одной причины. Зачем она написала записку, если пришла сама и может говорить?
— Зачем тебе понадобилась темная комната? — спросил, наконец.
— Люблю острые ощущения.
— Темнота не нужна, я могу их устроить и так.
— Устрой лучше мне капучино.
Они сразу перешли на «ты», словно были знакомы давно. Мария, преданная Ае, уже не видела повода его "любить", а Костя не видел смысла играть в вежливых любовников. Она, судя по отсутствию кольца, свободна, он — тем более, а то, что скоро их снова соединит постель, был уверен на девяносто процентов. Это было делом почти решенным, но остальные десять "съедал" легкий дискомфорт, мешая сосредоточиться. Костя испытывал… сомнения. Да, именно их.
— Я люблю дерзких, — он подозвал взглядом стоящего без дела официанта и сделал заказ.
— Будет трудно.
— Я люблю трудности.
— А я предпочитаю джентльменов.
Он засмеялся. Тихий раскатистый и очень сексуальный звук, вырвавшийся из мужского горла, лишил Марию слов.
«Бедная Раечка, — подумала она жалостливо. — У неё нет ни единого шанса».
— Детка, ты разве не знаешь, что джентльмены приносят массу хлопот?
— Зато им не надо напоминать о правилах приличия.
— Какие правила могут быть у друзей?
— А мы уже друзья?
— Конечно. Друзья не всегда могут быть любовниками, но все любовники — обязательно друзья.
— Хм… Интересная трактовка.
— Сериал «Жизненный опыт Константина Романовича», двести пятая серия.
Принесли кофе, и Маша довольно вздохнула.
— У тебя голос нормальный, — вдруг заметил Костя. — Не хриплый.
Девушка напряглась, и глоток получился шумным. Хорошо ещё, не подавилась.
— И что?
— Распусти волосы, — приказал строго и сузил глаза. Добродушный тон мигом исчез, взгляд стал напоминать горящие угли.
— Ты в своем уме?
— Распусти. Волосы. Сейчас.
Все удовольствие от капучино испарилось, Маша отодвинула от себя бокал и отодвинулась сама. Ножки стула пробороздили пол с неприятным скрипом, привлекая к их столику внимание. Посетителей было немного, но будь даже один — неудобно стало бы все равно.
Ей, но только не ему.
Косте было абсолютно наср*ть в каком они находятся месте и сколько вокруг людей. Он понял причину своего дискомфорта, сомнений, что будоражили нервы.
Это не она. НЕ ОНА.
— Если ты через минуту не выполнишь мою просьбу, я сам её выполню.
— Думаю, нежностью пахнуть не будет.
— Она мне не к лицу.
Маша потянулась к заколке-крабу, обхватывающей небольшой скрученный валик волос и сняла её. Пряди рассыпались, и Костя выругался: витиевато и с чувством, не стесняясь выразить всю степень своей злой досады.
— Кто ты, бл*дь, такая?
— Незнакомка.
— Паспорт! — он протянул руку.
Маша беспрекословно подчинилась. Одним из её положительных качеств было умение прочувствовать ситуацию. Она могла точно определить момент, когда нужно остановиться или, наоборот, ускориться. Сейчас был момент первый. Мужчина, сидящий напротив, четвертовал её своим бешеным взором и готов был сразу же закопать отрубленные части.