Любовный поединок

Кэтрин улыбнулась, польщенная комплиментом. Это было одним из ее недавних приобретений — большой золотой лук на широкой черной эластичной ленте.
— Хорошо подобранные аксессуары лучше всего превращают повседневный костюм в парадный.
Эбнер с мягким укором покачал головой.
— Похоже, у тебя вся жизнь в вечном движении…
— Что поделаешь, шеф, такая уж у меня работа.
— Не могу понять, как ты выдерживаешь такой темп. Не присядешь ни на минутку. Я бы уже давно схлопотал сердечный приступ.
— А мне нравится.
Бешеный ритм заполнял жизнь Кэтрин, и это ей было просто как воздух необходимо. Она не любила передышек — ведь тогда слишком заметными становились пустоты в ее жизни. Хорошо крутиться с утра до вечера. Кроме того, Кэтрин занималась делом, получавшимся у нее особенно хорошо: организовывала рекламные кампании, заботилась о людях, старалась разобраться, что они собой представляют, и встраивала все и вся в наиболее эффективную схему. Кэтрин казалось, что она занимается этим сколько себя помнит, и неудивительно — ведь она была старшей дочерью в семье, где было девять детей.
Когда-то она мечтала, что настанет день и придет человек, который сумеет позаботиться о ней самой. Однако она жестоко ошиблась. У Кэтрин сжалось сердце при воспоминании о том, в какую тюрьму для нее превратился брак по вине бывшего мужа. Никогда такое не повторится, клялась она себе. Гипертрофированному чувству собственничества не было места в представлениях Кэтрин о любви. Так можно лишь разрушить все самое чистое, светлое…
Кэтрин постаралась выбросить эти мысли из головы. Теперь она строила свою жизнь по собственным меркам и на сегодняшнем приеме собиралась развлекаться вовсю. У Кэтрин почти не было никаких обязанностей — разве что перекинуться парой слов с несколькими авторами, выборочно познакомить их с другими гостями, обеспечив тем самым приятное общение. Шампанского будет вдоволь, и еще — лучший мельбурнский джаз, специально нанятый, чтобы гости могли всласть порезвиться после торжественной части. А Кэтрин очень любила танцевать.
Она поправила пояс так, чтобы золотой лук располагался ближе к линии бедер. Пояс прекрасно смотрелся на ярко-фиолетовом вязаном свитере, и Кэтрин осталась довольна общим впечатлением. Все отлично гармонировало с черной юбкой, колготками, изящными, классически строгими туфельками с золотым ободком.
Оставалось только уложить волосы, немного спутанные после рабочего дня. Кэтрин усмехнулась про себя, вспомнив определение, данное ее гриве парикмахером, — «дикий зверь». Броский рыжеватый оттенок «зверя» был совершенно естественным, как и локоны, буйными кудрями спускавшиеся по плечам до середины спины.
Как только они сядут в машину, она зачешет наверх непокорные пряди и наденет черно-золотые клипсы. Это будет последним штрихом к костюму для коктейля.
Эбнер заставил ее почти бежать до служебной стоянки автомобилей, явно стремясь поскорее отправиться в путь. По подсчетам Кэтрин, от офиса редакции «Эври дэй», где они сейчас находились, по прямой через Грин-стрит на мост и дальше — туннелем к Северо-Западному округу — даже в час пик дорога занимала от силы сорок минут. Прием же начнется не раньше шести, а сейчас едва пробило пять.
— К чему такая спешка, дядя Эбби? — маскируя шутливым тоном невольное раздражение, поинтересовалась она. Привыкнув путешествовать строго по расписанию, Кэтрин терпеть не могла терять время попусту и приезжать куда бы то ни было слишком рано.
— Хочу проверить, как смотрится экспозиция до того, как все придут.
— Я думала, это поручено Алине…
Утром Алина сама с гордостью сообщила об этом Кэтрин, польщенная тем, что ей доверили ответственное задание — разместить на столиках каталоги новых изданий, а также подарочные сувениры.
— Да, но наша козочка умудрилась там кувыркнуться с лестницы и вывихнула ногу, — обронил Айзекс, резко выруливая на проезжую часть.
Кэтрин многозначительно закатила глаза. Вот тебе и новая драма в жизни Алины, о которой она прожужжит все уши каждому встречному и поперечному.
— Причем мне не известно, успела ли она при этом завершить работу, — с легкой гримасой закончил Эбнер.
— Насколько я понимаю, Алина собиралась появиться на приеме в обществе нового мужа, — сухо сказала Кэтрин.
— В жизни каждого человека рано или поздно выпадает ненастье… — почти продекламировал Эбнер с напускным пафосом.
Услышав это ироническое изречение, Кэтрин не могла удержаться от смеха. Насколько ей было известно, с тех пор как Алина стала работать в редакции, Эбнер чаще, чем кто-либо другой, оказывался жертвой ее доверительных излияний. Мудрый Эбби неизменно ограничивался короткими сочувственными ответами, но большую часть словесного потока Алины попросту пропускал мимо ушей.
Нехорошо так злорадствовать, мысленно осекла себя Кэтрин. Вывих — дело нешуточное, обычно в таких случаях принято выказывать сострадание. Однако беда была в том, что Алина и без всяких травм постоянно требовала к себе сочувствия и поглощала его, словно вампир, в таких количествах, что естественный запас любого нормального человека очень скоро иссякал. Весь прошлый год Кэтрин занималась тем, что старательно избегала выслушивать доверительные монологи Алины, ее стенания по поводу реальных или вымышленных бедствий. Страдать несчастненькая Алина просто обожала.
Кэтрин мрачно припомнила, как, едва появившись в редакции, возглавив сектор рекламы, она поневоле оказалась самой подходящей кандидатурой на роль наперсницы хорошенькой миссис Стивенсон. На нее обрушился непрерывный поток жалоб на необоснованные требования первого мужа Алины. Теперь, задним числом, Кэтрин понимала, что тогда в ее душе были еще свежи раны, оставшиеся от собственного неудачного брака, и поэтому-то она так легко попалась на удочку и, сочувствуя Алине, старалась хоть как-то утешить и поддержать бедняжку.
Тогда она еще не знала, что советы были Алине, в общем-то, не нужны. Требовался лишь повод, чтобы привлечь к себе внимание, сыграть на элементарной человеческой отзывчивости, лишний раз поговорить о своей бесценной персоне. Кэтрин отродясь не встречала никого, кто был бы поглощен собой столь эгоистически, самовлюбленно, как эта свистушка.
Так или иначе, но, похоже, Алина счастливо отделалась от первого мужа. У того, по-видимому, был тот же пунктик, что и у «большой ошибки» Кэтрин. Мужчины, стремящиеся целиком завладеть женщиной, явно страдали комплексом неполноценности. Их бедой было полное отсутствие доверия и бешеная ревность. Они требовали отчета за каждую минуту, проведенную женой вне их драгоценного общества, и навязывали свою волю в любых мелочах.
Кошмарное существование, подумала Кэтрин. Какое счастье, что она от этого избавилась. Хотя ей очень не хватало Сиднея, ведь там жила вся ее семья. К сожалению, там же обитал и Ричард, а Кэтрин вовсе не была уверена, что сможет жить спокойно в одном городе с таким психопатом. Уехав в Мельбурн, она окончательно порвала с Диком, что было необходимо для ее душевного равновесия. И все же иногда Кэтрин чувствовала себя очень одинокой.
По крайней мере будет возможность повидаться с матерью во время поездки с Томасом Хордом. Она улыбнулась при мысли о предстоящем рекламном турне. Авторы бывали разными — то слишком обидчивыми, то чрезмерно темпераментными, но Томми Хорд был настоящей лапочкой — жизнерадостный, приветливый увалень, он всегда ценил то, что Кэтрин для него делала. Не мужчина, а милый, теплый, неуклюжий мишка. Жаль, что ей самой такой пушистик не попался.
Внезапно раздались позывные редакционной радиосвязи, и Кэтрин немедленно приглушила музыку.
Эбнер лукаво подмигнул.
— Это, конечно, тебя, детка… Ты бы не злоупотребляла телефонной болтовней, не то, глядишь, скоро трубка вообще прирастет у тебя к уху.
— Так будет даже удобнее, — отшутилась Кэтрин.
Она знала, что Эбнер не собирался задеть свою любимицу, однако на фоне мыслей о Ричарде замечание коллеги ударило по больному месту. В тот вечер, когда Кэтрин ушла от мужа, Дик вырвал у нее из рук телефонную трубку и в припадке беспричинной ревности швырнул аппарат о стену. И сейчас, когда Кэтрин отвечала на звонок, это воспоминание всплыло в ее памяти.