Полный котелок патронов
В общем, на часах было девятнадцать ноль одна (приглашен я был на девятнадцать ноль-ноль). Я снимал ботинки в прихожей ее навороченной квартиры. А она шуршала упаковкой от букета — я выбрал для нее голландские колокольчики нежно-розового цвета — и вводила меня в курс дела.
— Значит, так… Квартира эта не моя, а Кузи… Кузя — он хороший. Кузе пятьдесят два года, но ему больше сорока никогда не дашь…
— Ху из мистер Кузя? — спросил я, бережно вешая на плечики замшевую куртку, позаимствованную, для форса, из отцовского гардероба.
— Кузя — мой продюсер. Я с ним живу.
— В каком смысле «живу»? — поинтересовался я.
— Во всех! — легко откликнулась с кухни Анна.
У меня подкосились ноги. В лицо подул смердящий ветер разочарований. Мне вдруг на секунду показалось, что я понял неправильно все, что только можно было понять неправильно. Сейчас мне под нос сунут учебник по высшей математике и…
Но Аня оказалась девушкой современной. И тут же объяснила мне, почему париться не следует.
— Кузя — он хороший, — повторила Аня, ласково усаживая меня в глубокое кожаное кресло напротив себя. — Но, во-первых, он сейчас в командировке и приедет только завтра утром…
«Ага… Значит, до полуночи, ну максимум до часу, надо бы смыться, а то мало ли? Вдруг этот Кузя решит сделать сюрприз? Или вдруг выяснится, что у него утро начинается в полвторого ночи? Как понедельник у иных товарищей начинается в субботу?»
— А во-вторых, — с вульгарной растяжкой в голосе продолжала Анна, — он мне больше друг, чем… ну это… ты понимаешь…
Анна закатила глаза, словно бы хотела сообщить мне, что если бы могла, то в этом месте своих откровений обязательно зарделась бы. Но ведь моделям краснеть не положено!
— То есть вы не спите… ну… друг на друге? — растерялся я.
— Почему «не спим»? — сказала Анна обиженно. — Спим. Но… В общем, какая разница! — Анна грациозно махнула ручкой с на совесть нарощенными и наманикюренными коготками.
Конец этому неловкому разговору положило упитанное пепельношерстое существо, которое вдруг прыгнуло мне на колени и застыло там, будто так и надо.
Анна просияла.
— А это наш Буб!
— Это его так зовут? — спросил я, оскалившись. Котов я по жизни недолюбливал.
— Буб по-немецки значит «малыш». А поскольку Кузя вывез его из Германии..
— Хорош «малыш»… Килограммов шесть, — проворчал я, осторожно проводя рукой вдоль хребта модельного захребетника, да простится мне такой тухлый каламбурчик. — Так это немецкая порода? Правильно?
Я был рад говорить о чем угодно, лишь бы не о продюсере Кузе, чья бритоголовая, с упругими складками под бритым затылком, харя раскуривала сигару в ореховой рамочке напротив меня.
— Нет, порода — шотландская. Это — шотландский вислоухий кот. Видишь, какие у него уши? — оживилась Анна. Чувствовалось, что про эту тварь она готова беседовать часами.
— Вижу, красивые.
— В следующем году будем размножать! — с энтузиазмом продолжала Анна. — Я уже и невесту ему нашла, Моника Констанция Земляника Вторая! — сообщила Анна, экстатически похохатывая.
— За это и выпьем! — сказал я, распечатывая шампанское.
Собственно, какая разница, о чем говорить во время процедуры, которую один мой поживший приятель называл «первой стадией спаривания — оконьячиванием»?
Наш разговор мы продолжили на широком сексодроме в спальне.
Аня поставила на кровать поднос с шампанским и закусками, вслед за чем принялась демонстрировать мне верхний ящик комода, битком набитый секс-игрушками.
Перед кроватью лежала кудлатая и дивной мягкости шкура австралийского мериноса. И я, прихлебывая приятно покусывающую нёбо жидкость, думал о том, как разложу длинноногую Анечку в шелковом халатике, едва прикрывавшем попу, на этой самой шкуре…
Я откинулся на подушки. Хмель ударил мне в голову, и я мечтательно смотрел на зеркальный потолок, который отражал все-все-все. И обещал отразить еще больше.
Шотландский вислоухий Буб был там же. Вначале он грыз какую-то хрустящую пакость. Затем играл кисточкой на покрывале. А потом… А потом Анна включила тягучую, со множеством вздохов и ахов медленную музыку и начала меня раздевать. И мне стало не до кошачьих.
Вот полетела на пол моя футболка, поддельная «Гуччи», вот начали ползти, ползти по бедрам узенькие джинсы… «Ух ты!» — радостно воскликнула Анна и джинсы тоже шлепнулись на пол. Носки и трусы я уже снял сам — не дожидаясь Анны, благо она аккуратно складывала на пуфик свой халатик. Приветливо качнулись мне встречь ее немаленькие груди.
— Иди-ка сюда, отличница Мешкова, — призывно сказал я.
Она прижалась ко мне и кровь бешено застучала у меня в ушах.
«Пора! Пора!» — вопило все во мне.
Я требовательно отстранил Анну, глядя на нее пожирающим взглядом.
Но у нее, похоже, что-то внутри не ладилось.
— Сейчас… Подожди, — сказала она, убирая мою руку со своей мягкой груди. — Давай еще выпьем по бокальчику!
Ну, поскольку я был в гостях, я лежал на чужой кровати, закусывал чужой клубникой и был юн и неопытен, мне ничего не оставалось, кроме как согласиться.
Мы допили бутылку и принялись за следующую, принесенную Анной из бара.
Я начал рассказывать Анне забавные наблюдения над жизнью преподов — благо видел я их гораздо чаще нее. Анна смеялась. И все теснее прижималась ко мне. Буб азартно гонял по спальне пробку от шампанского — такой себе хоккей на паркете.
Через пятнадцать минут я понял, что настало время начинать. Да-да! Начинать то, ради чего, собственно…
— Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались, — ласковым тоном муси-пуськи пропел я, поглаживая модельную правую ягодицу моей белокурой возлюбленной.
— Да, зашимбец, — расчувствовавшись, сказала Анна. Хмель смыл с нее все ее жеманные модельные манеры и она осталась а-ля натюрель — обычной дворовой девчонкой без особых претензий.
— Поэтому я хотел бы попросить у тебя разрешения… ну… поцеловать тебя, — серьезно сказал я, гипнотически глядя в ее голубые, уже немного сонные, глазки. — И все остальное.
— Я совершенно не против! — с ухмылкой пьяной ундины сказала Анна. — Вот только в туалет схожу, ладно?
Я сказал «ладно». А что я еще мог сказать?
Она вернулась минут через пять — сквозь прищур пресыщенного живописца я глядел на аккуратный и абсолютно гладкий треугольник ее лобка, на лиру ее красивых бедер, на красиво двигающиеся полукружия ее массивных грудей…
Меж тем в руках моя богиня несла… мой, купленный несколько часов на распродаже в магазине спортивной одежды носок с оранжевой полосой.
— Твой, что ли? — спросила она.
— Мой! — быстро согласился я.
Я весь горел. Я весь с ума сходил от желания. А она — она мне про какие-то носки!
— Им Буб в футбол играл. Забросил его прямо на диван. Представляешь?
— Представляю, — бездумно согласился я и протянул к ней руки. Приди, мол, в мои объятия!
И она шла. Шла! И она пришла в них!
— Я хочу тебя поцеловать… — дрожащим голосом сказал я.
Но, судя по раздумчивому выражению глаз, Анна была погружена в какие-то посторонние мысли.
— Подожди… — сказала она. — А где второй?
— Кто — второй? — не понял я.
— Ну… Носок. Твой. С оранжевой полосой, — сказала Анна.
— Носок? Ты про носок? — вначале я не поверил своим ушам.
— Ну да. Вот первый я нашла. А второй? Вдруг его Буб куда-то заиграл? На диван там… Или под стол… Или…
— Или на люстру, — хохотнул я. Я все еще не мог поверить, что она это всерьез.
— Ну да! — злобно вытаращилась Анна. — Или на люстру! Буб у нас знаешь какой!
Это «у нас» больно резануло меня по ушам. Я вдруг почувствовал себя… да-да, мальчиком по вызову, которого пресыщенные «мы», то есть Анна и ее продюсер Кузя, вызвали, чтобы решить некоторые проблемы в своих взаимоотношениях.
Например, ту же пресыщенность. Или бессмысленность. Притом бесплатным таким мальчиком по вызову! Но подумать подумал, а виду не подал.