Полный котелок патронов

Я чуть не заплакал — все это так напоминало детство моей дорогой мамочки, о котором она мне часто рассказывала во время моих отроческих бесконечных простуд и гриппов…
На приборной панели тоже было на что посмотреть. Тут тебе и переводка красотки в голубом бикини, и жизнерадостный медведь с кольцами, символ Олимпиады-80, и какой-то обобщенно безликий прямоходячий динозавр зеленого цвета.
А с зеркала, изъеденного тяжелыми нейтронами, свисал чертик, сплетенный из разноцветных проводков — зеленых, синих, розовых…
— Арт, бля, — одобрительно отозвался Костя.
— Тогда и слова-то такого не знали — «арт»! Тогда говорили «культура быта», — заметил я, утирая сентиментальную слезу. — Либо уже: «предмет декоративно-прикладного искусства».
— В разных слоях населения изъяснялись по-разному. В том, который я знаю подозрительно хорошо, на такие предметы говорили «всякая фуйня».
А чем же был занят наш проводник?
Пока мы с Костей спорили об искусстве, он шаманил со своим страховидным спидометром.
Для начала выдрал из гнезда родной спидометр «КамАЗа». Не церемонясь, выбросил его в окно.
Затем Борхес вытащил на свет божий штук двадцать разнокалиберных проводов из недр кабины и принялся промерять на них напряжение (да-да!) при помощи пары клемм, которая волшебным образом появилась из его ПДА.
Наконец, нащупав искомую пару, он основательно зачистил концы и прикрутил выходы своего спидометра к проводам.
Ничего не произошло.
Уже не в первый раз за эту экспедицию меня посетила мысль о том, что наш Борхес — абсолютно шизанутый сукин сын.
— Ну и чего? — ядовито поинтересовался Тополь, пробуя ногтем на прочность гэдээровскую переводку с гномом, несущим на горбу гигантскую клубничину.
— А вот чего, — ответил Борхес. И придерживая спидометр правой рукой, левой он снял с него мутную крышку из прозрачного пластика, а затем указательным пальцем перевел стрелку с нуля на отметку «5».
К моему величайшему удивлению, «КамАЗ» вздрогнул всей своей проржавленной тушей и издал тяжелый стон, словно был он спящей красавицей, которую наконец-то — не прошло и сорока лет! — поцеловал заблудившийся в лесу немолодой уже принц.
Затем, сначала приглушенно, но с каждой секундой всё громче и громче, заурчал, разогреваясь, двигатель — исполинский, могучий зверь.
Не знаю почему, но я вдруг совершенно явственно понял, что мы сейчас поедем. Вопреки законам физики и здравого смысла.
— У него хоть колеса-то есть? — осторожно осведомился Костя полушепотом.
— С нашей стороны вроде были… Но не исключаю, что это все равно.
— Ну и чушь вы мелете! — вдруг окрысился Борхес. — Как это «все равно»?! Все равно, есть ли колеса?! Конечно, колеса есть! И в сносном состоянии!
С этими словами Борхес снял машину с ручного тормоза и подвинул пальцем стрелку спидометра на отметку «10».
Оглушительно скрежеща, «КамАЗ» тронулся с места.
Вымпел с золотым Ильичом принялся развязно размахивать желтой бахромой.
Туда-сюда, туда-сюда…
К счастью, нам не нужно было ехать в Польшу.
Наши ящички ждали нас совсем неподалеку — в паре сотен метров, под мостом, похожим на увеличенную в двести раз терку для морковки (уж не знаю, какие аномальные воздействия так с мостом обошлись, но он весь был покрыт сетью разнокалиберных сквозных дыр).
Или, точнее сказать, мы трое очень надеялись, что наши ящички дожидаются нас там по сей момент.
Что же до аномального ненастья, стоившего жизни рядовому Ухову и экипажу вертолета Ми-26, то хотя молнии били теперь значительно реже, все равно без «КамАЗа» мы до моста не добрались бы.
Три или четыре раза голубые шнуры, свитые из осатаневших электронов, набрасывались на нашу машину и хищно бились в ветровое стекло.
Металл трещал, раскалялся добела, мощнейшие электрические разряды пробивали машину от крыши до заднего моста. Каждый из нас при этом получал электрический удар такой силы, что им можно было бы сжечь промышленную мясорубку.
Но артефакты есть артефакты. Держали удар… хорошо держали!
— Шеф, вижу цель. Тормози! — радостно воскликнул Костя, утыкаясь носом в ветровое стекло.
Борхес послушно нажал на тормоз. Машина встала.
Как Косте удалось разглядеть что-то сквозь клубящуюся мглу и густо опушенные какой-то гнусной зеленой плесенью дыры в мосту — решительно не понимаю.
Но Костя наш — он такой. Интуит. Да и глазастый, чего там.
— Ну что, мужики… Я пока развернусь — а вы вперед, за ящиками, — сказал Борхес с напускной беспечностью.
— То есть ты с нами не пойдешь? — напрягся Тополь.
— Ну… как бы нет… Я же водитель.
— У меня тоже права категории «Ц», между прочим, — с вызовом сказал Тополь.
— Да хоть «Д». Но этотгрузовик в твоих руках с места не сдвинется!
Мы с Тополем переглянулись. Жуликоватый Борхес явно намекал на свой чудесный спидометр. Мол, артефакт настроен лично на него. Что и впрямь в Зоне случается.
Конечно, легко можно было заподозрить случай так называемого вранья. Но разбираться было не с руки. Каждая секунда у моста — минус год из жизни. И это в лучшем случае.
— Ладно. Мы поскакали! — с этими словами я увлек Костю прочь из кабины.
К броску вдоль канала в направлении указанной майором насосной станции готовились очень серьезно. Серьезней, пожалуй, чем если бы дело было в каком-нибудь Курдистане и нас на трассе движения поджидали злобные моджахеды с грозными 106-мм безоткатками.
Только безоткатками этими были голубые молнии, а бээмпэхой нашей служил все тот же проверенный в деле «КамАЗ» с аномальным спидометром Борхеса.
Основная проблема заключалась в том, что если людей, сидящих в кабине, более или менее надежно защищала ее крыша, то вот тех, кто располагался в кузове, — только развешенные по поясам артефакты.
Что же получается — народу в кузове пропадать? Разумеется, нет.
Смекалистые сержанты Пастушенко и Юсов организовали бойцов и те понатащили из закоулков цеха подходящий железный лом: куски балок, арматурины, листовое железо.
Нам с Борхесом и Тополем оставалось только надзирать за бедовыми бойцами, чтобы им не посжигало белы рученьки ржавыми волосами и не поломало сахарны косточки гравиконцентратами, которых в цеху было как грибов после дождя.
Через час наша импровизированная БМП была готова к прорыву.
Кузов «КамАЗа» был забран уродливым каркасом из металлических елдовин и обвешен листами железа.
Для надежности конструкцию заземлили десятком цепей и металлических тросов. Вся эта фигня волочилась за нашей адской колымагой, как щупальца за ядовитой кибер-медузой. Фантастическое даже по меркам Зоны зрелище!
В итоге оказалось, что старались мы зря.
Молнии, как будто приметив наши приготовления, перестали покушаться на «КамАЗ». Да и вообще били теперь с частотой, едва превышающей обычную летнюю грозу.
Я чувствовал даже нечто вроде обиды. Так старались — и что?
А вот ребята в кузове, похоже, никакой обиды не чувствовали — только радость. Я слышал, как в кузове запели «По долинам и по взгорьям, шла дивизия вперед…»
 Глава 13. На точке 
  
The horns of Jericho.
The horns of Jericho.
The horns of Jericho.
Eaaaaw!
Eaaaaw!
Eaaaaw!
 «Jericho», The Prodigy 
В общем, добрались мы до насосной станции номер два без всяких приключений.
Бойцы четко, как на показательных учениях, десантировались из кузова.
Обогнав и Борхеса, и нас, они ворвались внутрь насосной.
Причем, по всем канонам боя в городской застройке, свои перебежки они предваряли гранатами, брошенными в глубь помещения. И тут вдруг до меня со всей отчетливой ясностью дошло: каждый из этих зеленых сопляков знает об этом вот сооружении, о насосной станции номер два, куда больше, чем я, Комбат. Даром что никто из них в Зоне, а тем более на Чернобыльской АЭС, не был.