50 знаменитых любовников
«Все пятеро, — писал об Орловых историк Тьебо, — были громадного роста и необычайной силы, какую редко встретишь, по крайней мере в Европе. Второй брат, Григорий, был самый красивый; а третий, Алексей, — самый сильный из всех».
А по свидетельству историка В. Ключевского: «Центром, около которого соединялись офицеры, служило целое ядро братьев Орловых, из которых особенно выделялись двое, Григорий и Алексей: силачи, рослые и красивые, ветреные и отчаянно смелые, мастера устраивать по петербургским окраинам попойки и кулачные бои насмерть, они были известны во всех полках как идолы тогдашней гвардейской молодежи».
Григорий Орлов (собственно, благодаря ему Орловы и возвысились) был, пожалуй, самым непутевым и самым добрым из братьев. В гвардии его обожали все: рубаху последнюю снимет и отдаст, не жалея, чтобы выручить человека. А вот Алексей Орлов (имевший прозвище Алехан) был прижимист и дальновиден. Внешне добродушный и ласковый, он никогда не упускал своей выгоды, а прибыль издали чуял. Алехан был самым сильным и дерзким. Ударом палаша отрубал быку голову, одной рукой останавливал за колесо карету, запряженную шестеркой лошадей. Алехан вызывал на кулачный бой десяток гренадеров, бился об заклад — на деньги. Весь в крови, но в ногах стойкий, укладывал наземь десятерых. Если старший Иван не успевал деньги у братьев отнять, то они шли в кабак и пропивали все вместе с такими же, как и они, разгульными подругами.
Как уже говорилось, богатырским сложением и необычайной силой отличались все пятеро братьев Орловых, а Григорий выделялся еще и той красотой, которая удивительным образом сочетается с мужской статью и необыкновенной энергией. Выдвинулся он во время Семилетней войны, когда в сражении при Цорндорфе был тяжело ранен, но не покинул поле боя. Григорий Орлов лично пленил графа Шверина, бывшего адъютантом прусского короля; вместе с пленником был отправлен в Кенигсберг. Там Орлов разбил немало женских сердец, став желанным гостем в домах прусских бюргеров. И впрямь красавцу-гренадеру равных в любви не было, о его неутомимости в постели сплетничало все столичное офицерство.
После возвращения в Петербург Григорий стал адъютантом генерал-фельдцейхмейстера, всесильного графа Петра Шувалова. При знатном вельможе Орлову жилось весьма вольготно. Но в один из дней, после обеда при дворе, Шувалов принес в Артиллерийскую контору огромный ананас со стола царицы, еще не ведая, что этот заморский фрукт, не без помощи ловеласа-адъютанта, словно бомба, взорвет его счастье и благополучие.
Эту экзотическую диковинку граф и сам не съел, и жену не угостил, а велел своему адъютанту отнести княгине Елене Куракиной. Связь княгини с Шуваловым была известна всему Петербургу. В старинных мемуарах отмечалось: «Куракина была слишком опытная дама и всегда гордилась, что имела лук Купидона, постоянно натянутый…»
Елена Куракина осталась довольна не только ананасом, но и Григорием. Таким образом, Шувалов сам толкнул адъютанта в объятия своей возлюбленной.
Попутно Григорий вступил в связь с еще одной знатной дамой, графиней Прасковьей Брюс, ближайшей подругой великой княгини Екатерины, будущей императрицы.
Как-то в ненастный день скучающая великая княгиня обратила внимание на незнакомого офицера. Она даже подумала: «Вот редкая картина: голова Аполлона на торсе Геракла». Чуть позже, встретив свою подругу, графиню Прасковью Брюс, она обратила внимание на то, что та имеет подозрительно блаженный вид. Тогда графиня и не преминула похвастаться Екатерине, что провела поистине счастливую ночь. И назвала имя своего возлюбленного — Григорий Орлов.
Правда, счастье графини длилось недолго. Вскоре она узнала, что Григорий, посещая ее вечером, по утрам ублажает княгиню Куракину. Рассерженная Прасковья Брюс решила открыть глаза Шувалову, рассказав ему о шалостях его адъютанта. Графа настолько потрясло это известие, что он тут же слег, разбитый параличом, и вскоре скончался.
С тех пор Екатерина и заинтересовалась Григорием Орловым. Причем интерес ее был чисто женский — развращенная эпоха диктовала свои нравы, при которых мужчина становился тем желаннее, чем больше у него было любовниц. Со всем пылом истосковавшейся женщины Екатерина отдалась Григорию, и лишь потом, опомнясь от чувственных наслаждений, сообразила, что популярность Орловых в столичной гвардии может сослужить ей немалую пользу. Более того, она поняла, что нуждается не столько в любовнике, сколько в верных соратниках, имеющих большое влияние в армии.
В конце лета 1761 г. Екатерина ощутила признаки беременности. В положенный срок, боясь вскрикнуть, она родила у себя в покоях сына (будущего графа Бобринского), и ее верный слуга Вася Шкурин, завернув младенца в простыню, будто сверток с бельем, тайком вынес его из дворца. Теперь, освободясь от плода, Екатерина могла действовать более решительно.
События при дворе вскоре последовали с такой быстротой, что любовный роман превратился в политический союз — решающий для Екатерины, для Орловых и для всей России.
Еще более нуждался в Екатерине сам Григорий Орлов. Понятно, что он был не последним человеком при дворе, а как-никак популярным светским кавалером, блестящим боевым офицером, чья отвага проявлялась и в воинском деле, и в любви. Но ему этого было мало. Григорий мечтал о более высоком положении, достичь которого было возможно лишь благодаря тесной связи с претенденткой на престол. Страсть великой княгини могла разом решить все проблемы, удовлетворив честолюбие и создав благодатную почву для собственного возвышения и возвышения всего клана Орловых. Вот почему эту связь необходимо было закрепить более основательно. Видимо, именно тогда Екатерина дала Григорию слово стать его женой после смерти Петра III. Намек Орлову был ясен: кончину императора следовало ускорить.
28 июня 1734 г. произошел дворцовый переворот, во главе которого стояли братья Орловы. Вскоре, тоже не без участия Орловых, а именно Алексея, при загадочных обстоятельствах скончался император Петр III. Путь к трону Екатерине был расчищен. Она щедро отблагодарила Орловых за помощь: братья были возведены в графское достоинство, а Григорий произведен в генерал-майоры и действительные камергеры. Фаворит занял комнаты в Зимнем дворце на первом этаже. Над ним располагались покои императрицы, которые соединялись с нижними тайной винтовой лестницей.
Влияние Григория Орлова на Екатерину после восшествия ее на престол было столь велико, что даже встал вопрос о возможном браке и причислении их незаконнорожденного сына к царской семье. Но молва эта вызвала недовольство гвардейцев, к тому же один из влиятельных вельмож, воспитатель цесаревича Павла, граф Панин доходчиво объяснил Екатерине: «Приказание императрицы для нас закон, но кто же станет повиноваться графине Орловой?»
Став фаворитом, Орлов не изменил своих пристрастий ко всякого рода забавам. Он вообще был натурой увлекающейся. В крещенские морозы, например, забавлялся тем, что заливал емкости водой, оставлял их на улице и радовался, как ребенок, громким ночным взрывам. Он перепортил все ценные шелковые обои в спальне Екатерины, пытаясь извлечь из них электрические искры. Наконец, электричество он сумел обнаружить даже на Екатерине — голубые искры сыпались из ее волос, когда она расчесывала их в темноте, а между простынями ее постели слышалось легкое потрескивание. Екатерина совсем потеряла покой, когда Орлов начал на полигонах испытывать орудия. Он закладывал в них столько пороха, что пушки разносило в куски, прислугу калечило и убивало.
Но Григорию прощалось все. А своей подруге Прасковье Брюс Екатерина не раз жаловалась, что как женщина глубоко несчастна: здоровая красота Орлова ее совсем не утешает, ибо ею пользуется слишком много других женщин.
Это и понятно: их разделяла незримая социальная преграда. Орлов, при всей его неимоверной храбрости, становился труслив перед препятствием, которое стояло между ним, мужчиной, и ею, женщиной, разделявшим их на императрицу и верноподданного. Фаворит хотел бы видеть в Екатерине равную себе и приходил в ярость при мысли, что все считают его приближенным императрицы. Впрочем, обладая ею, Орлов не обманывался: перед ним — императрица, стоящая намного выше его, а потому он, как мужчина, искал забвения в среде женщин, которые стояли на социальной лестнице гораздо ниже его. Отсюда — фрейлины и прачки, отсюда и Прасковья Брюс!