Тихие воды
— Полиция! — крикнул он. — Открывайте!
В квартире раздался грохот, словно упало что-то тяжелое, и голоса возобновились. Эйзенхарт вновь забарабанил по двери.
— Открывайте!
Дверь слегка приоткрылась. Через порог мы увидели молодую женщину на последних сроках беременности. Симпатичная блондинка с встревоженными голубыми глазами, она стояла, опираясь на стену, и нервно теребила переброшенную через плечо косу.
— Что-то случилось?
— Мы полагаем, что в вашей квартире может скрываться преступник. Вы живете одна?
— Что? Я… да, конечно…
Где-то недалеко захлопнулась дверь. Женщина побелела и схватилась за косяк.
— Я должен проверить. Доктор, проследите за мадам, в ее положении нельзя так волноваться.
Эйзенхарт ужом проскользнул мимо нее в квартиру, оставив нас одних. Лицо хозяйки залила уже болезненная бледность, и я, волнуясь за ее состояние, провел ее в гостиную, где усадил за обеденный стол.
— Все в порядке, здесь никого нет, — отчего-то довольный детектив вернулся к нашему обществу. — Я заметил, что вы забыли запереть дверь к черному ходу на кухне, и позволил себе сделать это за вас. Боюсь, мы живем уже не в те времена, когда можно было оставлять все двери нараспашку. Пообещайте, что не будете больше подвергать себя и ребенка опасности.
— Конечно… спасибо… — женщине, казалось, было все равно, что ей говорили, в мыслях она была далеко отсюда.
— Позвольте представиться. Детектив Эйзенхарт, Главное полицейское управление. Со мной доктор Альтманн, можете считать его нашим консультантом. А это, доктор…
Я не дослушал Эйзенхарта, потому что в тот момент раздался — и внезапно оборвался — женский крик, а последовавшую за ним тишину сменил звук выстрела. Женщина сдавленно ахнула и лишилась чувств.
— Как вовремя… — пробормотал Эйзенхарт, бросаясь к двери. — Доктор, умоляю вас, не спускайте с нее глаз!
Детектив сломя голову сбежал по крутой лестнице и обнаружил внизу Брэмли, заламывавшего руки арестованному. Из раны на плече того, задетом пулей по касательной, сочилась кровь.
— Напал на леди и попытался ее задушить, сэр, — доложил состояние дел Брэмли.
Эйзенхарт обернулся к леди Гринберг.
— Я в порядке, — хрипло проговорила она. — Если только поможете мне подняться на ноги…
Эйзенхарт выполнил ее просьбу и спросил:
— Это тот человек, который напал на вас ранее?
Она дернула плечом:
— Не знаю, — слова все еще давались ей с трудом, дыхание шло с присвистом. — Но это определенно тот человек, который напал на меня сейчас.
Леди Эвелин помассировала шею, на которой уже скоро должны были проступить синяки.
— Вы не отвезете меня домой, детектив? Думаю, двух нападений за один день будет для меня достаточно.
Пока Эйзенхарт ловил извозчика для леди Эвелин, я оставался при хозяйке заинтересовавшей детектива квартиры. Она все еще не приходила в сознание, что меня изрядно беспокоило, но приказ Эйзенхарта не спускать с нее глаз оставлял меня с весьма ограниченным набором средств для приведения ее в чувство.
В который раз за последние минуты хлопнула дверь, и Эйзенхарт вернулся.
— Вы сумели поймать того, кого хотели? — спросил я, считая у женщины пульс.
Детектив кивнул и пересказал мне случившееся.
— Значит, мы закончили дело и можем уходить? — поинтересовался я после его рассказа.
— Машина придет за нами минут через двадцать, не раньше. В этой я послал Брэмли и нашего злоумышленника, — ответил мне Эйзенхарт, с довольным видом перекатывая последнее слово на языке. — К тому же, мы сделали только полдела.
Женщина, которую я перенес на шенилловую кушетку, тихо застонала.
— Вы уже приходите в себя, какая радость, — Эйзенхарт отнял у меня стакан с водой и передал его ей.
— Вы его взяли? — слабым голосом спросила она.
— Да, мэм, и даже живьем. Вам не стоило так пугаться выстрела, — на лице женщины отразилось облегчение. — Насколько я помню, нас прервали, как раз когда я собирался представить вас доктору, и теперь он изнемогает от любопытства, — я собрался было прервать его, чтобы сказать, что это не так, но следующие его слова выбили почву у меня из-под ног. — Доктор Альтманн, позвольте представить вам вдовствующую баронессу Мариетту Фрейбург, в девичестве Дэвидсен.
Женщина на кушетке подобралась.
— Судя по чемоданам, вы куда-то собираетесь? — обратился к ней Эйзенхарт.
Таинственная Мари, над чьей личностью я ломал голову все выходные, сглотнула и затравленно посмотрела на детектива.
— Газеты написали об убийстве мужа, и я решила уехать. Я испугалась, а вдруг те люди, которые убили Ульриха, решат навредить и нам, — она дотронулась до своего живота.
— Не думаю, что в этом есть необходимость, — посоветовал ей Эйзенхарт. — Ведь мы уже схватили убийцу — по крайней мере одного из них.
Ее ресницы испуганно затрепетали.
— Вы думаете, у него был сообщник?
— Я уверен в этом, — заверил ее Виктор.
— Но ведь это невозможно! — воскликнул я, встревая в их диалог.
— Что именно?
— Вместе с телом… вы прислали мне медицинскую карту барона. Я видел: незадолго до совершеннолетия барон переболел паротитом. Болезнь протекала тяжело, лихорадка длилась больше недели и была осложнена орхитом. После излечения домашний врач барона поставил диагноз, который после не раз подтверждался другими специалистами: impotentia generandi. Барон не мог иметь детей.
Глаза Эйзенхарта весело блеснули:
— Разумеется. А иначе зачем, вы думаете, было необходимо заставить барона жениться на мисс Дэвидсен сейчас, вместо того чтобы подождать окончания его договора с леди Гринберг? И зачем надо было его убивать? Сядьте! — бросил он леди Фрейбург, порывавшейся что-то сказать. — Так как вы думаете, доктор?
Поскольку он ждал моего ответа, я стал размышлять. Даже если ребенок был не его, у Мариетты всегда был шанс обмануть барона. Многие из наших внешних черт наследуются в порядке, кажущемся человеку, не изучавшему пристально генетику, случайным, и Духи здесь тоже играют не самую малую роль. Во множестве пар мужья воспитывают не своих детей и искренне верят, что цвет волос или глаз достался тем от бабушек и дедушек жены. Если барон так желал ребенка, что поверил в то, что случилось чудо и его любовница забеременела от него, он бы с легкостью повелся и на эту уловку. Если только не… Если только внешние отличия можно объяснить таким образом. Я вспомнил синду, которого Эйзенхарт допрашивал на скотобойне. Водившего автомобиль, в котором можно незаметно перевезти тело. Имевшего доступ к кабинету управляющего и печатной машинке, на которой было отпечатано фальшивое признание леди Эвелин. Обладавшего, как и весь народ синди, смуглой кожей и темными глазами, внешностью, контрастно отличающейся от облика сидевшей на кушетке женщины — и барона, судя по фотографиям, светлоглазого блондина. Сэмюэль, вспомнилось мне его имя.
— Виктор, кто был человеком, которого вы арестовали? — нетерпеливо спросил я, одновременно желая и страшась услышать ответ.
— Именно тем, на кого вы подумали, — Эйзенхарт перевел взгляд на леди Фрейбург.
— Я не знаю, о чем вы говорите, — тотчас возразила она.
— А я думаю, знаете. Как и знаете, что я нашел в ванной комнате, пока осматривал квартиру.
Эйзенхарт протянул мне завернутый в платок флакон темного аптекарского стекла.
— Не прочитаете нам, что на нем написано, доктор?
— Это хлороформ.
Эйзенхарт кивнул.
— Моя сестра сейчас тоже ожидает ребенка. Первый триместр беременности был ужасен, и я ей горячо сочувствую, но благодаря нему я теперь знаю, что в последнее время хлороформ нередко назначают принимать внутрь при рвоте. Он сейчас, можно сказать, Ю la mode — как и все лекарства, недавно допущенные до рынка, — вернув себе пузырек, он тщательно проверил, насколько плотно тот закрыт, и положил его в карман. — У вас был мотив и была возможность, мисс Дэвидсен, — обратился он к обвиняемой, — поэтому в любом случае вас будут судить, независимо от того, что вы скажете или не скажете. Но судьба вашего ребенка, как и судьба вашего сообщника, человека, которого, как я подозреваю, вы любите всем сердцем, зависят от ваших дальнейших действий. Подумайте об этом по дороге в управление.