Великая мать любви
Зазвонил телефон. Обычно в такое время звонили ему. Елена. И в четыре часа ночи она звонила ему порой. Чтобы соседи не проснулись, он выработал особый метод прыжка в коридор. Последнее время, натренированный, он успевал схватить трубку тотчас после первой телефонной трели. Сейчас бабка взяла трубку, она стояла ближе всех. "Тебя, Свет!"
Звонил муж Светланы, беспокоился. - Поеду я, - женщина мужской походкой прошла в комнату брата, быстро вернулась и закрыла дверь на ключ. - Поеду. Жора выходит встречать меня на автобусную остановку."
- Эдь, проводи женщину на автомбус, - каркнула бабка. - Не нужно. Пусть человек отдыхает. - Светлана надела светлый плащ и крупная, животастая, туго обтянутая плащом, ушла.
- Эх, грехи наши тяжкие! - вздохнул дед Серега и поскреб седой чуб. Несмотря на свои семьдесят три года и ежедневную бутылку водки, дед был крепок и весел.
- Все помрем, - строго констатировала бабка, убирая бутылку с остатками водки в свой шкаф. На шкафу всегда висел замок, вызывая насмешки Толика в адрес "куркулей". Поставив бутылку на полку, бабка однако, спохватилась. Бутылка ведь была не бабкина. - Хочешь? - обернулась она к юноше. Он отказался. - Я ж его вот таким вот, - бабка показала рукой каким, какого рос
та, остановив ладонь на уровне кухонного стола, - помню. И на тебе, помирает Анатолий! Желудок у него, правда, всегда был деликатный... Что топчешься, старый, спать иди, - бабка пошла на деда, с вожделением глядящего на шкаф, в котором скрылись остатки водки. - Ты свою поллитру сегодня выпил.
Дед вздохнул и ушел, подтягивая кальсоны, в комнату. Бабка мокрой тряпкой протерла клеенку на кухонном столе Толика. - Нам надо бы теперь поосторожней, - сказала она, глядя на тряпку. - Кто его знает, рак-то этот? Доктора о нем мало что изучили. Может быть он заразный. Его ведь к нам выпишут через неделю. Здесь помирать будет... - бабка вздохнула, - Ну, что делать, потерпим... Погода жаль испортилась, а то бы мы с дедом на огород сбежали бы... Спокойной ночи... Мамзеля-то твоя куда делась? - последние слова бабка произнесла стоя у двери в туалет. - Бросила тебя? - Ничего не бросила. В Прибалтике она. Сука-бабка. Однажды Елена решила почему-то принять душ у него. Обычно она этого не делала, брезгуя коммунальной ванной. Но в тот день она кажется собиралась прямо от него отправиться на встречу с Витечкой и в ресторан. Бабка, оказавшаяся дома (они думали, что ее нет) устроила ему скандал. - Этого нам еще не хватало! - кричала бабка. - Чтоб твои бляди мылись в нашей ванной. Чтоб потом мы все сифилисом заболели! Живущий без прописки и потому беззащитный перед соседями он все же сумел тогда пристыдить бабку. Произнес пылкую речь о справедливости. Вышел Толик и поддержал его. Через несколько дней бабка даже извинилась. Теперь бабка подначивает его Еленой.
- И чего она с тобой делает, с бедным таким? - продолжала бабка, взявшись за ручку туалета. - Нашла бы себе богатого. Девка она красивая. Только Толик был посвящен в секрет, знал, что Елена замужем. Бабка считала ее дочерью очень богатых родителей. - Хотя дело ясное, - бабка усмехнулась, - ее привлекает то, что у тебя есть в штанах... - победоносно захохотав, бабка ушла в туалет.
Вот старая сука, подумал юноша, но оказавшись у себя в комнате и улегшись в постель, решил, что бабкина вульгарная острота польстила ему. Несмотря на всегда включаемый при любовных актах транзисторный приемник, соседи конечно слышали стоны счастливых любовников.
- На следующий день он посеял больного. День выдался солнечный и теплый. В пахнущей хлоркой приемной ему сказали, что больные в саду. Он прошел в сад и сразу же потерялся в массе больных и их родственников, оккупировавших все беседки и скамейки. Бегали и радостно орали дети, не сознавая очевидно, что под застиранным халатом Каждого больного живет и вгрызается в измученную плоть смерть. Лица больных, так же как и лица детей, выражали если не радость, то удовольствие видеть близких, выражали озабоченность жизнью.
- Анатолий Егорыч? - совсем молодой, круглолицый, с детской маслянистой кожей парень в больничном халате, куривший в одиночестве, сидя на корточках у желтой стены больничного корпуса, подставив лицо солнцу, открыл глаза. Как же, видел. Он в беседке, - парень указал на ближайший круглый павильон. - Там к нему жена пришла.
Юноша хотел было возразить, что жены у соседа нет, но воздержался. Какое в конце концов дело ловящему солнце круглолицему до того, есть у Толика жена, или нет. Неужели такой молодой и круглолицый тоже болен раком?
Он нашел соседа в углу беседки. За столом против него помещалась черноволосая и чернобровая женщина. Не Светлана, как он предположил. Исхудавшее и вдруг ставшее морщинистым лицо Толика было сердито. " - Оставь меня в покое, Ольга. Я тебя ни о чем не просил и не прошу!- услышал он обрывок фразы.
Сосед увидел его. Лицо подобрело. - Эдь! - он встал. - Пришел! Хэ-гы... - Этот нелепый может быть звук "хэ-гы" всегда означал положительную эмоцию. Чем я ему приглянулся? - со стыдом подумал поэт. Он-то ведь в моей жизни занимает сотое место. Если я завтра перееду на другую квартиру, я навеки забуду о Толике, в момент, когда закрою за собой дверь квартиры на Погодинской. А с другой стороны я - часть его жизни. У слесаря совсем нет друзей. Сашку другом назвать трудно, он Толику неровня, подчиненный какой-то. Заводские к нему домой не приходят. К сестре он по всей видимости не испытывает никаких особенно близких чувств. Вот и получается, что я человек, который общается с ним чаще всех. Даже, если это только десяток слов в день на кухне и только.
- Это Эдь, моя бывшая, - неуважительно кивнул Толик в сторону женщины.
- Ольга Ильинишна, - почему-то женщина представилась вместе с отчеством.
- Эдуард..., - он чуть замялся и добавил... - Вениаминович... - Ну ты ступай, а то на работу опоздаешь. - Больной раздраженно глядел на бывшую жену.
- Гонит, видите, - растерянно сказал женщина, обращаясь к свидетелю за справедливостью, как бы недоумевая, почему гонят. Встала. Оказалась рослой, как и Толик. Стройной, хотя и полноватой.
- Ей на вторую смену - Сосед запахнул халат и опустил руку под стол. Очевидно положил ее на рану. Лицо искривилось.