Счастье в награду
Часы на белой каминной полке мерно отсчитывали время.
И вдруг рассказчик прервал свою сказку и потребовал показать, чем она занимается. Он смотрел на нее напряженно, выжидающе, как будто ее кукольные платья для него важнее всего на свете — и так останется навсегда…
— Ох… Да что тут показывать? Это же ерунда!
Но Лукас не поверил. Он не мог считать ерундой ту радость, то счастье и чудо, что создавали эти проворные пальцы для неведомых им Бекки, Сары и множества других девочек.
— Вы начинаете с выкройки, — начал Лукас как бы сам про себя. Лейтенант полиции отвлекся от текста своей страшной истории и вспомнил о привычной работе сыщика — пустил в дело наблюдательность. — И насколько я могу судить, все они сделаны вручную. Эксклюзивные модели Гален Чандлер…
Повелевавших женщине оставаться дома и создавать уют в пещере, пока мужчина охотится и добывает еду. Очередной пример полового шовинизма? Возможно. Но почему-то в этот волшебный миг его рассуждения не показались Гален обидными. Вот он сидит перед ней, неотразимый мужчина, и честно признается в своем неумении шить. А кроме того, этот удивительный, сильный человек провозглашает ее, одаренную талантом швеи, второй необходимой половиной древнего единства, задуманного самой природой, в котором женщина важна не менее мужчины. Благодаря его словам Гален самым необъяснимым образом становилась равной с теми потрясающими женщинами, чья гибель явилась причиной ее появления в этой сказке. Между прочим, единственной причиной!
Лукас так и сидел, неуклюже сжимая в пальцах иглу и бархат.
Но Гален уже почувствовала остроту другой иглы, представила, с какой жаждой крови она пронзает податливую, беззащитную плоть. Она даже зажмурилась на минуту, а когда снова открыла глаза, то с беспощадной ясностью увидела непреодолимую бездну, лежащую между королевствами смерти.
— Халаты и пижамы скопированы с тех, которые носят пациенты в больнице, — зачем-то возразила она.
Но Лукас видел и множество других платьев, непохожих на больничные. Кейси недаром называла настоящим произведением искусства те изящные, изысканные наряды, в которые девочки одевали своих Барби перед возвращением домой. Однако слова об оригинальности моделей смутили Гален так, словно ее удивительное мастерство не заслуживает похвалы, являясь чем-то само собой разумеющимся.
— Хорошо, — уступил Лукас. — Тогда поговорим о технических деталях. Вы булавками прикрепляете выкройки к ткани и по ним вырезаете куски нужной формы. Это я понял и так. Но для меня все еще кажется чудом, как вы не путаетесь в них и сшиваете вместе именно те, какие надо.
— Это проще всего.
— Я соглашусь с этим при условии, что вы объясните мне логику, по которой делаете свой выбор. Итак, вы берете два куска ткани и складываете их вместе. А что потом? Покажите мне еще раз!
— Ну, потом, — ее проворные руки двигались легко и уверенно, — вы их скалываете булавками. Затем начинаете шить, причем шов должен отступать от края примерно на четверть дюйма. Видите? Попробуйте сами! Тогда сразу станет ясно, что ничего сложного в этом нет.
Вот так платье сказочной принцессы из пурпурного бархата пересекло границу между королевствами кукол и смерти. А вместе с ним и острая блестящая иголка.
Лукас взял бархат с иголкой, и Гален вспомнила, как легко, осторожно он снимал снежинки с ее волос и заставлял превращаться ледяные слезы в легкие облачка пара, улетавшие в ночную тьму. Такие ловкие, умелые руки. Сейчас они двигались на удивление скованно, а его неотразимая улыбка выдавала полную растерянность.
— Нет, для меня это слишком сложно!
— Но ведь у меня были уроки по домоводству, а у вас нет!
— А по-моему, — возразил Лукас, — здесь кроется более серьезная причина. Нечто изначальное. Загадочное. Необъяснимое. То самое различие между предназначением мужчины и женщины, которое все мы так упорно стараемся отринуть.
Он говорил о свойствах, заложенных в человеке… от рождения, древних и неистребимых. О генах, и кукол.
— Они все были выдающимися личностями. Кей, Моника, Марсия и Бринн…
— Да, — тихо откликнулся Лукас, — неповторимыми. Гален шумно вздохнула, вспоминая о боли, неотступно терзающей его душу. И ей неожиданно пришло в голову, что даже такому скрытному человеку, как Лукас Хантер, может помочь исповедь.
— Наверное, вы любили…
— Нет.
Нет? Ну конечно. Только домохозяйки и сказочные принцессы все еще верят, что любовь является непременным условием секса.
— Я не был увлечен ни одной из этих женщин.
— Увлечен? — переспросила Гален, не поверив своим ушам. Можно подумать, что в своей наивности она не способна вообразить, что такое физическое желание и страсть.
— В смысле секса, — пояснил Лукас. И счел необходимым уточнить — на тот случай, если она станет задавать новые вопросы: — И в смысле чувств тоже. Не было никаких романов.
— Но…
— Это вывод, к которому Розалин — а возможно, и убийца — пришла без моей помощи.
— Но ведь вы были с ними знакомы?
— Да. Хотя и не настолько близко — со всеми, кроме Кей, — и уж во всяком случае, не выставлял это напоказ. Если бы мы смогли вычислить, откуда убийце стало известно про мое знакомство с остальными тремя женщинами, то назвать его имя не составило бы никакого труда.
Лейтенант Лукас Хантер снова имел в виду рутинную работу добросовестного сыщика. И снова сказал «мы». Может, это «мы» относилось к его коллегам из полицейского управления? Или все же к невообразимому тандему из сказочной портнихи и ночного охотника?
Гален получила ответ в тот миг, когда Лукас, положив возле себя иголку и бархат, протянул ей четыре листа бумаги, покрытых ровными строчками записей, сделанных уверенной мужской рукой. Вверху стояло имя жертвы — по одной странице на каждую из женщин.
— Здесь я попытался просуммировать, — пояснил Лукас, — все, что мне известно о каждой из четверых. Как видите, с Кей мы сотрудничали на протяжении нескольких лет и успели раскрыть немало преступлений. По большей части это нашумевшие убийства, широко освещенные в прессе. Кей всегда была напористым сыщиком. Взяв след, она шла до самого конца, ни на что не отвлекаясь. Большинство из пойманных ею преступников до сих пор за решеткой. Если вообще остались живы. По моим данным, никто из этих людей не имеет ни малейшего отношения к остальным трем жертвам.
Лукас выжидательно умолк — как поняла Гален, ей предлагалось самой перевернуть листок и взглянуть на следующую страницу.
— Вы познакомились с Моникой в марте прошлого года, — прочла она вслух, — на борту самолета, летевшего рейсом из Денвера в Нью-Йорк.
— Меня вызвали расследовать убийство в Боулдере, а она была в Аспене на съемках. Мы мило поболтали, коротая время полета, и разошлись по своим делам, как только приземлились. Через пару недель она позвонила мне, желая довести до конца начатый в самолете разговор и сообщить, что окончательно решила порвать отношения с человеком, бывшим ее любовником на протяжении последних двух лет.
Число, время и место этого звонка были старательно проставлены на странице, озаглавленной «Моника». Двенадцатого апреля в его рабочем кабинете в полицейском управлении, 7.15 вечера. Больше на этом листе не было ни слова — лишь ослепительная белая пустота. Гален недоуменно взглянула на Лукаса:
— Вы больше не встречались с ней?
— Нет. — Лукас помолчал, словно сам был удивлен таким ответом, а потом повторил тихо, но решительно: — Нет.
Гален, завороженная на миг его пристальным взглядом, заставила себя обратить внимание на третью страницу.
— А Марсия сама приходила к вам сюда, в пентхаус, четыре года назад, в сентябре.
— По моей просьбе. Я как раз купил эту квартиру и хотел обсудить кое-какие перемены в обстановке. Мне было ясно, чего я хочу, но это требовало немалого труда. И для начала мне пришлось выгрести отсюда все подчистую. Вряд ли ей, как дизайнеру, этот визит доставил большое удовольствие. Я оказался на редкость упрямым клиентом.