Японская дева
Кифа подобрался к ней сзади и взял ее волосы в кулак. Кифа вообще любил волосы. Каким-то образом он ощутил мгновение, когда я порвал девочке плеву, и тогда он сильно потянул ее за волосы. Она захрипела совершенно нечеловечески. Я спустил ей на живот, и размазал сперму по грудям. Потом встал, и поплелся в кухню. Выпив полбутылки вина, и вернулся, и увидел, что японка сидит на диване, расставив ножки с черным маникюром в стороны, а перед ней стоит Кифа и дает ей в рот.
Она сосала порывисто, держа одной рукой Кифу за задницу. Другой она держала его член у основания. Кифа-же держал одной рукой ее за правое ухо, а другой поглаживал волосы. Девочка старательно заглатывала член, глаза у нее были закрыты.
Когда Кифа спустил ей в рот, она закашлялась. Совершенно невозмутимый, он отправился в ванную, а я подошел к ней и присел перед ней на ковер. Она подолжала кашлять.
- Извини, - сказал я. Наверное, это все выглядело жутко глупо - девушка с размазаным по волосам спермой посмотрела на меня и ничего не сказала. - Я бы тебе ничего не сделал, если бы не он.
- Я хочу тебя взять в жопу, - добавил я. - Повернись.
Она медленно кивнула, и развернулась спиной ко мне. Мой член уже стоял. Я раздвинул ее ягодицы, нашел отверстие, и начал всовывать член. Там было действительно туго, словно в деревянной бабе. Я повернул девочку к себе лицом, всунул член ей между губ и повозил там чуть-чуть. Она скользнула зубами по головке, и от этого пенис затвердел, как кость. Я помазал слюной ее анус, и с силой втолкнул член внутрь. Она чуть вскрикнула, а я взял ее за острые косточки на бедрах, и принялся двигать туда-сюда. Очевидно, ей было больно, но она терпела. Оргазм у меня был нестерпимо острый и долгий, я спускал ей в прямую кишку, а она тяжело дышала с открытым ртом.
Потом я уложил ее на диван, и вылизал ее мокрый задний проход. Из ануса сочилась сперма, и я вылизал и ее. Я целовал и облизывал ее пальцы на руках и ногах. Я всасывал в рот ее вялые соски, тискал ее груди. Я делал все, что хотел.
А потом пришел Кифа, и мы разговаривали. Точнее, говорила она. Она сказала, что в своем городе ее как-то изнасиловал большой человек. Он кормил ее рахат-лукумом. Он взял ее в зад в автомобиле, на заднем-же сиденье. Но даже он не посмел сделать ее женщиной. У нее восемь братьев, и они за нее отомстят. И она заплакала. А Кифа сказал:
- Действительно, целка.
Мы были с ней до глубокой ночи. Под утро мы просто вывели ее на проспект Х, оставили на дороге, и вернулись к Кифе.
* * *
В конце концов, я не жалею, что мы оставили ее в живых.
Кифа хотел еще выбить ей глаза, но я переубедил его. Мне стоило многого его уговорить. В виде компенсации Кифа побрил ее наголо. Теперь Кифы уже нет. Срок апелляции закончился, и его расстреляли всего месяц назад. За ним числилось несколько убийств, так что я по сравнению с ним ягненок. Тем не менее я получил свою десятку. Но жалеть мне не о чем.
Раз в полгода я получаю посылку, вместе с которой приходит ко мне сладкое чувство. Посылка пахнет чем-то душистым. Я всегда вскрываю ее сам, обычно в туалете, ночью, когда паханы спят. Крышка прибита малюсенькими гвоздиками, я их вынимаю, и аккуратно собираю их в кулечек. Это очень полезные предметы. А внутри, в грубой коричневой бумаге, лежит нечто. Оно сладкое, нежное, от него веет счастьем, но я не знаю, радоваться мне или плакать. Это рахат-лукум.