Ад

– Ну ты скажешь! – фыркнул Ворон. – Мы с тобой что, мало про Головина смотрели? Мы про него мало знаем? Да слава богу, с пятьдесят седьмого года этот персонаж наблюдаем, тридцать четыре года как одна копеечка! Я про него много чего видел, просто тебе не рассказывал, чтобы эфир не засорять, потому что к основному действию это отношения не имело, а ты всегда ругаешься, если я отклоняюсь от основной линии. Ну вот, количество увиденного перешло в качество, тебе, как ты есть философ, данная категория должна быть понятна. Я и настроился. Теперь я у Головина в голове как у себя дома. И ответственно заявляю, что плакал он совершенно искренне. И Любочка моя, между прочим, тоже рыдала, когда в поезде в Москву из Нижнего ехала. Бегорский-то с Родиславом и с Головиным самолетом улетели, а Любе они взяли билет на поезд, причем было куплено два билета в одно двухместное купе спального вагона, чтобы у нее соседей не было…
– Умно, – заметил с высоты Ветер. – Очень дальновидно. Человек, когда с такого горестного мероприятия едет, к пустой дорожной болтовне не расположен, ему надо одному побыть. Да и выспаться не мешает как следует, если утром на работу надо. Это кто ж таким предусмотрительным оказался? Неужели Родислав?
– Ну да, щас! – ответствовал Ворон. – Будет он себе голову такими пустяками забивать. Бегорский, конечно. Сам сообразил, сам и билеты купил, Родислава даже в известность не поставил, только Любе сказал. Ну и заплатил, соответственно, из своего кармана. Любочка моя попыталась ему деньги отдать, но он, само собой, не взял. Ну так вот, села она в поезд и как начала плакать – ужас! Так до самого утра и проплакала. И не вздумайте мне говорить, что ее не за что жалеть. Раз она так плачет, значит, у нее горе, самое настоящее горе.
– Ну, значит, и у Головина горе, потому что он тоже плакал, – не сдавался Камень. – Как хотите, а я буду его жалеть, потому что он из них всех самый горький был на этих похоронах.
– Откуда ты знаешь? – упорствовал Ворон. – Ты не видел!
– А ты…
– Пацаны, кончай разборки, – вмешался Ветер, не терпевший ссор и вообще каких бы то ни было конфликтов. – У всех горе, и всех жалко. Договорились? Давайте лучше насчет Нового года подумаем.
– А чего о нем думать? – недовольно проворчал Камень. – Подумаешь, праздник придумали. Да этих праздников на нашем веку – не перечесть, не первый и не последний будет.
Он, конечно, лукавил, потому что помнил об обещании Змея встретить Новый год вместе, если только Ветра и Ворона не будет поблизости. У Камня был свой стратегический расчет.
– Но все равно это праздник, – возразил Ветер. – Я, например, планировал слетать в Канаду, там есть одно хитрое место, где очень классно Новый год встречать, но если вы тут решили устроить траур и будете сидеть и грустить, я никуда не полечу, останусь с вами и буду вас развлекать и настроение вам поднимать.
«Этого только не хватало», – подумал Камень, а вслух произнес:
– Мы не собираемся грустить и траур разводить, так что лети, куда запланировал. И вообще, поскольку для меня это не такое уж событие, лично я собираюсь в Новый год крепко спать. Не надо мне никаких праздников.
– Как это не надо? – встрепенулся Ворон. – Праздник должен быть обязательно! В жизни всегда должно быть место празднику, иначе можно заскучать и окончательно скиснуть. Нет, я не согласен, встречать Новый год непременно надо.
– Ну и встречай, только один, без меня, – пробурчал Камень, в глубине души радуясь, что стратегический план удавалось вполне успешно воплотить в жизнь. – Мне эти радости не нужны. Я философ, а не обыватель, я не нуждаюсь во внешних раздражителях, чтобы создать себе хорошее настроение. А вот выспаться мне не помешает. Если тебе так приспичило устраивать праздник, лети вместе с Ветром в Канаду и веселись там до упаду.
– И что, ты не обидишься? – прищурившись, спросил Ворон.
– Да ни в одном глазу! Я тебе серьезно говорю: лети и отмечай свой праздник, а я пока отдохну малость.
– Слушай, раз такой разговор пошел… – в голосе Ворона появились воркующие интонации, – только ты мне дай честное слово, что не обидишься. Даешь?
– Даю.
– Я чего хотел сказать-то. – Он помялся немного. – Короче, меня белочка приглашала вместе отмечать. Я ей, конечно, ничего не обещал, для меня ты – главнее, а твоих планов я еще не знал, но если ты не возражаешь, то я бы…
– Да не возражаю я, не возражаю, наоборот, я только порадуюсь за тебя, если буду знать, что ты веселишься в хорошей компании. Ну честное слово, Ворон, вот чем хочешь поклянусь: все будет в порядке. Ты встретишь праздник, Ветер тоже порезвится, а я посплю, мне только в радость будет.
– Ну, тогда я полетел, что ли? – обрадовался Ветер.
– Стой! Куда?! – закаркал Ворон. – А елку украшать? Ты нам каждый год игрушки откуда-то притаскиваешь.
– Так Камень же сказал, что ему не надо… – растерялся Ветер.
– Ему не надо, а я что, не личность? – обиделся Ворон. – Мне надо. Я же только на одну новогоднюю ночь к белочке уйду, а остальное-то время я здесь провожу, рядом с Камешком, и мне красота нужна, ощущение праздника. Так что уж будь любезен, тащи сюда игрушки.
– Да ладно, не вопрос, – согласился Ветер. – Чего ты сразу орешь-то? Сказал бы спокойно, я бы понял.
Через час рядом с Камнем лежала внушительная гора елочных украшений. Ветер попрощался и улетел в Канаду, а Ворон принялся украшать высоченную старую ель, стоящую прямо рядом с Камнем. Закончив работу, он с удовлетворением оглядел результаты собственных усилий, кое-что подправил, перевесил самую красивую игрушку так, чтобы она была хорошо видна Камню, и начал протягивать между ветками всех стоящих вблизи деревьев длинные красные с золотом и синие с серебром нитки «дождя».
– Смотри, как нарядно, – радовался Ворон. – Кругом все сверкает и переливается, а ты в центре этой красоты, как попугайчик в золоченой клетке. Нравится?
– Нравится, – признался Камень, который, несмотря на всю свою философичность и рассудительность и невзирая на заявления о том, что Новый год – это сущая безделица и вообще полная ерунда, на самом деле очень любил праздники, скрашивавшие его однообразное неподвижное существование. Однако следовало делать вид, что он все равно собирается в новогоднюю ночь крепко спать, дабы Ворон ни о чем не догадался и спокойно улетел к своей новой пассии. – Только мне жалко, что ты столько сил на эту красоту потратил, а я же все равно буду спать, некогда мне будет порадоваться.
– Ничего, мы с тобой еще вместе порадуемся, это только кажется, что Новый год – одна секунда, на самом деле это длинный-предлинный праздник, его можно уже сейчас начинать отмечать, а закончить недели через две, как люди делают. А некоторые и дольше празднуют, аж до самого Крещения, если они православные, до девятнадцатого января. Я тебе от белочки какой-нибудь вкуснятины приволоку, и мы с тобой вместе поотмечаем, ладно?
– Договорились, – покладисто согласился Камень. – А сколько до Нового года осталось?
– Да один день всего. Сегодня тридцатое декабря. Слышь, Камешек… – Ворон снова засмущался и виновато запрыгал вокруг старого товарища.
– Говори уж, не тяни, – проворчал Камень.
– А ничего, если мы с тобой сегодня сериал смотреть не будем, а? Ну, ты понимаешь, я все-таки к даме в гости иду, в смысле – лечу, она, конечно, жуть какая хозяйственная, прямо как моя Любочка, но все-таки мать-одиночка с кучей ребятишек, негоже мне с пустыми руками к ней являться. Надо бы и к общему столу кой-чего раздобыть, и гостинцев деткам найти, и подарки всем припасти, чтобы было что под елку положить, а то как-то некрасиво выйдет.
– Конечно, конечно, – снова согласился Камень, стараясь по мере возможности не выказывать удовольствия от такого удачного расклада. – Лети, добывай все, что нужно, чтобы белочка на тебя не обижалась, она хорошая, добрая и помогает всегда, стоит только попросить, никому не отказывает. Даже если у вас на любовном фронте ничего не выйдет, все равно не стоит портить с ней отношения.