Лестница в Эдем

Они дошли уже до середины Большого проспекта, когда внезапно Антигон, не переставая ворчать, стал притормаживать. Ирка удивленно остановилась.
– Что такое? – крикнула она.
– Тихо, хозяйка! – зашипел кикимор, повисая у нее на руке. – Делайте вид, что ничего не происходит! Читайте объявления вот на этом столбе!
– Зачем?
– Сами сейчас поймете! Если оттуда кто-то будет выскакивать – сразу ловите!
– Откуда выскакивать? Из столба?
Кикимор мотнул головой, многозначительно скосил глаза в сторону ближайшей арки, а сам трусцой кинулся обегать дом сбоку. Ирка осталась на месте, послушно разглядывая облеплявшие столб бумажки. Ветер раскачивал вывески, хлопал форточками и снисходительно играл с дорожными знаками. Торопливо шагали замерзшие прохожие – уставшие, деловитые, похожие на наглухо захлопнутые двери.
Ждать Ирке пришлось довольно долго. Она начисто забыла о поручении Антигона, когда из арки как-то бочком выскочил мужчина, одетый в светлый плащ. Шарахнулся, едва не налетев на Ирку, невесть чего испугался и попытался рвануть через проспект.
В ту же секунду из арки послышался негодующий вопль, и прилетевшая по дуге булава без всяких церемоний врезалась убегавшему между лопаток. Две секунды спустя Антигон уже сидел у мужчины на спине.
Ирка подбежала, по-прежнему мало что понимая.
– Вы куда смотрели, хозяйка? Чудом не упустили! А ну, лежать – кому говорю! – визгливо крикнул Антигон.
– Кто это? Суккуб, что ли? – спросила Ирка, запоздало догадываясь переключиться на истинное зрение.
– Он самый, зараза! Лежать! – сказал Антигон, сопровождая каждое слово тычком кулака.
– А ну, не дерись, животное! Я, между прочим, Хныкус Визглярий Истерикус собственной персоной! Уберите с меня вашего недомерка, мадемуазель, или я за себя не ручаюсь! – плаксиво пискнул тот, на ком восседал Антигон.
Узнав, что он недомерок, кикимор вспылил и потянул руку лежащего на животе суккуба к затылку.
– Что ты сказал? Я не расслышал!
Суккуб хлюпнул носом.
– Всё-всё! Я за себя уже ручаюсь! Только дайте мне встать, бяки противные! Вы мне плащик испачкали! Я буду жаловаться сотрудникам химчистки и других компетентных органов! – сказал он умоляюще.
Антигон что-то пробурчал и слез у него со спины, для надежности перехватив суккуба за ухо. Ирка увидела простроченное лицо в мелкой цепочке шрамов и два нахальных глаза.
– Осторожно! Он смоется! – предупредила одиночка.
Кикимор хихикнул.
– Да никуда он не денется! Я потому и подкрадывался, чтобы булавой его двинуть! Теперь он часа на три всех своих штучек лишен! Если побежит, хозяйка, сразу бросайте в него копье! Куча слизи на асфальте – вот и все, что останется. Слышал, гадюка?
«Гадюка» поспешно закивал, подтверждая полное отсутствие серных пробок.
– Я, нюни мои, буду самым послушным в мире заложником! Умею варить кофе, делать массаж и пользоваться соковыжималкой! – засюсюкал он.
Не обращая внимания на его болтовню, Антигон деловито обыскал Хныка и извлек из кармана стеклянный пузырек с двумя золотистыми песчинками. Суккуб дернулся, провожая добычу страдающим взглядом.
– Твое? – строго спросил Антигон.
– Подбросили! Первый раз вижу! Клянусь Тухломоном, я думал: там витаминки! – поспешно отрекся Хнык.
– Чье это? – спросила Ирка, отбирая у кикимора пузырек.
Один эйдос был хороший, яркий. Другой же поменьше и темный, как будто с гнильцой.
– Говорю: подбросили! Век Тартара не видать! – снова заорал суккуб.
Одиночке стало ясно, что препираться он может до бесконечности. Суккубы ребята тертые.
– А вот тут ты ошибаешься! Антигон, отправь его в Тартар! – приказала Ирка.
Хнык тревожно пискнул и попятился, перебегая глазками с валькирии на ее слугу и обратно. Пробубнив, что вот, булаву потом вытирать, кикимор неохотно размахнулся и…
– А-а! Только не это! Меня, конечно, выпустят, но не сразу! Там такая куча инстанций! Не надо! – завопил Хнык, вдруг сообразивший, что это никакая не шутка.
– Антигон, погоди! – велела Ирка.
Кикимор с сожалением опустил булаву.
– То надо, то не надо… По мне, так уж шлепнуть – и с концами, – сказал он разочарованно.
– Рассказывай! С каких это пор ты в Питере работаешь?
Суккуб облизал губы и, заискивающе касаясь Иркиной руки женской и нежной своей ладонью, пояснил, что он, бедолага, трудится везде. И в Москве, и в Хабаровске, и в Нижнем Новгороде, и в Архангельске. Где урвал – там и молодец.
– Тут неподалеку парень один жил с ожогом лица. Бытовой ожог, никакой героики, никакого горящего танка. Фактически лицо у него отсутствовало, а к тому, что осталось, медсестры и те долго привыкали. От того же ожога был он слеп, как крот. И вот у этого парня как-то зазвонил телефон. Женский голос спрашивает: «Можно Катю?» В общем, ошибочка вышла. Надо трубки вешать, а они проговорили часа два и такое родство душ обнаружили, что просто хоть стой, хоть падай!
– И дальше что? – жадно спросила Ирка.
Хнык зорко взглянул на нее.
– Как что дальше? Финал, нюня моя, был весьма прискорбен и тоже очень в духе этой истории. В тот миг, когда они обнаружили, что созданы друг для друга, разговор прервался. В трубке: «пи-пи-пи», а они, по примеру всех непрактичных романтиков, так увлеклись родством душ, что не обменялись телефонами. И вот они оба – то есть, конечно же, не оба, а она одна – он-то ее номера и вовсе не знает – начинает лихорадочно крутить диск: и так набирает, и сяк, и кричит в трубку, и плачет, но все тщетно. Случайность их свела, случайность же и разлучила. Хю-хю?
Ирка молча шагнула к суккубу, а тот, мгновенно оценив выражение ее лица, на всякий случай рухнул на колени.
– Маленьких не бьют!
– Не трогай его, Антигон! Рассказывай! – приказала Ирка.
– А что тут рассказывать? Он тоже ждет – час, другой, третий. Ему, а ум у него практический, совершенно ясно, что больше такая комбинация чисел никогда не выпадет. И тогда он встает и очень уверенно: он хоть и слеп, как крот, но хорошо знает квартиру – идет в ванную. Наполняет ее до краев водой, ложится прямо в одежде и – вот сила воли-то! – погружается с головой, чтобы никогда больше не вынырнуть. И в ту секунду, как он это делает, в квартире снова звонит телефон. Это она! Ей случайно повезло, она дозвонилась! Но из-под воды особенно не слышно, да и кран ревет… Через некоторое время телефон перестает звонить, и только из-под двери ванной течет, медленно заливая квартиру, вода.
Суккуб склонил голову набок и, точно умная собачка, посмотрел на Ирку.
– Душещипательно, не правда ли? Ну как, валькирия? Прошиб я этим рассказом мозоль души твоей?
Ирка вгляделась в вытаращенные, как у мертвой рыбы, глазки суккуба и ощутила фальшь.
– Все ты врешь! – сказала она спокойно.
– Почему вру? – всполошился Хнык.
– Дисковых телефонов сейчас уже почти нет. А на кнопочном можно нажать «перенабор».
Хнык медленно поднял обе руки над головой.
– Ох уж это техническое мышление! Сдаюсь! Ну наврал слегка! Действительно, никто не убился, хотя история самая что ни на есть реалистичная. Просто финал был другой. Ну да, обменялись они номерами, ибо были не такие уж и романтики, как я изобразил. Стали созваниваться и разговаривали по нескольку раз в день. Болтали – хю-хю! – болтали, а сами даже и не пытались встретиться, потому что оба этого смертельно боялись. Он – сама понимаешь – умолчал кое о каких деталях своей внешности. Она тоже комплексовала чуток по поводу своей. Ноги там одна чуть прямее другой, зубы не ахти, с носом тоже как-то все печально. Не всем же быть такими милыми, как я? Хю-хю?
Хнык, прихорашиваясь, погладил себя по щечке и заискивающе хихикнул.
– Они, я так думаю, потому и сошлись, что устраивали друг друга лишь в форме голосов в трубке. Теперь веришь, что не вру? Э, валькирия? – спросил он вкрадчиво.
Ирка неохотно кивнула.
– Теперь верю. Чьи это эйдосы, их? А тусклый – его или ее?