Дорога без возврата
Здешние зайцы весом были под пять килограммов, и их на всех прекрасно хватало. Конопатый повернулся в сторону оврага, откуда они пришли, и свистнул. Оттуда раздалось ржание, и одна за другой появились пять лошадок. Они были на удивление рослыми, лохматыми и отличались от земных короткими жесткими гривами. Две из них имели серые шкуры, остальные три были коричневато-желтыми, различаясь в оттенках — от нейтрального бежевого, похожего на цвет здешних земель, до цвета сена, но обязательно с полосой на хребте.
Я понял, что был изрядно преувеличенного мнения о своих способностях к наблюдению. И это при том, что слух, зрение и обоняние у меня после подземелья изрядно улучшились. А вот добиться повторного увеличения рук или еще чего не удавалось, сколько ни пытался.
Рыжий подошел к последней прибежавшей кобылке, нагруженной какими-то сумками. Он ласково погладил ее по морде, вытащил из сумки несколько картошин и огурцов и принес их к костру. Судя по жестам, это был их вклад в общую трапезу.
Некоторое время мы молча ели, причем гости демонстрировали отменные манеры. Аккуратно пользовались ножом, не отрыгивали и не вытирали жирных рук о волосы и одежду. Потом они передали по кругу флягу с напитком вроде кваса, и все это не произнося ни слова. Некоторое время они еще посидели, а затем конопатый встал и, указав на одну из лошадей, что-то сообщил, делая приглашающие жесты и показывая мне, что пора подниматься и отправляться. Темно-рыжий уселся на соседнего коня и выжидательно уставился на меня.
— Вы что, хотите, чтобы я поехал? Так они ж без седел, я так не умею, — сказал я.
В ответ прозвучала длинная фраза. Общий ее смысл, судя по интонации, явно сводился к «Надо, Леха, надо». Я тяжело вздохнул и стал собирать свои немногочисленные пожитки. Рыжие терпеливо ждали.
Опыт моей верховой езды исчерпывался последней парой месяцев, и вряд ли из меня получился хороший наездник. Без седла, с одной попонкой на спине, я настолько уставал от тряски, что следующие три дня был малоспособен что-то рассматривать и запоминать. Сидеть на широком крупе было страшно неудобно, я все время сползал назад, но всякий раз, когда пытался покрепче обхватить лошадь ногами, проклятая зверюга резко вздрагивала, стремясь высвободить свой зад из-под меня. Мои спутники даже ели на ходу и останавливались только на ночь, чтобы дать отдохнуть коням. Уже гораздо позже, когда я начал понимать, что происходит вокруг, то сообразил, что нам на дороге должны были неоднократно попадаться другие люди, но я никого ни разу не видел.
Любые попытки общения тихо игнорировались, но и между собой они обменивались только редкими репликами, которые я быстро выучил, хотя пользы от слов «зажги костер», «напои лошадь», «поехали» или «быстро» для нормального общения было явно недостаточно. На третий день блондин показал на очередную рощу вдалеке и сказал: «Дом». Это слово я уже знал. На любой вопрос звучал очень содержательный ответ: «Дом».
Когда мы приблизились к роще, я даже забыл об отбитой заднице. Это были очень странные деревья. Неизвестно, можно ли было вообще их назвать деревьями, но громадные корни у них явно были, местами выходя на поверхность. Они росли не только вверх, но и в ширину и больше всего напоминали деревянные домики, стоящие один на другом в три-четыре этажа и выраставшие из того места, где положено быть крыше в нижнем.
Самый первый был размером с четырех-пятикомнатную избу, с потемневшими от времени стенами. А чем выше находился домик, тем меньше и светлее он был. Самое верхнее строение по размерам было не больше скворечника, но не было никаких сомнений, что с дальнейшим ростом он увеличится и в нем поселятся. А из крыши вверх тянулся тонкий ствол. Вход представлял собой обычное дупло, из которого выглядывали люди и куда можно было подняться по прислоненной к нему лесенке. Никаких сомнений, что дома выросли, а не построены таким странным образом, даже возникнуть не могло. Прекрасно были видны уходящие в землю могучие корни, на коих стоял первый дом, и на разных уровнях прямо из стен домов росли могучие ветки, по которым местами было развешано стираное белье. А внизу, вокруг каждого, были четко разгороженные квадраты огородов с какой-то зеленью и хозяйственные пристройки.
Между этими удивительными домами росли и нормальные деревья с кустами, посаженные вдоль того, что можно было бы назвать улицей, если бы вместо тротуаров здесь не была обычная утоптанная земля. Но главное, на улицах оказалась масса народу, с интересом разглядывающая наш маленький караван. Волосы всех были самого разного рыжего оттенка — от практически блондинов до кирпичного цвета. А еще все они были ростом под два метра, и более низкие — женщины — были ничуть не ниже моих метр девяносто. Некоторые здоровались, некоторые нет, но все с любопытством смотрели, побросав свои дела.
Мы остановились в центре рощи у очередного дерева-дома, и рыжий показал мне рукой на вход, больше напоминавший дупло. Я спрыгнул с осточертевшего за дорогу коня и с удовольствием потянулся, хрустя всеми костями. Рыжий снова ткнул в сторону лесенки и раздраженно что-то сказал. Кроме «быстрее», я все равно ничего не понял, но не стал спорить и пошел вперед. Собственно, лесенка, по которой требовалось подняться, была не тем, что понимают под этим словом нормальные люди, это был просто срезанный ствол молодого деревца, с обеих сторон которого на разных расстояниях были оставлены небольшие обрубки веток. При минимальной ловкости нет проблем подняться.
На входе в дупло я потрогал кору дерева. Она, казалось, пульсировала под пальцами, как кошка, которую погладили. Что бы это ни было, но назвать его деревом язык не поворачивался. Оно было если не живое, то, во всяком случае, не мертвое точно. Я шагнул вперед и в падающем из входного отверстия свете увидел практически пустую комнату, с отверстием в потолке, куда шли нормальные ступеньки, вырастающие прямо из пола. У дальней стены стоял маленький столик, и было еще ложе, застеленное шкурами. Там неподвижно сидел человек со скрещенными по-турецки ногами. За спиной у него было несколько полок, явно с книгами, ничем другим они быть не могли, хотя в голове у меня всплыло слово «фолианты» — с такими большими, окованными металлом, обложками с рисунками.
Я подошел и сел напротив, попытавшись скопировать позу хозяина. С непривычки это было довольно неудобно. Мы долго молчали, разглядывая друг друга. Это был уже дряхлый Старик с морщинистым лицом старой обезьяны, высохшим телом и совершенно лысый. Со спины подошла неизвестно откуда взявшаяся девушка и, опустившись на колени, поставила на стол две изящные чашки. Потом в одну налила из «Фляги» какой-то напиток и неподвижно замерла. Старик дрожащей рукой взял чашку, с хлюпаньем отпил оттуда и поставил снова на стол. Внезапно он нагнулся вперед и что-то успокаивающим тоном пробормотал, взяв меня обеими руками за голову и держа пальцы у висков.
В голове у меня стрельнуло, и я дернулся. По ощущениям это напомнило мне то, что делали эльфы на Земле.
— Терпи, — пробурчал старец.
Я от неожиданности замер. Сказано было не по-русски, но я прекрасно понял. Еще несколько минут мы сидели в этом странном положении. Голова болела все больше, потом Старик убрал руки и опять неподвижно замер. Девушка тут же налила в пустую чашку новую порцию питья, и он снова отхлебнул с явным наслаждением.
«Какого черта, — подумал я, — мне бы тоже налили, хоть попробую». И взял пустую чашку со стола.
— Ты меня понимаешь? — вдруг спросил Старик.
— Да, — вздрогнув, ответил я.
— Головная боль скоро пройдет, — сообщил тот. Голос был неожиданно приятный. — Я не собираюсь ждать, пока ты выучишь наш Язык, и сразу дал тебе словарный запас. Слишком много сразу, поэтому и болит. Завтра все будет в порядке. Это не полное знание Языка, только слова, хотя и достаточно для простого разговора. Правильно строить фразы и разную мелочь, вроде женский род, мужской, будешь узнавать в процессе общения. Не часто к нам попадают чужаки, да еще такие интересные, как ты, — помолчав, сообщил он. — Расскажи мне о себе как можно подробнее…