Междумир

— Конечно, так быстро это не удастся, потребуется долгое время. Такое же, какое нужно дзен-мастеру, чтобы научиться ходить по горячим угольям или левитировать. Годы медитации и сосредоточения.
— А может, я могу попросту забыть о нём? — предположил Ник. — В книге «Советы Послесветам» ты писала, что иногда люди забывают, как они выглядят, и тогда их внешность меняется. Так что я попробую просто забыть про шоколад, и всё.
— Ах, если бы было так просто! К сожалению, мы не выбираем то, что забываем. Чем больше мы стараемся что-то забыть, тем больше шанс, что мы только будем помнить это ещё лучше. Будь осторожен, иначе, не ровён час, шоколад расползётся у тебя по всему лицу.
Ник нервно захихикал, приняв её слова за шутку, но сразу же остановился, как только понял, что она вовсе не шутит.
— Не волнуйся, — успокоила она. — Пока ты с нами — ты среди друзей, и мы всегда сможем напомнить тебе, как ты выглядел, когда появился здесь.
Из уголка послышалось досадливое ворчанье Любистка:
— Эта штука не для моих пальцев! Не успеваю!
Он с досадой грохнул «Гейм Боем» о стенку, но играть не бросил.
— Мэри... Можно задать вопрос? — сказал Ник.
— Конечно.
Они уселись на диван.
— М-м... Что теперь будет?
Мэри молчала, ожидая продолжения, но его не последовало.
— Извини... Я не уверена, что поняла твой вопрос.
— Мы мертвы, так?
— Увы, фактически, да.
— И как написано в твоей книге, мы застряли здесь, в Междумире, так?
— На веки вечные.
— Так вот... Чем мы теперь будем заниматься?
Мэри встала. Вопрос привёл её в некоторое смятение.
— А чем бы ты хотел? Ты будешь заниматься тем, что тебе нравится, вот и всё.
— А когда мне это надоест?
— Уверена — ты найдёшь что-то, что будет приносить тебе удовлетворение.
— Я... мне будет трудновато это найти, — сказал Ник. — Может, ты поможешь мне?
Она обернулась к Нику, посмотрела на него и — не смогла отвести глаз. На этот раз он не покраснел.
— Я был бы тебе очень признателен.
Мэри не отрывала от него взгляда дольше, чем намеревалась. Она даже начала ощущать неясный трепет. Ничего подобного она никогда не чувствовала. В списке её эмоций «трепет» не значился.
— Дурацкая игра, — буркнул Любисток. — И кто такая эта Зельда, чтоб её черти взяли?
Мэри удалось вырваться из плена глаз Ника. Она рассердилась на себя за то, что позволила чувствам взять над собой верх. Она — наставница. Она — хранительница. Ей необходимо эмоционально отстраниться от тех, кто находится под её попечением. Она должна заботиться о них, любить их, но — как мать, любящая своих детей. До тех пор, пока она будет придерживаться этой линии, всё будет идти как надо. Она постаралась взять себя в руки.
— Ник, у меня идея.
Она подошла к комоду, открыла верхний ящик и вынула оттуда лист бумаги и ручку. Мэри всегда заботилась о том, чтобы у всех вновь прибывших Зелёнышей имелись бумага и ручки, а у малышей — карандаши.
— Почему бы тебе не написать список всего того, чем тебе нравится заниматься? А потом мы его обсудим.
И она быстро покинула комнату — с чуть меньшей элегантностью, чем ступила в неё.
***
Алли нашла бумагу и ручку ещё до того, как Мэри появилась в её «квартире». Или «номере». Или «камере». Она не была уверена, как ей называть своё жилище. Ко времени визита Мэри Алли исписала вопросами целых три страницы.
Мэри, однако, не переступала порога до тех пор, пока Алли не пригласила её войти. «Ну надо же. Прямо как вампир», — подумала Алли. Вампиры не могут войти без приглашения.
— Ты не теряла времени зря, — вымолвила Мэри, увидев исписанную бумагу.
— Я читала твои книжки, — сказала Алли. — Не только ту, что ты дала, но и другие. Их тут как грязи — по всем углам...
— Прекрасно. Они могут тебе пригодиться.
— … и у меня к тебе несколько вопросов. Вот смотри. В одной книжке ты говоришь, что мы не должны являться людям в качестве привидений, а где-то в другом месте ты пишешь, что мы — свободные духи и можем творить, что хотим.
— Ах... Да, мы можем, — сказала Мэри, — но лучше этого не делать.
— Почему?
— Сложно объяснить.
— И тут же ты утверждаешь, что мы не оказываем на живой мир никакого воздействия. Живые не могут ни видеть нас, ни слышать... Если это так, как же мы можем им «являться», даже если бы захотели?
Мэри улыбнулась с бесконечным терпением — словно разговаривала с умственно отсталой. Это вывело Алли из себя, поэтому она в ответ тоже состроила улыбку типа: «Ты-идиотка-а-я-ой-какая-умница».
— Как я сказала — это сложно объяснить. К тому же ты здесь ещё и дня не пробыла. Не стоит пока забивать этим голову.
— Да, точно, — откликнулась Алли. — Так вот — я прочитала, конечно, ещё не все твои книжки — ты так много всего понаписала! — но ни в одной из них я пока не нашла про возвращение домой.
Мэри ощетинилась. Алли так и представила себе, что если бы её собеседница была дикобразом, то сейчас у неё все иголки встали бы дыбом.
Но вслух Мэри сказала только:
— Ты не можешь вернуться домой. Мы уже это обсуждали.
— Ещё как могу, — возразила Алли. — Запросто могу подойти к своему дому и войти в дверь. Или, если хочешь, пройти сквозьдверь. Всё равно, я окажусь дома. Почему ни в одной из твоих книжек не говорится об этом?
— Ты пожалеешь, если поступишь так, — ответила Мэри тихим, почти угрожающим тоном.
— Да ну?
— Не «да ну», а так оно и случится.
Мэри подошла к окну и окинула взглядом город. Алли выбрала вид на центр: на Эмпайр-стейт-билдинг, Центральный парк и всё прочее.
— Мир живых выглядит иначе, чем тот, что ты помнишь, не так ли? Нам он представляется размытым, не таким ярким и сочным, какой он в действительности.
Тут Мэри, безусловно, была права. Живой мир выглядел блеклым и тусклым. Даже возводящаяся по соседству с их близнецами Башня Свободы  [18]казалась словно бы окутанной туманом. Сразу ясно, что она принадлежит другому миру. Миру, который движется вперёд, а не стоит на месте, навечно сохраняя всё таким, как есть. Вернее, таким, каким оно когда-то было.
— Взгляни, — произнесла Мэри. — Ты не находишь, что кое-какие здания тебе кажутся... более реальными?
Теперь, когда Мэри упомянула об этом, Алли обнаружила, что некоторые сооружения действительно словно находятся в фокусе, видны чётче, яснее. Ей не требовалось объяснять, что они перешли в Междумир, когда их снесли.
— Иногда люди строят что-то другое на том месте, где стоят здания, принадлежащие Междумиру, — сказала Мэри. — Ты знаешь, что случится, если ты ступишь на одно из таких мест?
Алли покачала головой.
— Живой мир станет недоступным твоему зрению. Ты будешь видеть только Междумир. Чтобы видеть оба мира одновременно, требуется колоссальное усилие. Я называю это «доминирующей реальностью».
— А почему б тебе не написать об этом очередную книгу? — съехидничала Алли.
— Вообще-то, уже написала, — ответила Мэри, улыбаясь с видом несомненного превосходства, ясно показывающим, кто здесь, в этой комнате, является «доминирующей реальностью».
— Ну и? Живой мир видится нам не так ясно, как раньше. И что с того?
— Это значит, что из двух миров главным для нас является Междумир.
— Это тытак думаешь.
Алли рассчитывала, что вот сейчас её собеседница взовьётся на дыбы, и они устроят славную перепалку, но безграничность терпения Мэри можно было сравнить только с вечностью самого Междумира. Она указала на город за окном и всё тем же мягким, обходительным тоном сказала:
— Ты видишь всё это? Через сто лет этих людей здесь не будет, многие постройки снесут, чтобы освободить место для новых. А вот мы по-прежнему будем здесь — так же, как сейчас. И эта башня неизменно будет стоять здесь — так же, как сейчас. — Она обернулась к Алли. — Только то, что имеет непреходящую ценность, переходит в Междумир. Это благословение, что нам позволено существовать здесь, и кощунственно пятнать его мыслями о том, чтобы отправиться в свой бывший дом. Это место, этот мир будет твоим настоящим домом гораздо дольше, чем так называемый «живой мир».