Дети капитана Гранта. Вокруг света в восемьдесят дней

Паспарту хотел что-то ответить, но не мог. Он вышел из комнаты мистера Фогга, поднялся к себе и, упав на стул, от души выругался.
– Вот так штука, черт возьми! А я-то думал пожить спокойно!.. – проворчал он.
Затем машинально он занялся приготовлениями к отъезду. Вокруг света в восемьдесят дней! Уж не имеет ли он дело с сумасшедшим? Как будто нет… Может быть, это шутка? Они едут в Дувр – ладно. В Кале – куда ни шло. В конце концов, это не могло особенно огорчить честного малого: вот уж пять лет, как он не ступал на землю своей родины. Быть может, они доберутся и до Парижа? Ну что ж, честное слово, он с удовольствием увидит вновь великую столицу! Уж, конечно, такой солидный джентльмен непременно там остановится… Пусть так, однако он снимается с места, он переезжает, этот джентльмен, такой домосед!
В восемь часов Паспарту уложил в скромный саквояж дорожные вещи – свои и мистера Фогга; затем, все еще пребывая в смятении, он покинул свою комнату, тщательно запер ее на ключ и вошел к мистеру Фоггу.
Мистер Фогг был готов. В руках он держал знаменитый железнодорожный и пароходный справочник и путеводитель Бредшоу, который должен был ему служить во время путешествия. Он взял из рук Паспарту саквояж, открыл его и вложил туда объемистую пачку хрустящих банковых билетов, которые имеют хождение во всех странах.
– Вы ничего не забыли? – спросил он.
– Ничего, сударь.
– Мой плащ и одеяло?
– Вот они.
– Отлично, берите саквояж.
Мистер Фогг передал саквояж Паспарту.
– Берегите его, – добавил он. – Здесь двадцать тысяч фунтов.
Саквояж чуть не выскользнул из рук Паспарту, словно эти двадцать тысяч фунтов были в золотых монетах и обладали изрядным весом.
Господин и слуга вышли из дому; входная дверь была заперта двойным поворотом ключа.
Стоянка экипажей находилась в конце Сэвиль-роу. Филеас Фогг и его слуга сели в кеб, который быстро повез их к вокзалу Чэринг-Кросс, откуда начинается ветка Юго-Восточной железной дороги.
В восемь часов двадцать минут кеб остановился перед решеткой вокзала. Паспарту спрыгнул на землю. Его господин последовал за ним и расплатился с кучером.
В эту минуту какая-то нищенка, босая, в рваной шали на плечах, в помятой шляпке с изломанным пером, держа за руку ребенка, приблизилась к мистеру Фоггу и попросила милостыню.
Мистер Фогг вынул из кармана двадцать гиней, которые только что выиграл в вист, и протянул их женщине со словами:
– Возьмите, моя милая, я рад, что встретил вас.
Затем он прошел дальше.
Паспарту почувствовал, что глаза его увлажнились. Новый господин расположил к себе его сердце.
Мистер Фогг в сопровождении слуги вошел в большой зал вокзала. Здесь он приказал Паспарту взять два билета первого класса до Парижа. Затем, обернувшись, он заметил пятерых своих коллег по Реформ-клубу.
– Господа, я уезжаю, – сказал он, – и различные визы, поставленные на моем паспорте, который я беру для этой цели, помогут вам, по моем возвращении, проверить маршрут.
– О мистер Фогг, – учтиво ответил Готье Ральф, – это совершенно излишне. Мы вполне доверяем вашему слову джентльмена!
– Так все же будет лучше, – заметил мистер Фогг.
– Вы не забыли, что должны вернуться… – начал Эндрю Стюарт.
– Через восемьдесят дней, – прервал его мистер Фогг, – в субботу, двадцать первого декабря тысяча восемьсот семьдесят второго года, в восемь часов сорок пять минут вечера. До свиданья, господа!
В восемь сорок Филеас Фогг и его слуга заняли места в купе. В восемь сорок пять раздался свисток, и поезд тронулся.
Ночь была темная. Моросил мелкий дождь. Филеас Фогг молчал, откинувшись на спинку дивана. Паспарту, все еще ошеломленный, машинально прижимал к себе саквояж с банковыми билетами.
Но не успел поезд пройти Сайденхем, как Паспарту испустил вопль отчаяния.
– Что с вами? – осведомился мистер Фогг.
– Дело в том… что… в спешке… от волнения… я забыл…
– Что именно?
– Погасить газовый рожок в своей комнате.
– Что ж, мой милый, – невозмутимо ответил мистер Фогг, – он будет гореть за ваш счет!
 
Глава пятая,
 
в которой на лондонской бирже появляется новая ценность
 
Покидая Лондон, Филеас Фогг, без сомнения, не подозревал, что его отъезд вызовет такой большой шум. Известие о пари сперва распространилось в Реформ-клубе и породило сильное возбуждение среди членов этой почтенной корпорации. Затем по милости репортеров это возбуждение перекинулось в газеты, а через газеты оно передалось населению Лондона и всего Соединенного королевства.
«Вопрос о кругосветном путешествии» комментировался, обсуждался, разбирался с такой горячностью и страстью, словно речь шла о новом Алабамском деле. Одни приняли сторону Филеаса Фогга, другие – и они вскоре составили значительное большинство – выступили против него. Совершить кругосветное путешествие при помощи современных средств передвижения не в теории, не на бумаге, а на деле, и в такой короткий срок! Это не только немыслимо – это безумие!
«Таймс», «Стандард», «Ивнинг стар», «Морнинг кроникл» и двадцать других крупных газет высказались против мистера Фогга. Одна лишь «Дейли телеграф» до некоторой степени поддерживала его. Почти все называли Филеаса Фогга маньяком, сумасшедшим, а его коллег из Реформ-клуба порицали за то, что те заключили пари с человеком, умственные способности которого были явно не в порядке.
В печати по этому поводу появился ряд весьма страстных, но строго логических статей. Всем известно, какой интерес возбуждает в Англии все, что касается географии. Поэтому не было ни одного читателя, к какому бы сословию он ни принадлежал, который бы не проглатывал столбцы газет, посвященные путешествию Филеаса Фогга.
В первые дни несколько смелых умов – главным образом женщины – были за него, особенно после того, как «Иллюстрейтед Лондон ньюс» поместила его портрет, воспроизведенный с фотографии, хранившейся в архивах Реформ-клуба. Некоторые джентльмены отваживались даже говорить: «Эге! А почему бы и нет? Случались ведь вещи и более необычные!» В большинстве своем то были читатели «Дейли телеграф». Но вскоре стало заметно, что и эта газета начинает сдавать.
Но вот 7 октября появилась длинная статья в «Известиях Королевского географического общества». Она рассматривала вопрос со всех точек зрения и убедительно доказывала всю абсурдность затеянного предприятия. Из этой статьи следовало, что все окажется против путешественника: и люди, и стихия. Успешно преодолеть все преграды можно лишь при том условии, если будет иметь место совершенно чудесная согласованность часов прибытия и отправления поездов и пароходов, которой не существует и не может существовать. Пожалуй, в Европе, где расстояния не так уж велики, можно еще рассчитывать на точное отправление и прибытие поездов; но разве можно основывать выполнение подобного предприятия на точном соблюдении расписания, разве можно надеяться пересечь в три дня Индию и в семь дней Соединенные Штаты? Поломки машин, крушения, столкновения, ненастье, снежные заносы – не окажется ли все это против Филеаса Фогга? А путешествуя зимою на пакетботе, не будет ли он во власти ветров и туманов? И разве редки случаи, когда даже самые быстроходные суда океанских линий опаздывают на два-три дня? А ведь достаточно одного опоздания, только одного – и вся последовательность маршрута будет непоправимо нарушена. Если Филеас Фогг опоздает к отплытию пакетбота хотя бы на несколько часов, он будет вынужден дожидаться следующего, и его дальнейшее путешествие потеряет всякий смысл.
Статья наделала много шума. Почти все газеты перепечатали ее, и акции Филеаса Фогга сильно упали.
В первые дни после отъезда нашего джентльмена возможный исход его предприятия стал предметом крупных пари. Всем известно, что представляют собою в Англии любители пари – люди, куда более умные и возвышенные, чем обыкновенные игроки. Держать пари – это черта английского характера. Вот почему не только члены Реформ-клуба ставили крупные ставки «за» и «против» Филеаса Фогга, но и рядовая публика приняла участие в этой игре. Словно беговая лошадь, Филеас Фогг был внесен в своеобразный список чистокровных рысаков. Он оказался ценностью, которая тотчас же стала котироваться на лондонской бирже. «Филеаса Фогга» покупали и продавали за наличные или в кредит; он был объектом крупных сделок. Но спустя пять дней после его отъезда, когда появилась статья в «Известиях Королевского географического общества», началось усиленное предложение «Филеаса Фогга». Он падал в цене. Его предлагали просто пачками. Сначала против него ставили по пять или по десять, но затем уже по двадцать, по пятьдесят или по сто против одного!