Пляжный ресторанчик

Но как же я смогу быть похожей на Гвинет Палтроу с ее неменяющимся выражением лица, что бы она там ни играла, и одновременно показать, что я способна на большее?
— Надень вот это, — скомандовала Брэнди.
Вот так и случилось, что в половине седьмого утра, в Малибу, у дома Эрика Нордоффа, я стояла в полупрозрачной сорочке времен королевы Виктории, локоны обрамляли мое лицо (одна палочка бигуди, которую я не заметила, осталась на затылке, и я так и проходила с ней до обеда), а на ногах — плетеные греческие сандалии.
— О! — только и вымолвил Эрик Нордофф, открыв дверь и взглянув на меня. — Простите, я не хотел вытащить вас прямо из постели.
— Я очень люблю романы Остин, — проникновенно сказала я, заглядывая ему в глаза.
— А… Я-то, хм… решил, что это ночная рубашка. Очень… да… мило.
Да уж, голову на отсечение даю, милее не придумаешь.
— Подружка, с которой мы вместе снимаем дом, очень увлекается модой, — поспешила пояснить я. — Этот стиль будет хитом следующего сезона.
— Ну, я не очень-то разбираюсь в моде, — примирительно сказал Эрик Нордофф, — так что мне придется поверить вам на слово.
— Этот стиль будет называться «ночнушки днем». Или «дневные пижамы». Поверьте, за этим стилем — будущее.
Эрик кивнул.
— Пожалуйста, входите. — Он сделал приглашающий жест рукой, и я вошла в холл. Ну что ж, по крайней мере меня не выгнали.
Снаружи владения Эрика Нордоффа не могли привлечь любопытного взгляда. Высокая стена, поросшая засохшим плющом, отгораживала дом от настойчивых взглядов туристов, которые толпами приезжали в Малибу в надежде углядеть, как Том Хэнкс выходит на крыльцо или Мишель Пфайфер вытряхивает мусор. Но на самом-то деле с дороги вообще ничего не увидишь. Оставаться незаметным — вот основная цель, которую преследуют все те, кто здесь живут. Снаружи можно в лучшем случае увидеть двустворчатые двери гаража в массивной стене дома и по ним определить, что здесь живет небедный человек. Не более того.
Но стоило попасть внутрь, и сразу становилось ясно, чем этот «дом на побережье» отличается от того, в котором жила, например, я. Ни один нормальный таракан не дерзнул бы выползти на мраморные плиты этого холла (плиты, специально доставленные сюда из Италии, как я узнала впоследствии).
Меня сразу потрясло освещение. В центре виллы, выстроенной в средиземноморском стиле, был широкий внутренний двор с садом, открытый горячим лучам калифорнийского солнца. Цветы полыхали всеми оттенками, какие только можно себе представить во вселенской палитре. Аромат роз и жасмина дурманил голову, и это был сладкий дурман, вовсе не похожий на смесь кошачьей мочи и освежителя воздуха, к которому я уже притерпелась в Венис-Бич. В центре сада даже был фонтан, и его струи нежно подпевали воробушкам, прыгавшим у воды.
Все было так красиво. Красивый сад. Красивые цветы. Красивые птички.
Вдруг их милое щебетание разорвал неуместный здесь громкий и неприятный крик.
— Это Пикассо, — сказал Эрик. — Мой павлин.
Мы подошли к металлической клетке. Пикассо сидел на жердочке в дальнем углу и неприязненно поглядывал на меня глазами-бусинками.
— Не любит женщин, — пояснил Эрик.
«А я терпеть не могу павлинов», — ответила я мысленно, глядя на Пикассо с ответной неприязнью.
Но подумать только — фонтан, павлин! И столько цветов, что на их фоне померк бы даже голландский цветочный рынок. А ведь это еще только внутренний двор. Сперва я старалась сохранять невозмутимое выражение лица, давая понять, что бывала и не в таких местах на прослушивании, но дом Эрика Нордоффа оказался так прекрасен, что вскоре я обо всем позабыла и только ахала и охала от восторга, как ребенок.
— Я подумал, что нам лучше позавтракать в саду, — сказал Эрик.
— Здесь? — Я огляделась. Пикассо сидел на единственной жердочке, больше сесть было негде.
— Нет, в нормальном саду. Это же так, палисадник.
Что, еще один сад? Я последовала за Эриком по мраморному коридору, мы вышли и оказались позади дома. Мы стояли на огромной, идеально постриженной лужайке, такой ярко-зеленой, что сразу становилось ясно: чтобы достичь такого цвета травы в Калифорнии, сюда потребовалось перекачать половину реки Колорадо. Дальше шел широкий пляж. А потом — вода. Тихий океан. Простирающийся небесной голубизной до самого горизонта. И все это у подножия сада.
— Смотрите, дельфины! — закричала я, не в силах удержаться. Переливающиеся черные спины мелькали в волнах то тут, то там.
— А, да… — рассеянно бросил Эрик. — Все время плещутся в это время года. А на Пасху и в октябре приплывают киты. — Он даже не посмотрел на пируэты, которые вытворяли дельфины. — Хотите кофе?
Белоснежный стол был уже сервирован на двоих. Я села лицом к океану, Эрик разлил кофе по чашкам.
— Нет-нет, спасибо, — вспомнила я предостережение Брэнди.
— Вот и правильно, — сказал Эрик. — Мне бы и самому от кофе отказаться, я от него дерганым становлюсь, нервным. А впрочем, мнё нравятся люди, которые не спят на ходу.
— Ну что ж, тогда я, пожалуй, выпью чашечку, — решила я.
Может быть, Брэнди и права насчет запаха, но я была готова вести себя как угодно неправильно, лишь бы это пришлось Эрику по душе.
— Кексик? — предложил он.
А как же риск поперхнуться и заплевать крошками весь стол? Помнится, предупреждая меня о разных неприятностях, Брэнди особенно предостерегала от этого.
— Нет-нет, спасибо, — ответила я. Чувство долга взяло верх над голодом. — Я уже позавтракала по дороге.
— Правда? — Судя по тону, которым был задан вопрос, мои слова прозвучали не слишком убедительно.
В ответ я смогла лишь кивнуть. Само собой, со вчерашнего дня у меня маковой росинки во рту не было. Самым неприятным в этой ситуации было то, что кексики выглядели на редкость аппетитно. Эрик взял один из них, положил себе на тарелку и разрезал пополам. Кекс был еще теплым внутри, и в воздухе поплыл аромат свежего масла, тающего на тесте с черникой. Мой желудок прореагировал на это вполне естественно, но абсолютно некстати: он не просто заурчал, а выдал такую руладу, что слышно было, наверное, даже в доме.
— Что-что? — переспросил Эрик. — Вы хотели сказать, что, если чуть напряжетесь, то сумеете протолкнуть в себя еще что-нибудь, например пару кексиков?
— Ну, если вам это доставит удовольствие…
С этими словами я схватила кекс с блюда и, откусив большой кусок, крепко сжала челюсти. Мысленно я приказала себе не раскрывать рта до тех пор, пока не прожую все до последней крошки.
— Ну вот… — произнесли мы с Эриком. Одновременно.
— Да-да, я вас слушаю, — оборвав себя на полуфразе, Эрик галантно предложил даме развить посетившую ее мысль.
— Нет-нет, это я вас слушаю. Я, в общем-то, собиралась всего лишь выдать какой-нибудь дежурный комплимент по поводу вашего сада.
Я едва успела прикрыть рот ладонью, не позволив полупережеванной чернике отправиться прямым ходом на белоснежную скатерть. Осознав, какого промаха мне с трудом удалось избежать, я покраснела как помидор. Эрик сделал вид, что ничего не заметил.
— Мне почему-то кажется, что вам было бы интересно узнать, зачем я вас пригласил и что от вас хочу, — тактично заметил он, направляя разговор в нужное русло.
В ответ я промычала что-то невразумительное, чтобы, не дай бог, не открыть рот с недожеванным кексом.
— Там, в клубе, я поспрашивал кое-кого из девушек о вас. Мне сказали, что вы — актриса и приехали сюда, в Голливуд, в надежде найти работу. Судя по тому, где мы с вами встретились, пока вы не слишком преуспели.
— Я приехала сюда всего пару месяцев назад, — выдвинула я единственный аргумент, который смогла придумать в свое оправдание.
— Да это, в общем-то, и неважно, — примирительно сказал Эрик, не желая вступать со мной в спор. — Если честно, мне просто очень понравилась ваша манера говорить и ваш акцент.
— Спасибо.