Пляжный ресторанчик

Так что вечером я была уже в ста милях от него, я вернулась в Солихалл к родителям. Ремонт в моей комнате делали в последний раз, когда мне было двенадцать лет. Я тупо уставилась в стену с выцветшими обоями времен восьмидесятых и поняла, что не могу дышать. До меня все еще не дошло, что Ричард говорил всерьез. Каждый раз, как звонил телефон — а он звонил постоянно, потому что мама теперь стала координатором дежурств по району, — я была уверена, что это Ричард хочет извиниться и сказать, что все это просто плохая затянувшаяся шутка. Ну если не шутка, то хотя бы просто временная неувязка в наших идеальных отношениях. Все кончено? Не может этого быть. Мы же любим друг друга, разве не так? Мы что-нибудь придумаем!
Теперь, думая о прошлом, я вспомнила, что каждый раз, как я упоминала свадьбу Мэри и Билла, Ричард уходил в себя. Однажды он даже сказал: «Не понимаю, зачем вообще надо жениться в двадцать первом веке?» Может, в этом все дело? Страх женитьбы? Это объясняет, почему он отказывался идти в магазин за костюмом. Ричард просто не хотел идти на свадьбу, чтобы не оказаться следующим, кто должен будет сделать предложение. Это же очевидно!
Мне показалось, что я наконец-то все поняла. Это немного успокоило меня. Всю ночь я думала о том, что, если сказать Ричарду, что вовсе не обязательно идти со мной на свадьбу Мэри и что я не жду от него предложения, тогда он придет в себя и примет меня обратно. Я позвонила ему рано утром. Но в нашей квартире его не оказалось. Тогда я позвонила на мобильный.
— Сейчас пять утра, — проворчал он.
— Где ты? — спросила я. — Я звонила тебе домой.
— Какое это имеет значение? — резко ответил он, как будто защищаясь.
— Никакого, — тут же послушно согласилась я. — Просто… Просто я хотела поговорить с тобой, Ричард. Потому что, боже мой… нельзя же просто взять и вычеркнуть четыре года жизни! Нельзя просто выкинуть меня из квартиры, ничего не объяснив!
— Видимо, нельзя, — недовольно хмыкнул он.
— Знаешь, — начала я, — кажется, я понимаю, почему твои чувства ко мне изменились. Ты не хочешь жениться? Ты не хотел идти на свадьбу к Биллу и Мэри? Ты из-за этого затеял ссору? Но тебя никто не заставляет жениться на мне, я там буду всего лишь подружкой невесты. — И я засмеялась через силу.
Ричард вздохнул.
— Я права?
— Я не хочу говорить об этом сейчас, — сказал он. — Я перезвоню тебе позже.
И повесил трубку.
Он никогда не поступал так раньше. Ричард никогда не вешал трубку, не сказав «до свидания» и «целую». И внезапно до меня дошло, что мне уже не суждено проснуться от этого кошмарного сна в нашей двуспальной постели, что Ричард не погладит меня по голове, успокаивая. Я вдруг осознала, что весь этот ужас происходит на самом деле.
Я положила трубку, пошла в ванную, и меня стало тошнить. Меня просто выворачивало наизнанку, пока ребра не заболели. Потом я заплакала. И плакала до тех пор, пока в иссушенном организме не осталось ни капли жидкости. Когда в половине восьмого мама с папой проснулись, они увидели, что я сплю на полу ванной комнаты, положив голову на унитаз (след от стульчака еще несколько часов не сходил с моей щеки). Но это было лучшее, что случилось со мной за последующие пять дней.
Поверьте, будь это в моей власти, в обнимку с унитазом я провела бы значительно больше времени. Я бы заперлась в ванной и умерла голодной смертью. Мои надежды на будущее рядом с любимым человеком оказались всего лишь иллюзией, плодом моего воображения. Не было никакой любви со стороны Ричарда и никакого будущего.
Но эта неделя, самая ужасная в моей жизни, была одновременно самой счастливой и важной в жизни моей лучшей подруги.
В то время как я умирала от боли, Мэри готовилась к грандиозному финалу своего любовного романа. В следующую субботу, в три часа, она войдет в часовню колледжа, в котором мы когда-то учились, торжественно подойдет к Биллу, которого она любит с тех самых далеких дней, и станет его женой. И она хотела, чтобы в этот торжественный момент я стояла рядом. Когда я наконец нашла в себе силы поднять телефонную трубку и сообщить Мэри, что Ричард не придет, она только воскликнула:
— Но это же полностью меняет порядок гостей за столом!
И тут же стала жаловаться, что цены на цветы взвинтили вдвое из-за тли, которая распространилась по Европе. Потом я выслушала рассказ про бестолковую поставку продуктов и про список дорогущих свадебных подарков, отправленный по неправильному адресу, и про белые туфли, которые неимоверно жмут и неизвестно, как в них можно пройти хоть два шага, и только тогда я смогла наконец вставить слово и объяснить, почему именно Ричард не придет на свадьбу.
Мэри замолчала.
Я шмыгала носом и слушала пустоту в трубке.
— Лиззи, милая, — услышала я наконец, — но ты же не хочешь сказать, что тоже не придешь?
Разумеется, именно это я и хотела сказать. Я думала, Мэри поймет. Даже если забыть о том, что тебя только что бросили, быть подружкой невесты — кошмар, если тебе перевалило за четырнадцать. На дворе двадцать первый век. В наше время в космос могут послать целый женский экипаж. Женщины во всем мире открывают лекарства от неизлечимых болезней, ведут переговоры с целью урегулирования военных конфликтов и пишут романы, заставляющие человечество задуматься о своей судьбе. Но когда девушка идет в церкви следом за невестой, в платье, которое больше подошло бы шестилетней девочке, никого из присутствующих даже близко не интересуют ее достижения. Им наплевать, даже если она стала президентом фирмы или только что подписала контракт на издание трех своих книг. Единственное, что их интересует, — что же все-таки не так с этой девушкой, раз она сама до сих пор не замужем?
А меня, к тому же, еще и бросили только что. Бросили! И это сделал не просто друг или случайный молодой человек, это сделал Ричард — любовь всей моей жизни. Мой единственный. Мой любимый. Не может же Мэри, зная это, требовать от меня присутствовать на свадьбе и быть в центре внимания почти наравне с ней! Брошенная девушка в розовом платье с рюшами — вот так зрелище! Нет, это пытка. Организация «Международная амнистия» пришла бы в ужас. Даже злейшему врагу не пожелаешь такого.
— Мэри, — начала я, уже ненавидя себя за то, что собиралась сказать, — боюсь, я действительно не…
Закончить мне не дали.
— Ублюдок! Самовлюбленный ублюдок! — заорала Мэри. — Скотина, как он мог так поступить со мной!
— Мэри, не с тобой, а со мной, — резонно заметила я. — Ричард бросил меня.
— Я выхожу замуж уже в субботу, — продолжала она, не обращая внимания на мою реплику, — разве он не знает, как это трудно? Я вся на нервах. Мне только что пришлось перезаложить дом, чтобы заплатить за цветы; поставщики убеждают меня согласиться на лосося вместо заказанных устриц, потому что они, видите ли, неправильно меня поняли; туфли от Эммы Хоуп все в крови, потому что я стерла ноги еще на примерке, а теперь еще и ты хочешь оставить меня одну только потому, что этот гад Ричард умудрился бросить тебя именно сейчас! Я могла бы догадаться, что он подложит мне какую-нибудь свинью, — продолжала тараторить Мэри, — он всегда ненавидел меня, Лиззи. Все время, что вы с ним встречались, он осуждал меня. И не пытайся этого отрицать. Он специально решил отравить лучший день в моей жизни. Так вот, этого я ему не позволю! Свадьбу он мне не испортит. Даже если мне придется притащить тебя в церковь за волосы, ты будешь рядом со мной!
Последнюю фразу она произнесла уверенно и непреклонно.
— Но я ужасно выгляжу, — прохныкала я.
— Да брось, — парировала Мэри, — подружка невесты и не должна выглядеть сногсшибательно. — Я заеду за тобой завтра в два, и мы поедем на репетицию.
Мэри повесила трубку. Видимо, решила разобраться с поставщиками.
Вот так и получилось, что я оказалась перед выбором: либо напялить платье с рукавами-фонариками, либо лишиться лучшей подруги. Я вернулась в комнату и, рухнув на диван, уставилась в потолок — мое постоянное занятие в последнее время. В пять часов мама принесла мне тарелку куриного супа. Пришлось сесть и проглотить ложку, потому что мама смотрела на меня не отрываясь. Горло болело.