В осколках тумана

Но в итоге остался Марри, мой вечный Марри. Мне исполнилось семнадцать, ему двадцать два, и мы объявили, что будем вечно любить друг друга. Нет, серьезно. Мы верили, что наша любовь предначертана судьбой, что наше личное созвездие где-то в космосе определило наше будущее. Иногда мне кажется, что и любовь, и брак упали на нас с неба.
До свидания остается два часа, и я в панике, поскольку не знаю, что надеть. И еще мне стыдно, что я думаю о свиданиях и нарядах, когда мама и Грейс в таком состоянии. Я роюсь в шкафу, выгребаю давным-давно забытые тряпки, сваливаю кучей на полу и в изнеможении падаю на кровать. Это так непохоже на меня — волноваться, выбирая наряд перед свиданием. Лежу, уткнувшись лицом в подушку, и вдруг понимаю: как это приятно — быть непохожей на себя.
Я позвонила Надин и договорилась, что дети проведут вечер у любимой тетушки, после чего вместе с детьми помчалась домой в Или, чтобы переодеться перед свиданием с Дэвидом. Кроме того, я собиралась проверить, как там дом, и забрать почту. Бренна и Грэдин были увлечены изучением фермы и окрестностей и обещали никуда не уходить.
Я ехала к маме на Рождество, а застряла гораздо дольше. В нашем домике было холодно и промозгло, странно, но за дни, пока мы отсутствовали, здесь будто все изменилось, стало незнакомым. Я бродила по затхлым комнатам — маленькой гостиной, крошечной столовой, где Алекс и Марри любили побренчать на гитарах и на предельной громкости, изводя соседей, слушали пластинки Эрика Клэптона, — и тщетно пыталась припомнить былое счастье.
Все меняется, говорила я себе, и это хорошо.
Я провела пальцем по антикварному буфету. Буфет не такой уж антикварный — его сделали в сороковых годах, — но когда Марри подарил его мне, я была счастлива. Я заприметила этот буфет, а потом лишь однажды упомянула о нем в телефонном разговоре с Надин. Марри все замечал, он всегда был таким. Был.
После отчаянной пробежки по магазинам я переоделась в обновки, подхватила детей и вернулась на ферму, где обнаружила сообщение от Надин. Она не сможет посидеть с детьми, потому что ее срочно вызвали на работу. Надин работает в больнице, и мне ничего не оставалось, только смириться.
— Марри, — прошептала я и на мгновение прикрыла глаза.
Так быть не должно. Это неправильно, что когда я думаю о том, что мой муж — отец моих детей — посидит с ними вечером, сердце наполняется тревогой. Конечно, он их любит, в этом я никогда не сомневалась. Я вижу, как он смотрит на них, когда они зашнуровывают ботинки, собираясь на прогулку, слышу, как он неровно и глубоко дышит, когда Флора подбегает к нему и обнимает, а Алекс грубовато хлопает по плечу. Да, Марри их любит. Проблема в том, что бутылку он любит еще больше.
— Что это? — Сложный вопрос. В голосе Алекса отвращение, но вообще-то он должен благодарить свою счастливую звезду за то, что перед ним на тарелке не вареная брокколи, а наскоро сварганенные спагетти.
— Запеченный морской черт с сальсой из томатов, чили и кориандра. Ешь давай. — Я вытираю руки полотенцем и криво улыбаюсь Алексу. Обычно я не ограничиваю меню вареными макаронами с кое-как покромсанными овощами, но сегодня — другое дело. Я тороплюсь, и отсутствие разносолов на столе — невысокая цена за несколько часов… радости.
— Ты же знаешь, я не люблю вареную морковку! — Алекс тыкает вилкой в оранжевые кружочки.
Я смеюсь и делаю вид, будто забираю у него тарелку. Флоре никак не удается разрезать гренок. Встав сзади, помогаю дочери распилить пересушенный хлеб и целую в макушку. У меня странное ощущение — будто мне снова семнадцать лет и жизнь только начинается. Собственно, так оно и есть — жизнь только начинается, по крайней мере моя новая жизнь. Моим детям нужны безопасность и стабильность. А мне — сильный, надежный, любящий человек.
Перед уходом я дважды чищу зубы. На всякий случай.
Впервые я учуяла алкоголь в дыхании Марри, когда мне было восемь. Тогда я не знала, что это такое. Запах показался приятным, напоминал о взрослой жизни и о летних днях у пруда, когда Марри присматривал за нами.
Я понятия не имела, почему, хлебнув из лимонадной бутылки, он хохочет над глупыми шутками, валяясь с приятелями на траве и позволяя нам с Надин делать все что заблагорассудится.
Когда мне исполнилось двенадцать, Марри уже был достаточно взрослым, чтобы отдавать отчет в своих поступках. Однажды он принес коктейль собственного изобретения из рома и черной смородины.
— Это как сок, — сказал он. — Попробуй. Увидишь, что будет. Не понравится — ничего страшного.
Я смотрела на него во все глаза. Мне хотелось расположить его к себе, доказать, что я не ребенок. Марри был частью моей жизни с самого рождения, он был мне как брат. Но я знала, что в брата нельзя влюбляться. Залпом я проглотила жидкость и улыбнулась Марри.
Он расхохотался, сказав, что теперь у меня фиолетовые губы.
Не знаю, что стало причиной — ром или вирус, но следующие три дня я провалялась в постели. С тех пор я не притрагивалась к алкоголю.
— Вина? — предлагает Дэвид.
— Нет, спасибо. — Моя рука, сжимающая бокал, дрожит. — Я не пью. — Подливаю себе воды. Дэвид не настаивает и не пытается пристыдить. — Кроме того, я за рулем.
Разумеется, за рулем, думаю я. Не стоило этого говорить. Если бы я не приехала на машине, Дэвиду пришлось бы везти меня обратно. И к чему бы это привело?
— Господи, — едва слышно шепчу я, удивляясь своим мыслям.
— Прости? — тепло улыбается Дэвид, и страхи вдруг улетучиваются. Он такой спокойный, собранный, его словно окружает аура уверенности и сочувствия. Наверное, потому-то он и семейный врач.
— Нет, ничего. Просто вспомнила о детях. — Конечно, я вру, но ложь заставляет задуматься о том, не играют ли они на дороге у реки, пока Марри напивается в стельку.
— Они остались… с отцом? — На последнем слове Дэвид хмурится.
— Да. — Я киваю и глотаю воду, чтобы увильнуть от более пространного ответа.
Мне не по себе оттого, что мы сразу заговорили о Марри. Дэвид заботливо дает мне передышку, предлагая принести из бара какой-нибудь более заманчивый напиток, уходит и возвращается с ананасовым соком и меню.
— Ты бывала здесь раньше? — Он оглядывается по сторонам, явно довольный выбором ресторана.
Здесь оживленно, весело, пахнет домашней едой. Подходящее место, чтобы лучше узнать друг друга. Сейчас, оказавшись с ним наедине, я верю, что у нас и правда может получиться.
— Нет, никогда, — отвечаю я и на миг представляю, что у камина сидит не Дэвид, а Марри; его лицо освещено пламенем, склонившись над меню, он водит пальцем по списку блюд.
— Здешние стейки буквально тают во рту. Но тут все вкусно. Не промахнешься.
— Ты что, владелец этого заведения? — шучу я.
Сейчас мы не в Нортмире, и здесь нет мамы, которую он мог бы осмотреть, так что беседу я поддерживаю с трудом. То и дело она затухает. Я — будущая разведенка — на свидании с мужчиной, которого видела всего несколько раз. Стараюсь не обращать внимания на аккуратно подстриженную бородку, край которой ныряет за воротник, на то, как он щурит глаза, улыбаясь. В его волосах чуть серебрится седина, на макушке они немного длиннее и слегка взъерошены. Видно, что Дэвид следит за собой. И одевается стильно. Любопытно, он заметил, сколько женщин заинтересованно глянули в его сторону, когда мы вошли сюда?
— Ничего подобного, — смеется он, — но я часто ужинаю в ресторанах и люблю отыскивать новые приятные места.
Дэвид смакует вино. Марри к этому времени осушил бы третий бокал и подумывал о том, чтобы заказать еще одну бутылку.
— Так что я знаю, куда приглашать прекрасных дам. — Он передает мне меню.
Под столом я сбрасываю туфли — единственный не новый предмет туалета, который на мне сегодня. Невольно улыбаюсь.
— Прекрасных дам! — поддразниваю я. — И много их у тебя?
— Ага! — веселится он, и по лицу разбегаются морщинки. — Сотни. А если честно, я ни с кем не встречаюсь. У меня нет подруги. — Он пристально смотрит на меня. — Понимаешь, когда рабочий день заканчивается, времени на общение не остается. Но я надеюсь, что вскоре познакомлюсь с множеством очаровательных местных жительниц. — Дэвид отпивает глоток вина. — О, с одной я уже познакомился!