За руку с ветром
Они остановились около продуктового магазинчика, располагавшегося на первом этаже десятиэтажного изогнутого буквой «г» дома, и Никита, бросив, что его не будет около часа, вновь оставил Карлова одну. Девушка, вновь обозвав его последними словами, заперлась в машине и пересела на заднее сиденье, на котором решила почитать совсем забытую книгу о современном искусстве, которая ей так приглянулась. Однако читать настроения не было. Буквы путались, строчки перепрыгивали одна на другую, а в голову стали лезть разные непрошенные мысли. Почему-то Нике вдруг стало обидно. У нормальных девушек, как та самая Маша из книжного, есть нормальный друг – Дэн, тот самый совершенный парень, из-за которого она, кстати, познакомилась с Укропом. А у нее нет никого, только сумасшедший бандит, или кто он там, у которого явно проблемы с головой и который в наглую ее использует. Эх, все-таки надо было предупредить эту Машу, что Укроп – чокнутый, похоже, она не знает, каков он настоящий, но она, Ника, не сумела этого сделать.
Чтобы отвлечься от невеселых мыслей, она забралась с ногами на сиденье, прижавшись плечами к темному окну, и вновь попыталась почитать, но вскоре, не в силах сосредоточиться, стала просто листать листы из мелованной бумаги с изображением величайших картин прошлого века, и забылась, погрузившись в царство красок и буйство теней. Как вернулся Ник, она даже и не заметила.
– Смотришь картинки в книжке? – ухмыльнулся он, и девушка только глаза закатила. – Ну-ну. Черт. – Вдруг выругался он. – Детка-конфетка. Сейчас ты делаешь все, что я говорю, без выкрутасов и воплей. Поняла?
– Что? – попыталась подняться ничего не понимающая девушка, но Кларский развернулся и заставил ее принять обратное положение.
– Пригнись и не высовывайся, – сказал он. – Тебя не должны заметить. Ясно?
– Ясно, – прошептала девушка. Ей вдруг показалось, что Кларский встретил каких-то жутких личностей, быть может, криминальных элементов, и пытается ее защитить. Она сползла на широкое кожаное сиденье и прижалась к нему спиной. А Никита вылез из автомобиля. Все окна, кроме лобового, затонированы, ее не должны заметить, все будет хорошо. «Все будет хорошо», – говорила она про себя. Не выдержав, она приподнялась и выглянула в заднее окно. Вопреки ее страхам, Кларский разговаривал не с дюжиной мордоворотов, а с двумя самыми обычным парнями ее возраста. Похоже, разговор их было вполне себе дружелюбный, и хотя девушка не слышала, о чем они говорят, она видела, как незнакомец в бриджах, футболке и кепке улыбается, машет рукой, явно что-то рассказывая, и даже дружески хлопает Укропа по плечу.
Через пару минут парень в кепке исчез в магазине, а Никита тут же открыл заднюю дверь и, вытянув ничего не понимающую Нику за руку, потащил за угол дома.
– Что случилось? – широко открыла она глаза.
– Жди меня в этом дворе. Он не должен нас видеть вместе. – Вручил Нике сумочку Кларский. – Жди, поняла? Нам нужно кое-куда заехать.
– Может, я домой? – неуверенно спросила она.
– Нет, жди. Я скоро.
И Никита ушел. Через минуту из-за угла вышла и Ника. Она с независимым видом прошла мимо его серебряного и ставшего ей привычным автомобиля, в который загружались встреченные Кларским парни. Вернее, в машину уселся один, а второй – в кепке, стоял рядом с Кларским, и когда озлобленная Ника проходила мимо, она услышала, как молодой человек спросил:
– Ник, а что там с Машкой? Ты…
– Все в порядке. Я все решил. Я же сказал, что она меня не интересует. – Никита похлопал парня в кепке по плечу, а, заметив свою лже-подругу, просто отвернулся.
– Точно? – переспросил его приятель.
– Точно, – отрывисто отозвался Кларский.
– Смотри мне, чувак, а не то мне тебя ушатать придется! – в шутку пригрозил ему друг, заметно повеселев. В голосе его были мальчишеские интонации, и этот голос показался девушке смутно-смутно знакомым.
– Садись в тачку. У меня много дел.
И они уехали, оставив Нику одну в чужом дворе.
«Вот скотина, велел сидеть здесь, а сам свалил? Придурок!», – плюхнулась она на лавочку и немедленно вскочила – лавка была в песке, пришлось отряхиваться.
«И что, мне теперь тут сидеть и ждать его до скончания века? Укропчик решил, что я его верная супруга, что ли?
Жена декабриста? Ха», – думала она, вдруг поняв причину, по которой Кларский так нахально и внезапно выставил ее из тачки. Небось это его дружки, которые знакомы с его обожаемой Олечкой, ангелом во плоти, которой, по ходу, до своего любимого по барабану. Как тогда она, Ника, прикалывалась над нею по телефону, а эта Оля даже и не зачесалась. Как она там сказала? «Можно я перестану ревновать, а то я тороплюсь» – так она сказала и бросила трубку.
А упырь с бандитскими замашками вокруг этой фифы бегает, круги нарезает, даже притворяется, что любовь сей его жизни – не Олечка, а Ника. Девушка давно разгадала замысел Кларского – тот не желал, чтобы его брат и прочие криминальные элементы из их шайки-лейки прознали про эту Ольгу. Ника не считала себя особо умной девушкой, но в отношениях между людьми разбиралась, да и в самих людях – тоже. Она была уверена, что Кларский не просто хочет обезопасить свою настоящую любимую от таких людей, как его брат или его помощники, как тот же жуткий Макс со шрамом через все лицо, но и боится признаться своей девушке в том, какой он настоящий. Он не милый, не утонченный и не правильный мальчик из достойной семьи, хорошим образованием и светлой головой. Он – неотесанный мужлан, бандит, занимающийся темными делишками.
Ника дернула плечом. Укроп идет на такие жертвы ради Олечки, а с ней обращается, как с собачкой. «Сиди, жди». И сколько она должна его ждать? Часами, днями?
Светловолосой девушке тут же представилась печальная картина. Темно. Холодно. Безлюдно. Над пустым двором висит, цепляясь за облака, месяц. Звезд не видно, и вообще никаких почти огней не видно – фонари не работают, а жители домов спят, ведь уже глубокая ночь. И тишина, которую изредка разрывает вой собаки да скрип старых качелей. И она, замерзшая, голодная, испуганная, сидит на самом краешке детской песочницы. И даже боится оглянуться – вдруг там, за спиной, что-то страшное? Там точно что-то скверное! И оно приближается, приближается… А она все ждет, ждет.
Наделенная богатым воображением девушка потрясла головой. Нет уж, не станет она, как последняя дура, торчать в этом дворе. Тут вроде бы неподалеку есть торговый комплекс и кинотеатр? Вот заскочет туда, фильм посмотрит, по магазинам прошвырнется, в кафе зайдет, попьет латте макиато.
А потом она, так и быть, заглянет во двор и, может, чуть-чуть подождет ее личное несчастье, откликающееся на имя Никита. Только вот куда именно ей шагать, чтобы выйти к комплексу?
– Девушка, извините, – обратилась она к молодой мамочке, сидевшей на соседней лавочке, читающей женский модный журнал и качающей коляску с малышом. – А вы не подскажите, как пройти к кинотеатру?
– Подскажу, – улыбнулась в ответ та и принялась объяснять дорогу. Они чуть-чуть поболтали и, оставшись довольные беседой, расстались. Ника, щурясь на солнце, пошла развлекаться.
Она побродила по магазинчикам, присмотрела себе платьице, купила билет на ближайший сеанс – разрекламированную мелодраму с известными актерами в главных ролях, и, усевшись на свое место в пятом полупустом в дневное время суток ряду, уставилась на огромный экран, время от времени запуская руку в пакет с традиционным для этого заведения попкорном. После фильма она, зареванная, но довольная выходила с мыслью о большой чашке кофе и вздрогнула, когда ее вдруг грубо схватили за локоть.
– Вы что? – вскрикнула она и осеклась – это был Никита Кларский собственной персоной. Сказать, что он был недоволен – ничего не сказать. На его лице была написана ярость.
– Я сказал тебе ждать. Зачем ты ушла? – спросил он у нее в своей манере: тихо, но зло. – Решила меня позлить? Поздравляю. Получилось.
– Я думала, ты приедешь не скоро, – промямлила Ника. И… ушла.