Другой остров Джона Булля

Хаффиган. Тим. Да неужто уж вечер? Скажи на милость! А по-моему, пока ты не пообедал, 
так все еще утро. Бродбент. Вы еще не обедали, мистер Хаффиган? Тим. Черта с два! Бродбент. К сожалению, я слишком поздно вернулся из Брайтона и не могу вам 
предложить обед. Но... Тим. Ни слова об этом, сэр, ни слова!.. Пообедаю завтра. К тому же я 
ирландец, сэр, - плохой едок, но зато не дурак выпить. Бродбент. Я только что хотел распорядиться насчет чаю, когда вы пришли. 
Присаживайтесь, мистер Хаффиган. Тим. Да-а, чай хороший напиток, если у кого нервы крепкие. Мне здоровье не 
позволяет. 
Хаффиган садится возле письменного стола, спиной к 
этажерке. Бродбент садится напротив. Ходсон входит с 
пустыми руками, достает из шкафчика два стакана, сифон и 
графинчик, ставит их на письменный стол против 
Бродбента, уничтожающим взглядом окидывает Хаффигана, 
который не смеет взглянуть ему в лицо, и удаляется. 
Бродбент. Виски с содовой, мистер Хаффиган? Тим (присмиревший). Это наша национальная слабость, мистер Бродбент. 
(Благочестиво.) Не то чтобы я сам этим грешил. Я-то видел, сколько от 
этого бывает горя. Бродбент (наливая виски). Скажите, когда довольно. Тим. Не слишком крепко, сэр. 
Бродбент останавливается и вопросительно смотрит на 
него. 
Ну, скажем, половина на половину. 
Бродбент, несколько изумленный этой просьбой, подливает 
еще виски и снова останавливается. 
Еще капельку. Внизу-то ведь стакан поуже. Спасибо. Бродбент (смеясь). Да, вы, ирландцы, умеете пить, ничего не скажешь. 
(Наливает немного виски в свой стакан.) А вот как мы, жалкие англичане, 
представляем себе виски с содовой. Тим. И правильно делаете. Пьянство - это проклятие моей несчастной родины. 
Мне-то приходится пить помаленьку, потому у меня сердце слабое и 
желудок плохо варит, но по убеждениям я абсолютный трезвенник. Бродбент (внезапно становясь торжественным и патетичным). Я также, 
разумеется. Я трезвенник до мозга костей. Вы не представляете себе, 
мистер Хаффиган, какие бедствия порождает в нашей стране зловредный 
союз трактирщиков, епископов, консерваторов и газеты "Тайме". Мы во что 
бы то ни стало должны закрыть питейные заведения. (Пьет.) Тим. Очень даже представляю. Страшное дело, что такое. (Пьет.) Я вижу, что 
вы добрый либерал, сэр, точь-в-точь как я. Бродбент. Я поклонник свободы, мистер Хаффиган, как всякий истинный 
англичанин. Меня зовут Бродбент. Если бы меня звали Брейтстайн и у меня 
был нос крючком и особняк на Парк-лейн, я бы носил платок национальных 
цветов, дул в грошовую оловянную трубу и облагал налогом хлеб и мясо, 
которыми питается английский народ, в пользу Лиги флота, и призывал бы 
к уничтожению последних остатков национальной свободы, и... Тим. Ни слова больше. Вашу руку. Бродбент. Но я хотел объяснить... Тим. Да я все наперед знаю, что вы скажете, сэр, каждое ваше словечко. Так, 
стало быть, думаете в Ирландию съездить? Бродбент. Куда же мне еще ехать? Я англичанин и либерал; и теперь, когда 
Южная Африка порабощена и повержена в прах, какой стране мне подарить 
свое сочувствие, если не Ирландии? Заметьте, я не говорю, что у 
англичанина нет других обязанностей. У него есть обязанности по 
отношению к Финляндии и обязанности по отношению к Македонии. Но какой 
же здравомыслящий человек станет отрицать, что первая обязанность 
англичанина - это его обязанность по отношению к Ирландии? У нас, к 
стыду нашему, есть политические деятели еще более беспринципные, чем 
Бобриков, еще более кровожадные, чем Абдул Проклятый, - и под их пятой 
корчится сейчас Ирландия. Тим. Ну, с беднягой-то Бобриковым уже разделались. Бродбент. Не подумайте, что я оправдываю убийство, боже меня сохрани! Я 
понимаю, конечно, что несчастный молодой патриот, отомстивший русскому 
тирану за обиды Финляндии, был со своей точки зрения совершенно прав. 
Но все же цивилизованный человек не может относиться к убийству иначе, 
как с омерзением. Даже в защиту Свободной Торговли я не поднял бы руку 
на своего политического противника, хотя бы он сто раз это заслужил! Тим. Ну, вы-то, конечно, не подняли бы - честь вам и хвала за это! Да-а. Так 
вы, стало быть, из сочувствия в Ирландию едете? Бродбент. Я еду, чтобы наладить эксплуатацию поместья, приобретенного 
земельным синдикатом, в котором я тоже состою акционером. Я убежден, 
что для того, чтобы сделать это поместье доходным, нужно только 
правильно его эксплуатировать, именно так, как это делается в Англии. 
Вы знаете, в чем состоит английский план, мистер Хаффиган? Тим. Знаю, как не знать. Выжать все, что можно, из Ирландии и истратить это 
в Англии. Бродбент (не совсем довольный этим объяснением). Мой план, сэр, - это выжать 
немного денег из Англии и истратить их в Ирландии. Тим. Дай вам бог здоровья, сэр! Силы вам да мочи! И чтоб тень ваша не 
становилась короче. Золотое у вас сердце, сэр. А чем я вам могу 
служить? Я весь ваш, до последней капли крови. Бродбент. Слыхали вы о городах-садах? Тим (с сомнением). Это в раю, что ли? Бродбент. В раю! Нет, это возле Хитчина. Если у вас есть полчаса свободных, 
я вам все объясню. Тим. Знаете что? Дайте мне проспект. Я возьму с собой и вникну на досуге. Бродбент. Вы совершенно правы; сейчас я вам достану. (Дает Тиму книгу 
Эбенезера Говарда и несколько брошюр.) Конечно, план города 
радиальное расположение улиц - это только один из возможных вариантов. Тим. Буду помнить, сэр. (Тупо смотрит на карту.) Бродбент. Так вот, я вас спрашиваю: почему бы не устроить город-сад в 
Ирландии? Тим (с энтузиазмом). То самое, что я хотел сказать, прямо на языке 
вертелось. Почему бы и нет? (Вызывающе.) Ну скажите-ка, почему? Бродбент. Будут трудности. Я их преодолею. Но трудности будут. Когда я 
впервые появлюсь в Ирландии, меня возненавидят за то, что я англичанин. 
За то, что я протестант, меня станут обличать со всех амвонов. Может 
быть, даже моя жизнь будет в опасности. Ну что ж, к этому я готов. Тим. Не бойтесь, сэр. Мы умеем уважать храброго врага. Бродбент. Чего я боюсь - это что меня неправильно поймут. Мне кажется, тут