Кремль 2222. Крылатское

Встав перед нами, Аким провёл рукой по окладистой бороде и зачем-то поднял посох. Все, кто был поблизости, отшатнулись: вдруг вдарит?
Провинности и грешки за каждым водились, а дядька Аким обладал редким даром их находить. Нюх… просто звериный. Некоторые за спиной дядьку колдуном звали. Только зря, конечно. Никакой он не колдун! Просто многое повидал человек, опыта на десятерых хватит. За то мой отец его и ценит. Часто зовёт к себе, советуется. И правильно: лучше с умным потерять, чем с дураком найти. Кем-кем, а дураком дядька точно не был.
Постояв с поднятым посохом, дядька Аким резким движением упер конец палки в землю и прочертил широкий круг. Распрямившись, оглядел творение рук своих. Результат ему понравился. Дядька довольно крякнул.
Лет десять назад, в годы моего детства, был он бравым ополченцем, никого и ничего не боялся, принимал участие во всех вылазках. Теперь же приставлен к новобранцам, да и чем ещё заниматься мужику, у которого вместо ноги – деревяшка, а на правой руке половину пальцев будто корова языком слизнула?
На Круге у него обязанности судьи. Судит по-честному, поблажек ни своим, ни чужим не даёт. Мировой дядька!
– Значит так! – заговорил Аким. – Круг видите? Вышел за круг – пеняй на себя. Бой проигран. Всем ясно?
– Всем, дядя Аким, – в разноголосицу ответили мы.
– То-то! – ухмыльнулся он. – Теперь остальные правила: друг дружку не калечить, за волосы не хватать, по причинным местам не лупить. Драться до первой крови, либо до пощады. Выбирайте сами по обоюдному согласию. Кто разжигать будет? Есть желающие?
– Есть, – сказал я.
– Нечай?! – удивился он.
– А что, дядя Аким? Нельзя, что ли?
– Почему нельзя?! Можно, – пожал плечами наставник. – Только…
– Что только? – спросил я, догадываясь, какие мысли сейчас бродят в голове дядьки Акима.
Как же, сын старосты, самого Добрыни! И ведь что самое смешное – когда он меня по хребтине посохом обхаживал, на эту тему вообще не заморачивался, а тут вдруг задумался.
– Ничего, – махнул рукой дядька Аким, отгоняя сомнения прочь. – С кем по жребию биться выпало?
– Не знаю. Выяснить не успел.
– Кхм… А ну, жребий покажь. Сейчас разберёмся.
Я передал ему жребий – палочку с двумя насечками.
– Вот! Держите, дядя Аким.
– У кого ещё такой? – спросил он, показывая жребий. – Короткий, две насечки…
– У меня, – басовито отозвались справа.
Я скосил взгляд в сторону говорившего и ахнул. Повезло так повезло! Мне предстояло драться с Чубарем – здоровенным детиной, приехавшим в Комплекс на смотр ополченцев.
Родом из дальней пограничной крепостицы, приглянулся бате, когда тот с проверкой по рубежам мотался. В ополчении людей не хватает, а тут в самой что ни на есть глуши пропадал парень, высокий, сильный, кровь с молоком. Ростом с моего отца, может, на полпальца пониже. А поскольку выше бати в Комплексе никого нет, ясно, почему он на Чубаря глаз положил.
Отец богатырей привечал. Давно лелеял мечту сделать из них войско наподобие кремлёвской дружины. Могучее и непобедимое.
– Выходи в круг, Чубарь! – велел дядька Аким. – И ты, Нечай, не стесняйся. Давай, коль вызвался.
Мы встали друг напротив друга. Тут-то и выяснилось, что ни в какое сравнение с Чубарем я не шёл. Проигрывал по всем статьям. Роста среднего, телосложения худощавого… Сопля соплёй!
Чубарь окинул меня презрительным взглядом, недовольно поджал нижнюю губу.
Он словно не знал, что внешность бывает обманчивой. Взять, к примеру, меня. Я хоть и тощий, да жилистый. А где силой взять не смогу, так ведь еще такая штука, как ловкость, имеется. Нам, ястребкам, ряху отъедать или брюхо отращивать нельзя. Вдруг крыло не поднимет?
«Крыло» – это по-простому, по-научному называется «дельтаплан». Только научные словечки у нас не в ходу. Да что уж… на весь Комплекс хорошо, если с полсотни народу всерьез письму обучены! Нет ни времени, ни учителей. Да и книг, если честно, фактически не имеется. Вся библиотека из сотни томов состоит, и то, треть из них дельные, а две трети – непонятно о чем. Умей, не умей… Разве что считать худо-бедно умеют, а кое-кто и то на пальцах.
Хорошо отец меня постоянно к знаниям приохочивает. У него ведь не голова, а ума палата, а в ней столько всего, что диву дашься. Благодаря отцу у меня словарный запас другим на зависть.
– Как драться будете? – спросил дядька.
– До первой крови, – опередил меня Чубарь.
Я кивнул. До крови так до крови. Мне всё равно.
– Ты это… как там тебя… Нечай! Не обижайся, если зашибу, – с деланым сочувствием произнёс Чубарь.
Вот, блин, скоморох! На публику рисуется. Мол, сделал всё, что мог, предупредил, остальное – не его забота.
– Да что там! Не обижусь, – заверил я.
С ростом и статью у меня не сложилось. Не скажешь, что Добрыни-старосты сын. Батя по палатам пригибаясь ходит, а то б всю голову поразбивал, и всё равно регулярно шишки набивает! Потолки на него не рассчитаны. Говорит, что я в мать породой пошёл, упокой её душу светлую! Погибла она, когда мне чуть больше годика было. Только-только от титьки оторвался. С той поры семнадцать лет миновало.
Чубарь стащил с себя холщовую рубаху, остался в одних штанах, подвязанных тесёмками. Поиграл мышцами, порадовал баб и девах. Те замлели, будто мужика никогда раньше не видели!
Пока он играл на публику, я разоблачился до пояса, размял руки-ноги. И спиной ощутил на себе чей-то взгляд. Обернулся, чтобы встретиться взором с Варей.
Она при нас, ястребках, лекаркой служит. Девка видная. Глаза большущие, коса до пояса, с мою руку толщиной, на щёчках ямочки. А фигурка! Эх, да как красоту такую опишешь! Картины с неё рисовать надо, раньше люди занимались и таким делом, им не только выживать приходилось, вот только я не художник.
А она на меня смотрит, пока подружки Чубаря глазками едят. И от этого взгляда у меня душа до небес как «крыло» взмывает!
Раньше я при ней робел, в словах путался, потел – хоть выжимай. А тут, откуда только взялось: такие наглость и уверенность проснулись! Даже подмигнул ей.
Варя фыркнула, отвернулась, прикинулась, что не было того взгляда. Мне не в обиду! Понял, что за меня переживает, только виду не показывает. Фасон держит!
Кстати, Чубарь, окончательно за соплю меня принял. Даже разминаться не стал. На холодную бороться решил. Ну-ну… сам виноват. Нечего носом крутить да свысока посматривать. Вдругоряд наука будет.
– Руки друг другу пожмите, – велел дядька Аким.
Чубарь с превеликим удовольствием сплющил мою ладонь. Пальцы будто попали под пресс. Дорого мне обошлась «естественная» улыбочка, но слабость показывать нельзя.
– Удачи тебе, брат Нечай, – произнёс Чубарь, пристально глядя на меня.
На его лице появилась глумливая улыбка. А вот это зря, брат Чубарь! Что бы ни думал о противнике, не показывай. Пусть в неведении остаётся. Меня презрением не возьмёшь, только раззадоришь.
– И тебе удачи, брат Чубарь, – ответил я.
Твёрдо так сказал, со значением.
Церемонии закончены. Впереди самое главное. То, ради чего собралась толпа.
– Начинайте! – рявкнул дядька Аким. – Люд честной заскучал.
Мы приняли боевые стойки. Вернее, я принял, а Чубарь лениво повернулся ко мне в пол-оборота. Сразу видно, что с опытным бойцом дела не имел. Гонял лишь своих деревенских.
От дядьки Акима ничего не скроешь. Он воробей стреляный, сразу всё понял.
– Ну-ка, Нечай, покажи этому охламону, где раки зимуют!
Тут-то Чубарь и взбеленился. Кому приятно, когда тебя «охламоном» кличут?! Кто хочешь заведётся, глаза кровью зальёт да землю грызть станет.
– Чубарь, давай по-быстрому свали этого задохлика и пошли брагу пить! – Это уже кто-то из односельчан моего противника решил поддержать знакомого. – Чего с ним возишься?
Разумеется, только по праздникам у нас выпить и можно. В обычные дни никому ни капли, да люди и сами не пьют. Некогда, весь день вертишься в заботах, даже если в округе тихо. Выжить – самое трудное дело на земле. В Москве – точно.