География растений
миром; контраст между мертвой, неподвижной массой скал, между
кажущимися почти неорганическими стволами деревьев и
оживленным растительным покровом, мягко одевающим нежной плотью даже
скелеты животных; история и география растений или историческое
изображение общего распределения растений по земному шару—
этот, еще неразработанный раздел истории мироздания; нахождение
древнейшей растительности в местах ее погребения (окаменелости,
каменный уголь, торф и др.); постепенность заселения земного шара;
передвижения растений, изолированно и общественно живущих,
и их пути; карты распространения тех растений, которые следовали
за некоторыми народами; всеобщая история земледелия; сравнение
культурных растений с домашними животными, происхождение тех
и других; изменчивость растений, в большей или меньшей степени
связанных с законом соразмерности форм; одичание одомашненных
растений (в Америке, Персии); общая запутанность, вносимая в
географию растений колонизациями,—вот мне кажется объекты,
достойные размышления и почти никем не затронутые. Я занимаюсь ими
непрерывно...»
И несколькими месяцами позже, в том же году в другом письме:
«я работаю над до сих пор еще неизвестной частью всеобщей
истории мироздания. Книга должна быть опубликована через 20 лет,
под заглавием: Идеи к будущей истории и географии растений, или
исторические данные о постепенном распространении растений по
земному шару и связи его с геогнозией».
Здесь уже не отдельные, случайно брошенные мысли, а целая
программа новой науки, не выпускавшаяся ее автором в течение
60 лет из поля своего зрения и в таком объеме еще до сих пор
полностью не осуществленная.
Возможность претворения этих мыслей в жизнь и начала их
оформления явилась при ознакомлении с тропической растительностью
Америки, где, у подножья вулкана Чимборазо, Гумбольдт
набросал свой первый опыт географии растений, изложил идеи о ней, уже
давно в нем созревшие.
В этом произведении, которым он начал длинный ряд трудов,
явившихся результатом его путешествия в Центральную и Южную
Америку, красной нитью проходит мысль о связанности всех физико-
географических явлений с живой природой в одну неразрывную
цепь. Чтобы обнять растительный мир земли не с точки зрения
описательной ботаники, стремящейся лишь к выявлению его видового
состава, а во всем многообразии его проявления, необходимо знать
все условия его географического обитания.
Если распространение растений в первую очередь зависит от
географического распределения климатических и почвенных условий,
то тем не менее ряд моментов в этом распространении не может быть
объяснен действующими в настоящее время факторами.
Эту связанность географии растений не только с пространством,
но со временем, Гумбольдт резко подчеркивал, устанавливая тесный
контакт с геологией и палеонтологией. Мы находим в его работах
данные об общности флор Восточной Азии и тихоокеанской части
Северной Америки, Южной Америки и Австралии, о непонятности
нахождения одних и тех же видов в северном и южном .полушариях;
соображения об ином распределении климатических условий в
прежнее время, обусловившем распространение южных форм в пределы
современной Арктики, устанавливаемое на основании
палеоботанических находок, получившие подтверждение в значительно позже
опубликованных работах Геера; предположения о существовании
исходных центров происхождения растительных видов, установление
которых затруднено вследствие их дальнейших передвижений, и,
наконец, о факторах—ветер, вода, животные,
человек,—обусловивших возможность этих перемещений. Таким образом, в этих мыслях
были поставлены наиболее трудные вопросы исторической
географии растений, окончательным разрешением которых мы и
сейчас, через 130 лет, не можем еще похвалиться.
Отграничивши таким образом ту часть растений, географическое
распространение которых не может быть доказано современными
наблюдениями, Гумбольдт занялся изучением климатических факторов,
определяющих распределение остальной массы растительности. Из
числа последних был выдвинут в первую очередь температурный
фактор и установлено, что не крайние температуры определяют
распределение растений, а средние, и продолжительность их действия на
растения. Температурные изменения в Андах дали ключ к
пониманию распределения растительных областей от экватора и до
полярных широт. Вместе с тем на основании точных барометрических
определений вертикальных границ распространения растений, была дана
картина изменений видового состава растительности в зависимости
от влияния высоты над уровнем моря. Эти же исследования привели
его к установлению растительных поясов в Андах, горах Мексики
ж на Тенерифе, графически представленных им в чрезвычайно инте-
ресных и показательных схемах, одна из которых публикуется ниже.
В поясе пальм и бананов (1000 м над уровнем моря) два чрезвычайно
важных исключения были установлены Гумбольдтом: нахождение
пальмы Ceroxylon andicola между 1 646—2 740 м в поясе дубов и
орешника и геликонии (из сем. банановых), образовавшей на высоте
2000 м почти непроницаемые заросли, могущие служить важным
предостережением при определении температурных условий
обитания ископаемой растительности на основании их видового состава.
Хотя Гумбольдт подверг исследованию только один
климатический фактор—температурные условия и их изменения соответственно
высоте места, остальных же, как-то влажности, интенсивности света
и др., а также почвенных условий коснулся лишь вскользь, тем не
менее в его работах мы имеем прочно заложенное и научно
обоснованное начало экологической географии растений. Здесь
нельзя не отметить тех обстоятельств, что наука о почвах возникла
значительно позже Гумбольдта, а уделение внимания влажности,
как одному из основных ботанико-географических факторов, надо
отнести уже к концу девятнадцатого столетия.
Впервые введенное в науку Вильденовым, как выше указано,
понятие об общественно и одиночно живущих растениях нашло в лице
Гумбольдта своего дальнейшего продолжателя. Уже в 1792 г. в своем
юношеском произведении «Флора Фрейберга», посвященном низшим
растениям, преимущественно грибной флоре горных шахт, Гумбольдт
дает список таких общественных растений и указывает на интерес,
который представляло бы нанесение на карту занятых ими территорий.
В немногих строках, в которых изложены эти мысли, мы имеем по
существу начало того направления в географии растений, которое уже в
двадцатом столетии получило такое интенсивное развитие и выросло в
самостоятельную отрасль географии растений, получивши название
фитосоциологии, или, как ее теперь у нас называют, фитоценологии.