В мире запахов и звуков
В брачный период особенно самозабвенно токуют тетеревиные. Пусть их песня не идет ни в какое сравнение с мелодиями малиновки, иволги и тем более соловья — не беда. Для тетерок она все равно милее самых изысканных трелей.
Тут самое время коснуться вопроса, действительно ли глухари — глухие. Дадим же слово общепризнанному специалисту по лесной дичи, писателю Сергею Тимофеевичу Аксакову (1791–1859): «В молодости моей я еще встречал стариков охотников, которые думали, что глухие тетерева глухи, основываясь на том, что они не боятся шума и стука, особенно когда токуют. Мнение это совершенно ошибочно. Во-первых, птица вообще мало боится шума и стука, если не видит предмета, его производящего, во-вторых, токующий тетерев, особенно глухой, о чем я буду говорить ниже, не только ничего не слышит, но и не видит. Народ также думал, да и теперь думает, что глухарь глух. Это доказывает всем известная, укорительная поговорка, которою подчуют того, кто, будучи крепок на ухо или по рассеянности чего-нибудь не дослышал: „Эх ты, глухая тетеря“. Глухарь, напротив, имеет необыкновенно тонкий слух, что знает всякий опытный охотник…
К токующему косачу ранней весною можно подходить не только из-за дерева, но даже по чистому месту, наблюдая ту осторожность, чтоб идти только в то время, когда он токует, и вдруг останавливаться, когда он замолчит; весь промежуток времени, пока косач не токует, охотник должен стоять неподвижно, как статуя; забормочет косач — идти смело вперед, пока не подойдет в меру» («Записки ружейного охотника Оренбургской губернии»).
Существует старый анекдот о том, как два подвыпивших кавказца спорили, какое же самое страшное в мире животное. Один утверждал, что это «уж», который «ползет, шипит, все на своем пути сжирает». Второй настаивал, что это животное — «цапл», который «стоит в болото на одна нога, ужа хвать — и проглотил». В ходе жаркого спора гипотетический страшный уж поочередно выползает у проглотившей его цапли из различных естественных отверстий, и продолжает «ползти, шипеть, все на своем пути сжирать». Но «цапл» тоже не сдается, прислоняя эти самые сакраментальные отверстия к стенке и блокируя ужу выход. Наконец, когда уж собирается выползти из ушей у «цапла», один из спорщиков удовлетворенно замечает, что у «цапла то ушей и нет», и ставит этим точку в споре — т. е. ужу деваться больше некуда.
Отбросив в сторону все абсурдные фантазии этого странного сюрреалистичного анекдота, зададимся вопросом, а действительно ли «у цапла ушей нет?»
С точки зрения биолога это не так, птицы, как было показано, прекрасно слышат, особенно совы. А вот с точки зрения рядового обывателя, который под словом «ухо» понимает ушную раковину, у птиц ушей не бывает. Точно так же как нет ушных раковин у насекомых, рыб, лягушек, ящериц.
Ушные раковины в ходе эволюции появились только у млекопитающих. Они собирают звуки, усиливают их и направляют внутрь головы, в узкий ушной канал, где спрятаны барабанные перепонки. Но если ушные раковины собирают и усиливают звуки, то, наверное, лучше слышат те звери, у которых уши большие? Конечно. Особенно большие уши бывают у ночных животных, так как они охотятся в полной темноте и зрение им помогает мало. Взять хотя бы пустынную лисичку фенека, у которой уши больше всей головы. Днем фенек отсыпается у себя в норе, а ночью выходит на промысел. Услышит в темноте шорох ящерицы на песке — бросится и поймает. Услышит, как тушканчик лапками топочет, и — прыг! А тушканчик — в сторону, и поминай, как звали. Ведь и у него уши большие и чуткие — чтобы услышать врага вовремя.
Самые большие ушные раковины из всех животных — у слона. Так что же, слон и слышит лучше других животных? Оказывается — нет. У слонов лучше других органов чувств развит не слух, а обоняние. В незнакомом месте слоны обнюхивают все, даже почву под ногами. В высоких травах они с помощью поднятого хобота безусловно лучше улавливают запахи, чем животные, которые не могут поднять нос над травой. Своих сородичей слоны чуют на расстоянии до 5 км. Они опознают их, прежде, чем увидят, по одному только присущему каждому слону индивидуальному запаху.
Слоны слышат также хорошо, но их хороший слух не определяется громадной величиной их ушных раковин. Большие уши предназначены для другого: слоны не потеют, и у них постоянно возникают проблемы с перегревом тела, вот тут-то и помогают большие уши. Даже незначительное повышение температуры может принести слону гибель. А между тем у слона, по сравнению с его массой, поверхность кожного покрова, через которую совершается теплообмен, относительно невелика. Слон весит столько же, сколько 48 человек, в то время как поверхность его кожного покрова соответствует поверхности кожи всего 12 человек. Для наглядности представим себе глубокую тарелку с горячим супом. Поверхность у нее небольшая, и приходит немало времени, прежде чем суп остынет. Если же зачерпнуть его ложкой, да еще подуть, то суп остынет быстрее: поверхность ложки, по сравнению с объемом находящейся в ней жидкости, больше, чем в тарелке. Увеличивает поверхность охлаждения и слон, растопыривая свои огромные уши, размер которых достигает шести квадратных метров. Перегретая кровь по тонким сосудам распределяется по всей поверхности ушей и быстрее охлаждается. К тому же, слон обмахивается ушами, как веером. Вот почему у саванного слона, в местах обитания которого мало тени, уши больше, чем у слона, живущего в лесах. У африканского слона четко различаются два подвида: большеухий саванный слон и меньший по размерам круглоухий лесной, с гораздо меньшими ушами.
Все азиатские слоны — сугубо лесные жители, вот почему и уши у них почти в три раза меньше, чем у африканских саванных слонов. Интересно, что ушные раковины африканских саванных слонов по своей форме напоминают очертания африканского континента, а у азиатских — полуострова Индостан, причем сохраняется относительная разница в площадях Африки и Индии. У вымершего ныне мамонта, обитавшего в регионах с прохладным климатом, уши также были относительно небольших размеров. Все это доказывает, что огромные ушные раковины саванных слонов предназначены не столько для концентрации звуковых волн, сколько для усиления теплоотдачи.
Кто видит ушами?
Бывали ли вы когда-нибудь в пещерах? Это удивительный, ни с чем не сравнимый мир, мир полной и абсолютной тишины, и темноты. Ни малейшего проблеска света не проникает уже за пятьдесят-сто метров от входа в пещеру, можно смело вынимать из кассеты фотопленку, она не засветится. Мне довелось побродить по удивительным карстовым пещерам Абхазии, где «растут» целые леса сталагмитов, а навстречу им сверху свисают занавеси сталактитов. Блуждал я по Аджимушкайским каменоломням в Керчи и каменоломням Одессы, посещал пещерные города Крыма и Индии, опускался в рудники Донбасса и Уэльса, ходил по пещерным некрополям Киево-Печорской Лавры, Псково-Печорского монастыря, Черниговских монастырей. Словом, у меня было достаточно времени, чтобы познакомиться с подземным миром пещер.
Но только дома, в шестидесяти километрах от Петербурга, в Саблинских пещерах, вырытых в песчаниковых берегах реки Тосно, я впервые задумался об обитателях этого подземного мира. Теплый свет свечи однажды высветил на потолке одного из Саблинских подземных тоннелей странные меховые комочки. Присмотревшись к ним поближе, я увидел, что это целая колония летучих мышей, висящих вниз головой, сложив крылья. Так значит, пещеры обитаемы? Еще как обитаемы! Так, в Бракенской пещере на юге США обитает свыше двадцати миллионов летучих мышей. В нашей стране таких крупных колоний летучих мышей не встречается, хотя в некоторых пещерах Кавказа и Средней Азии насчитывается до нескольких десятков тысяч особей. В одни убежища летучие мыши прилетают только на дневку в теплое время года, в других они зимуют.
Как же ориентируются летучие мыши в глубине подземных лабиринтов? Как им удается в кромешной тьме не наталкиваться на стены и выступы скал в своем стремительном полете? Приспособление зрения к ночному видению, свойственное большинству наземных животных, становится совершенно бесполезным в условиях абсолютной темноты подземелий. Обоняние и кожно-мышечное чувство так же бессильны им помочь, так как запахи практически не несут информации о препятствиях, а кожная чувствительность возможна лишь при непосредственном контакте с предметом, что исключено для летающих животных. Остается только слух. Но, как я уже говорил, подземный мир — это мир безмолвия, и ни одна из стен не будет предупредительно причитать, если кто-либо захочет разбить об нее лоб. Но как же все-таки удается ориентироваться в абсолютной темноте летучим мышам? Долгие годы, века, тысячелетия это оставалось загадкой.
